Глава 8 «Эфир Шустов, Валентин Стрелкин»

В Научно-исследовательском институте дальней радиосвязи (НИИДАР) мне была назначена встреча на 15.00. Кандидат технических наук Эфир Иванович Шустов, один из ближайших сотрудников бывшего главного конструктора системы ЗГРЛС Франца Кузьминского по телефону объяснил, что до этого времени должны завершиться все текущие совещания и планерки. Так что можно будет поговорить в более спокойной обстановке, чем в утренние часы. От станции метро «Беговая» до метро «Преображенская площадь» ехать в подземке менее часа с одной пересадкой. За пятнадцать минут до назначенного времени вышел из вестибюля станции метро по соседству с комплексом зданий загадочного НИИДАРа. Красивая аббревиатура названия столичного НИИ завораживала. Казалось, что за этим созвучным и красивым сокращением скрывалась, какая-то весьма загадочная, секретная деятельность, абсолютно недоступная простым москвичам и гостям столицы, которые по своим делам посещали Преображенскую площадь.

За время учебы в Военно-политической академии им. В.И. Ленина много раз проезжал через суетливую Преображенскую площадь мимо зданий НИИДАР. Академическая квартира находилась на Алтайской улице в районе Гольяново. Нередко было удобно прямо на площади трех вокзалов сесть в троллейбус. И на конечной остановке выйти у обычной московской уже довольно старой девятиэтажки, где располагалась в коммунальной квартире казенная академическая одиннадцатиметровая комнатушка. На оживленном перекрестке Преображенской площади всякий раз удивлялся причудливой архитектуре полукруглого сооружения, необычно по тем временам облицованного затемненными стеклянными панелями. Строений такой оригинальной конструкции, облицованных стеклопакетами в алюминиевых рамах, тогда вообще было мало в столице. Невольно всякий раз разбирало любопытство, для какой цели построено подобное здание, какие люди в нем работают, чем занимаются? И вот это архитектурное чудо, правда, с давно немытыми стеклянными панелями оказалось передо мной всего в нескольких шагах. Тогда подумалось, мол, наконец-то узнаю, что скрывается внутри этого полукруглого стеклянного сооружения.

Довольно крепкий мужчина в милицейской форме, вполне вероятно сотрудник специальной службы, полистал увесистую и довольно замызганную канцелярскую учетную книгу. Нашел в ней заявку на разовый пропуск для меня. Не торопясь его выписал. При этом предупредил, чтобы на обратном пути разовый пропуск я не забыл сдать на вахту и чтобы в институте расписались, где я был и когда покинул территорию НИИ. Во время этой процедуры к вертушке проходной подошел среднего роста, лет пятидесяти мужчина и, спросив у меня фамилию, в ответ представился Эфиром Ивановичем Шустовым.

– Все же решил вас проводить к себе в отдел, — обратился он ко мне довольно приятным баритоном, — иначе наверняка заблудитесь в наших лабиринтах. Пойдемте, Валентин Стрелкин нас уже ожидает и, наверное, чай подготовил.

Сопровождение Шустова во время передвижения по коридорам и лестницам НИИДАР оказались не лишним. Кабинет ученого располагался в старой части знаменитого института. Новый человек в здании вполне мог потерять ориентацию и заблудиться в закоулках, в тупичках с закрытыми дверями или по узким переходам выйти в совершенное другое здание. Но Эфир Иванович был здесь своим кадром и прекрасно ориентировался в старом здании. При этом он негромко рассказывал мне на ходу историю своего института.

– НИИДАР ведет свою трудовую биографию еще с 10 ноября 1916 года. Тогда Преображенская площадь называлась Преображенской заставой. Там в корпусах располагалась вторая автомобильная рота Технического управления русской армии. Вот на ее базе и образовалось авторемонтное предприятие, — на ходу рассказывал Эфир Шустов, — на русско-германском фронте повреждалось очень много автомобилей, а перед войной не были созданы мощные ремонтные части. Вот и были спешно организованы в Москве на Преображенской заставе авторемонтные мастерские для восстановления в основном грузовых автомобилей иностранного производства «Паккард».

В 1918 году это был уже полноценный авторемонтный завод. Ну а в 30-х годах заводу был присвоен номер 37 Спецмаш-треста. Он так сказать стал почтовым ящиком. Предприятию так же присвоили почетное имя Серго Орджоникидзе. Завод стал выпускать легкие танки Т-27, Т-37, Т-38, Т-40, Т-60, Т-70. До конца Великой Отечественной и несколько лет после нее завод выпускал боевую бронетехнику».

А в 1949 году на заводе № 37 было создано опытное конструкторское бюро, которое в спешном порядке занялось разработкой радиолокаторов. С 1950 года на предприятии начался серийный выпуск знаменитой РАС П-20, которая за расположение лепестков антенн получила цветочное название «Ромашка». Этот радар получился таким надежным, что работал в любых условиях в пустынях, заполярной тундре, высокогорье, тропических болотах. Именно за неприхотливость и безотказность индийские военные назвали П-20 «русским самоваром». Вот с этого уникального радара и началась радиоэлектронная биография одного из старейших российских предприятий радиоэлектронной промышленности. Здесь создавались особо сложные боевые радиотехнические системы вооружения.

В конце 50-х годов именно в НИИДАРе был создан первый в мире радиолокатор для противоракетной обороны. Он на большом расстоянии обнаруживал баллистические цели. Тогда впервые в мире ниидаровскими учеными и конструкторами была решена сложнейшая научно-техническая проблема по значимости равносильная созданию пилотируемой космической техники. Так же здесь создавались сверхмощные радары для ПВО Москвы и системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН). А в 60-е годы специалисты НИИДАРа, в то время он еще назывался Научно-исследовательский радиотехнический институт (НИРТИ), начали работы по созданию загоризонтных, сверхдальних боевых локаторов. Одним словом за оригинальным фасадом этого института крылись такие тайны, за которыми охотились, наверное, все разведки мира. Но в конце пресловутой горбачевской перестройки режим секретности в НИИДАРе значительно ослаб. Пропуск, в прежде совершенно закрытый научный центр, мне был оформлен без особых проблем.

Прилично походив по этажам и коридорам, мы с Эфиром Ивановичем, наконец, зашли в небольшую комнату, в которой непонятным образом уместилось несколько стульев, пара канцелярских столов, да еще два книжных шкафа. Помню, что эта обстановка тогда меня несколько озадачила. Представлялось, что ученые разрабатывают свои системы в особенно комфортных условиях. А тут ворохи каких-то бумаг, папок на столах, книжные шкафы до отказа заполненные опять же различными папками и книгами. Но не случайно говорят, что первое впечатление обманчиво. То, что я услышал и записал в этой неказистой, пропыленной и прокуренной комнате, с давно немытыми стеклами окон было настоящим, ярким детективом из реальной жизни. Причем все это случилось с моими собеседниками в те годы, когда я еще учился в химико-механическом техникуме, а потом в Высшем военно-политическом училище Войск ПВО страны. Там на училищном полигоне мы курсанты случайно узнали от уважаемого нами преподавателя о работах по созданию удивительных могучих радаров. И вот передо мной сидели, пили чай и рассказывали о своей работе именно те люди, которые стояли у истоков зарождения советской боевой системы ЗГРЛС. Именно о них, об их творческом поиске и труде, так походя и зло, написала в 1990 году ежедневная, с миллионным тиражом газета «Советская Россия». Что именно эти авантюристы подхватили подброшенную из-за океана в Советский Союз заведомо ложную идею загоризонтных радиолокационных станций, на которую были бездумно ухлопаны миллиарды советских рублей.

Расшифровка диктофонной записи беседы Эфиром Ивановичем Шустовым и Валентином Николаевичем Стрелкиным.

«Загоризонтная локация вообще уникальна. Потому, что именно среда, в которой распространяются радиосигналы, непосредственно определяла тактико-технические характеристики ЗГРЛС. А эта среда, в свою очередь, на дистанции в тысячи километров, характеризуется переменным состоянием ионосферы и тропосферы, сезонно-суточными изменениями физических свойств канала распространения радиоволн, огромным уровнем помех от промышленных предприятий. Все это непосредственно влияет на энергетические возможности и работу самой ЗГРЛС. Поэтому Франц Александрович Кузьминский задумал боевую ЗГРЛС, как автоматическую сложную радиоэлектронную систему, в которой боевому расчету отводилась лишь контролирующая и обслуживающая роль. Весь процесс обнаружения и сопровождения баллистических ракет на огромных расстояниях должен был происходить в автоматическом режиме.

Было разработано несколько проектов боевой системы ЗГРЛС. Под руководством Франца Александровича проводились различные научно-исследовательские работы. Именно Кузьминский предложил еще молодому инженеру Валентину Стрелкину должность начальника лаборатории. Потом он его выдвинул начальником николаевского филиала НИИДАР. Ныне это Украинский радиотехнический институт. Николаевский полигон НИИДАРа был ничем иным, как опытным образцом загоризонтной РЛС. Ее эскизный проект был утвержден еще в 1966 году.

В наш институт Франц Александрович Кузьминский пришел в 1964 году на должность главного инженера из известного КБ-1, где под руководством Александра Андреевича Расплетина участвовал в создании системы ПВО Москвы «Беркут», получил громадную полигонную практику. Расплетин умел подбирать себе сильных сотрудников, так сказать селектировал людей по способностям. В НИИДАРе главный инженер Кузьминский, по сути, был еще и научным руководителем. Без его непосредственной поддержки проект опытной ЗГРЛС не был бы реализован.

В тот период Эфир Иванович Шустов был начальником головной тематической лаборатории по загоризонтной локации. По этой научно-технической теме шла очень активная работа. Уже строился николаевский радиоцентр. Так что Кузьминский у истоков загоризонтной радиолокации не стоял. До него главными конструкторами — научными руководителями темы ЗГРЛС были Ефим Штырен, Николай Лобышев, потом Владимир Васюков. Под руководством Васюкова учеными Богдановым, Гришиным, Замориным, Калининым, Па-хомовым был сделан эскизный проект николаевского опытного загоризонтного объекта 5Н77. В 1966 году по проекту «Дуга-2» было специальное Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР.

Приход Кузьминского в НИИДАР главным инженером беспокоил многих сотрудников, в том числе и Эфира Шустова. Свое необычное имя он получил от отца-сибиряка. В молодости Иван Петрович Шустов служил в первом радиополку Рабоче-крестьянской Красной Армии. Вот и назвал своего сына Эфиром, в честь пространства, где распространялись радиоволны. Свое весьма необычное имя Шустов младший оправдал. Стал учиться радиоделу. Правда, было несколько попыток сменить имя. Но потом отказался, что богом и отцом дано, то навсегда. Никогда потом младший Шустов не встречал такого имени. (Прим. автора. Ныне Эфир Иванович Шустов — доктор технических наук, профессор, академик Международной академии информатизации).

После изучения научных тем, которые вел коллектив НИИ-ДАРа, главный инженер Кузьминский стал критиковать разработчиков ЗГРЛС по ряду технических вопросов. Он считал, что зондирующий сигнал ЗГРЛС должен быть импульсным и большой мощности в сотни мегаватт. Неодобрительно высказывался об антенне. Трения с учеными были и по другим проблемам. Это не устраивало фактического руководителя создания николаевского опытного радара Юрия Кузьмича Гришина, который был начальником отдела по ЗГРЛС. У него были реальные опасения, что Кузьминский поменяет саму идеологию построения николаевского объекта. Однако опытный, уже в годах (в тот период ему было около сорока пяти лет) Франц Александрович понимал, что старая команда будет отстаивать свои взгляды на построение ЗГРЛС. Без боя ему не уступят. Но противостояния ученых не произошло. Главный инженер не стал настаивать на правоте своих критических оценок и предложений. Кузьминский поступил довольно мудро. Мол, вы ребята действуйте, продолжайте делать свой опытный радар. Однако, надо думать и о будущем — головном образце боевой ЗГРЛС, а потом и системе загоризонтной локации, которая вошла бы в систему предупреждения о ракетном нападении Войск ПВО страны, создававшуюся тогда под руководством академика Минца. Уже был проект этой комплексной системы.

Главный инженер НИИДАР вник в проект опытной николаевской ЗГРЛС и буквально полюбил эту тему. В тот период Франц Александрович много и внимательно работал над документами по опытному радару. Он вникал во все детали, изучал чертежи систем и устройств. Для него это была новая тематика и очень сложная. Со стороны было видно, что он буквально вгрызался в тему. Отчетливо понимая перспективу боевой за-горизонтной локации, он отказался от влиятельной должности главного инженера НИИДАР и взял на себя тяжелейшую обузу главного конструктора ЗГРЛС. Тогда в военно-промышленном комплексе страны неписанным правилом было, что именно главный конструктор пожизненно отвечает за свое детище. Пожизненно! Вот так Франц Александрович Кузьминский, которого мы, его ближайшие сотрудники, называли Александром Александровичем, в 1968 году стал главным конструктором научно-исследовательского отделения №3 (НИО-3) НИИДАР.

Он начал свою деятельность с создания нормальных условий для персонала НИО-3. Ведь для нашей работы по опытной ЗГРЛС были выделены всего два старых, еще предвоенной постройки, складских корпуса. Нечего и говорить в каких условиях приходилось работать. Это явно не устраивало Кузьминского. Он использовал свои возможности и пробил проект, а также финансирование перестройки этих складов. В тот период, когда буквально каждая копейка в государстве была на учете, это было равносильно крупному коммерческому успеху. Сам Кузьминский сделал генеральную перепланировку старых корпусов, составил проект перестройки, сделал смету расходов на строительство. Но рабочих взять было неоткуда. Они тоже, как и средства, и стройматериалы в государстве были острейшим дефицитом. Вот и предложил Франц Александрович каменщиками, плотниками, штукатурами и малярами на время стать нам — ученым и инженерам. Были созданы бригады. При этом часть персонала НИО-3 трудилась над разработкой опытного загоризонтного локатора, а другая часть, для того, чтобы не мешать основному делу, в вечернее время, по выходным перестраивала старые склады. При этом Кузьминский занимался и созданием надежного научно-производственного коллектива. Он сам отбирал в НИО-3 специалистов. За год наш коллектив со 117 инженеров и конструкторов вырос до 1000 специалистов по приемникам, передатчикам, антеннам, контролирующей аппаратуре. Кузьминский добивался того, чтобы в НИО-3 можно было решать все проблемы ЗГРЛС с минимальным привлечением смежных коллективов, которые были до предела загружены своей работой, а сторонние задачи решали часто впопыхах и не всегда качественно.

Главный конструктор НИО-3 был поистине многопрофильным специалистом. Он до тонкостей разбирался во всех проблемах будущего гигантского локатора. Ему во всем помогали заместители главного конструктора Эфир Иванович Шустов, Иван Сергеевич Брылев, Юрий Кузьмич Гришин, Виктор Николаевич Кондратов.

В 1968 году, наряду с работами над опытным образцом, Франц Александрович Кузьминский вместе с Эфиром Ивановичем Шустовым и коллективом сотрудников НИО-3 пишет инженерную записку по боевой загоризонтной системе. Этот объемный научный труд послужил основанием для Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР по созданию боевой системы ЗГРЛС. Далее Кузьминский стал делать эскизный проект боевых локаторов 5Н32 и аванпроект всей боевой системы ЗГРЛС.

– Это был первый серьезный научный труд Франца Кузьминского, как главного конструктора боевых ЗГРЛС, — вспоминал Эфир Шустов, — в тот период Франц Александрович и сложился, как главный конструктор загоризонтных станций.

После утверждения проекта опытной ЗГРЛС разгорелись нешуточные дебаты, где ее строить? Какое место в стране наиболее для этого подходит? В начале опытный радар предлагали построить на Камчатке. Вблизи от американских ракетных баз, вдали от полярной шапки ионосферы, свойства которой представляли загадку для ученых. Предполагалось, что одни антенны этого экспериментального локатора будут повернуты вглубь Советского Союза и направлены на наши полигоны, а другие повернуты на ракетные базы США. Однако против такого варианта выступили начальник 4 ГУМО генерал-полковник Георгий Филиппович Байдуков, начальник 5 управления 4 ГУМО генерал-лейтенант Михаил Иванович Ненашев, другие генералы и офицеры. По их мнению, строительство ЗГРЛС на Камчатке будет очень дорогим. Оно, мол, не поддается калькуляционным финансовым оценкам. Никто даже приблизительно не мог назвать точную сумму стоимости радара. Все материалы будут доставляться туда судами с материка. Обслуживающий персонал и строители доставляться самолетами. Из-за этого возникнут всевозможные задержки. Очень многие факторы могли повлиять на значительное удорожание создаваемого объекта. Поэтому выбран был николаевский вариант на Украине. По оценке экспертов он обходился казне в 120 миллионов рублей. Тоже весьма по тем временам значительная сумма. Для примера, жилой 9-ти этажный б-ти подъездный дом в столице стоил около 800 тысяч рублей. К сооружению опытного радара на площадке под Николаевом была подключена мощнейшая научная, промышленная, строительная кооперация всего Советского Союза.

Осенью 1971 года председатель комиссии по выбору мест дислокации боевых ЗГРЛС генерал Коломиец и заместитель главного конструктора Шустов выбрали места для строительства боевых объектов. На Западе Советского Союза были определены точки под Киевом, Минском, Кировоградом. На Дальнем Востоке под Комсомольском-на-Амуре. В системе было запланировано еще и размещение мощного локатора в середине государства. Но на него не хватало денег. Поэтому привязку его к месту расположения оставили до лучших времен.

После опубликования в научной литературе в 1946 году эффекта Николая Кабанова в США начали эксперименты по за-горизонтному лоцированию баллистических и аэродинамических объектов. В Советском Союзе работы по загоризонтной радиолокации в коротковолновом диапазоне радиоволн начались в 1958 году после утверждения Постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР научно-исследовательской работы «Дуга». Научным руководителем НИР был Ефим Семёнович Штырен. Под его руководством работали ученые Бурдэ, Быков, Какузин, Корадо, Шамшин (будущий министр связи и другие.

В 1961 году НИР «Дута» была завершена. Она показала потенциальную возможность создания принципиально новых мощных загоризонтных радиолокаторов. Эти работы продолжились по теме «Дута-1» до 1964 года. Под Мурманском и Ригой для исследований были созданы два стационарных пункта, а также пять подвижных измерительных пунктов. Потом работы проводились по теме «Дута-2». Их возглавил главный конструктор Васюков. Однако все эти изыскания для понимания физических аспектов загоризонтного лоцирования дали очень немного. Так и не были получены фундаментальные научные сведения о необычном сверхдальнем лоцировании, необычных радиолокационных объектах в виде баллистических ракет и их плазменного следа в ионосфере. Не было точных данных об участии в лоцировании необычной среды — ионосферы, с постоянными изменениями её состояния, воздействии на весь этот сложный процесс солнечной активности. Необычным был и сам объект локации — плазменное облако, которое образовывалось в результате прохода ракеты через слои ионосферы и тропосферы на активном участке полета до момента выключения двигателей. Образовывалось огромное, двигающееся, динамичное пятно, которое обладало отличными от внешней среды свойствами. Его то и можно было обнаруживать на фоне различных помех. Однако страна не располагала конкретными теоретическими или экспериментальными данными о сущности самой ионосферы во время прохождения через нее объекта лоцирования — баллистической ядерной ракеты.

В основных развитых странах мира тоже настойчиво искали реальное применение эффекту Николая Кабанова. Но в тех же богатых США, Франции, несмотря на проделанную большую исследовательскую работу так и не смогли значительно продвинуться в исследовании загоризонтного лоцирования. А перспектива была весьма заманчивой. Два-три суперлокатора могли радиолокационным полем обволакивать всю планету и выявлять все воздушные и космические цели в интересах обеспечения безопасности государства. В зарубежной научной литературе просачивались крохи информации о ведущихся работах по загоризонтной радиолокации. Дальше всех в этом направлении практически продвинулись США.

Они разместили на Тайване мощные передающие средства с гигантскими антенными системами и просвечивали со стороны Востока на Запад всю территорию СССР и страны Варшавского договора. В ФРГ, Франции, Англии, Испании и даже нейтральной Швейцарии размещались американские военные приемные пункты этой мощнейшей загоризонтной системы, работающей по принципу «на просвет». Таким образом, США контролировали старты советских ракет с полигонов Байконур, Капустин Яр, Плисецк. Классическая идея в классической радиолокации, когда приемник стоит за объектом лоцирования. Однако физические свойства сигнала в радиолокации на просвет значительно отличаются от свойств обратного сигнала, отраженного от объекта лоцирования. До-плеровское смещение при лоцировании на просвет очень небольшое и составляет буквально единицы герц. Поэтому американцы строили очень большие, дорогостоящие и технически сложные фильтрационные системы, которые выделяли очень маленький сигнал от цели при лоцировании на просвет на фоне огромных помех. Однако в этом варианте нельзя было определить направление движения объекта. В 1963-1965 годах мы в Советском Союзе своими техническими средствами наблюдали за сигналами американских радаров, работающих на просвет. Видели их физическую природу и понимали, как трудно обнаруживать такими РАС баллистические ракеты. Поэтому нас не устраивала загоризонтная радиолокация на просвет. Да и негде было за территорией США размещать приемники сигналов. По этим причинам и была принята схема загоризонтной радиолокации по отраженному сигналу. Советский радиолокатор строился по классической схеме приемо-передатчика с соответствующими антеннами. Но и здесь было не все так просто. Почти в два раза по сравнению с американскими локаторами на просвет терялась мощность сигнала на трассе. Нужны были очень мощные энергетические средства, которые бы позволяли компенсировать эти потери. Попросту необходимы были мощнейшие передатчики и специальные приемники, которых до этого еще никто в мире не строил. При этом надо было решать еще и сложнейшую проблему выделения на фоне помех сигнала, возвратившегося от объекта лоцирования. В тот период раздумий, дебатов начальник 5 управления 4 ГУМО генерал-лейтенант Михаил Иванович Ненашев, как-то отметил, что нужно все же потратиться на опытный локатор. Зато потом будем уверены, что построим надежную боевую ЗГРЛС. Этим генерал оказал весомую поддержку Кузьминскому. Под Николаевом началось строительство невиданного еще в мире супергигантского опытного радиолокатора.

В начале, строительство и монтаж аппаратуры опытной ЗГРЛС возглавлял Ефим Семенович Штырен, после него Николай Лобышев, затем Юрий Гришин. Но конструкторские испытания, организация и проведение уникальных глобальных экспериментов и, так сказать, доводка всего радара до ума уже велись под руководством главного конструктора Франца Александровича Кузьминского.

В 1970 году стали из земли подниматься стены сооружений опытного радара, расти антенны. Опытная ЗГРЛС получалась весьма внушительной. Ширина приемной антенны была 300 метров, высота 135 метров. Для устойчивости этого огромного, ажурного сооружения в фундамент были заложены 2000 кубометров бетона. По подземному коллектору к антенне от ЗГРЛС проходили все кабели и устройства управления антенной. На самой антенне размещались 330 вибраторов. Каждый размером 15 метров и диаметром 0,5 метра.

Передающая антенна была шириной 210 метров, высотой 85 метров. Под её фундамент были уложены 1500 кубометров бетона. Здание ЗГРЛС по фронту было длиной 90 метров. В нем располагались 26 передатчиков каждый размером с небольшой двухэтажный дом. Номинальная мощность каждого передатчика была 50 киловатт. И это в коротковолновом диапазоне распространения радиоволн, где минимальной мощности передатчика радиолюбителя вполне хватает для радиосвязи со всем миром. Общая мощность сигнала ЗГРЛС посылаемого в пространство, складывалась из мощностей всех 26 передатчиков уже в пространстве. Для всех сигналов передатчиков задавались начальные фазы и амплитуды с целью формирования диаграммы направленности с соответствующими параметрами.

В 1971 году завершилось строительство сооружений и зданий гигантского радара, которого еще не было на планете Земля. Предприятия ВПК завершили производство заказанной аппаратуры. Надо было ее монтировать. Однако у строителей практически по всем объектам было много незавершенной работы. Формально Кузьминский мог не приступать к монтажу сложнейшей аппаратуры. Делать это возможно было только после принятия госкомиссией у строителей всех объектов. Однако это могло растянуть еще на годы создание опытной ЗГРЛС. И тогда Кузьминский решает не ждать завершения строительных работ. В 1971 году в незаконченные еще объекты вошли все службы главного конструктора от научных подразделений до инженерно-технологических. Еще в не полностью доделанных строителями зданиях стала монтироваться радиолокационная техника. Причем аппаратура приемников и передатчиков была разнесена на 25 километров. Поэтому для координации и лучшего выполнения работ на передающей и приемной позициях создаются специальные воинские части и две службы главного конструктора. Из единого центра Франц Кузьминский управляет единым коллективом, который возводил гигантскую РАС в двух точках. Буквально ежедневно возникали различные проблемы, которые приходилось лично решать главному конструктору.

Первые изготовленные и вывешенные на антенное полотно вибраторы не выдерживали нагрузок. От большой вибрации начала рваться проволока излучающей поверхности. Главный конструктор Кузьминский и антенщик Бубнов стали решать, как выйти из сложного положения. На завод отправлять вибраторы слишком накладно и долго. Вот и стали реконструировать излучающие системы прямо на объекте. Были созданы бригады специалистов, которые прямо в полевых условиях переделали вибраторы. Причем точность изготовления изделий была заводской. Их проверили на прочность в построенной тоже на объекте аэродинамической трубе.

До 70-х годов разрабатывающие институты не брали на себя комплексную задачу сложения мощностей сигналов передатчиков в эфире. Они только решали задачу проектирования и построения локального передатчика. А дальше, мол, главный конструктор может делать с устройством все, что захочет. Хитрили коллеги по науке. Не хотели брать на себя ответственность за решение сложной научно-технической задачи. Тогда еще наука мощного радиоприборостроения базировалась на таких вещах, как сложение передающих мощностей на 50 киловатных мостах типа «Белка». И если мощности складывались по амплитуде, то достигался большой выигрыш, а если этого не происходило, то не получались ни диаграмма направленности, ни предельная дальность действия. Кузьминский смело взялся и за решение этой непростой задачи. Была создана специальная лаборатория в НИО-3. Ее начальником был назначен молодой ученый Валентин Стрелкин. И он решил проблему сложения мощностей передатчиков в эфире. На передающей позиции так же активно трудились Ю. Маркешкин, Ю. Отряшенков, В. Квасников, В. Бочков и другие ученые и конструкторы НИИДАР.

Ко всему еще Днепропетровский машиностроительный завод задерживал изготовление, монтаж и ввод передатчиков в эксплуатацию. Это были уникальные устройства. Таких еще не производили в Советском Союзе. Прообразов, где бы поучиться, не было. Передатчик был уникален по количеству режимов работы, полной автоматизации перестройки работы по режимам, частоте. Но самое главное, это качество излучаемого сигнала. На вход передатчика должен был поступать высококачественный сигнал. На выходе он должен был появляться точно таким же по своим физическим параметрам, но значительно усиленный по мощности и без различных наслоений на саму структуру этого сигнала. Иначе не получится ло-цирование на сверхдальних расстояниях. Причем все 26 гигантских передатчиков опытной ЗГРЛС должны были выдавать абсолютно одинаковые сигналы.

В тот период Кузьминский часто выезжал на Днепропетровский машиностроительный завод. Общался с дирекцией, инженерами, рабочими. Видел, как трудно идет работа. И тогда он точно спрогнозировал, что именно из-за проблем с передатчиками не сможет уложиться во время, отведенное на конструкторские испытания всего николаевского опытного комплекса загоризонтной локации. За все отвечал главный конструктор. За срыв испытаний стратегического объекта он вполне мог лишиться должности и партийного билета члена КПСС. Тогда за невыполнение плана, особенно в оборонной промышленности, весьма строго спрашивали. И Кузьминский принимает решение взять на себя, на НИО-3 работу по сооружению, монтажу и испытанию передатчиков. Так сказать, смело взялся за дополнительную нагрузку, состоящую в том, чтобы своими силами устранить отставание от плановых заданий Днепропетровского машиностроительного завода. Не каждый руководитель мог на такое решиться. Но Кузьминским двигала идея дать стране и обороне могучее средство радиолокационной разведки против ядерных ракет США. Из НИО-3 и других подразделений НИИДАРа были созданы несколько бригад в помощь заводчанам. Это решение главного конструктора было ключевым в эпопее с передатчиками. В итоге днепропетровцы сдали военной приемке 15 передатчиков, а команда Кузьминского —11.

Передатчики стали поступать на монтаж в виде набора узлов — силовые трансформаторы, силовые шкафы, трансформаторы, шкафы оконечного каскада. Их нужно было точно выставить, соединить со всеми устройствами и узлами, устранить производственные ошибки. При этом работать приходилось нередко под опасным для жизни человека напряжением. И слава богу, что благодаря грамотности институтских специалистов не было среди них потерь. К сожалению, у днепропе-тровцев были потери. При монтаже мощных передатчиков были нарушены правила техники безопасности и отключена блокировка шкафов. Несколько человек были убиты током, несколько стали инвалидами.

И вот 7 ноября 1971 года николаевская опытная ЗГРЛС впервые вышла в эфир. С трудом управлялся объединенный передатчик. К тому времени только 10 передатчиков могли работать под централизованным управлением и синхронно излучать мощность в пространство. На приемной площадке Кузьминский, генералы и другие специалисты увидели на экране электронно-лучевой трубки отраженный от факела ракеты сигнал. Это говорило о том, что радиоканал на тысячи километров был «прошит». Так же все увидели отраженный от Земли сигнал на огромном расстоянии во время скачка. Тогда же некоторые специалисты, в том числе и Кузьминский, пытались определить спектры сигналов опытной ЗГРЛС, что само по себе важно для понимания характера прохождения сигнала в ионосфере.

К началу 1972 года под высоким напряжением были уже все передатчики. Они синхронно излучали мощный сигнал в пространство. Потом в действие были введены все приемники и антенны. Их создавали ученые и конструкторы Б. Кукис, Б. Арансон, Е. Казаков, А. Гуров, Ю. Андриевский, Г. Бубнов, Ю. Майоров, В. Дергунов, Б. Горбунов.

В тот период Валентин Николаевич Стрелкин работал на передающей площадке начальником лаборатории. Вводил в действие передатчики, обеспечивал их управление с командного пункта передающей позиции. И вот 27 марта 1972 года опытный загоризонтный радар должен был впервые в истории мирового локаторостроения автоматически обнаружить старт баллистической ракеты с космодрома Байконур. Расстояние было не таким уж и большим для такого мощного радара. Поэтому из 26 передатчиков были введены в работу только 5. Ночью поступило первое оповещение о старте ракеты с Байконура. Однако тот ночной старт с космодрома радар почему-то не обнаружил. Зато после второго оповещения цель была обнаружена и определена ее траектория полета.

К конструкторским испытаниям в 1972 году опытная ЗГРЛС уже имела несколько обнаружений стартов баллистических ракет на гигантском расстоянии. Коллектив главного конструктора был уверен в том, что огромный опытный радар работоспособен и решает поставленные задачи. На испытания Кузьминский берет с собой Шустова, других опытных специалистов и вся эта команда едет в Николаев. В тот период Юрий Кузьмич Гришин, который одно время руководил созданием опытного радара, даже стал обижаться. Мол, он все сделал, а пришел Кузьминский и отодвинул его на вторые роли. Однако Кузьминский очень толково руководил монтажём и доводкой аппаратурного комплекса до заданных параметров. Для самого дела это оказалось весьма кстати. Ведь Франц Кузьминский, которого в тот период в НИО-3 уже называли вместо иностранного Франц — Александром, обладал более широким научным кругозором. Умел наладить в военно-промышленном комплексе необходимые связи, что помогало привлечь к созданию николаевского опытного радара различные научные и производственные организации, опытных специалистов.

Но не обошлось и без трений в самом НИО-3. Так Гришин и Бараев считали, что к указанному в Постановлении ЦК КПСС и Сомина СССР сроку проведения испытаний НИИДАР не успеет подготовить такой технически сложный объект. Утверждали, что это не реально. Мол, слишком много трудоемких научных и конструкторских задач. Однако Кузьминский настаивал на том, чтобы не расслабляться, активно решать все возникающие научно-технические проблемы и представить объект на испытания в срок. От этого зависел престиж как самого НИИДАРа, так и его ученых и специалистов.

Но когда конструкторские испытания стали проходить под контролем комиссии из 4 ГУМО, начали проявляться различные проблемы. Первые заказанные пуски баллистических ракет опытная ЗГРЛС не обнаружила. Радар работал как и прежде, все параметры аппаратуры были в норме, а ракеты не обнаруживались. А ведь запуск каждой баллистической ракеты обходился в копеечку. Генералы из комиссии, специалисты НИО-3, НИИДАРа детально разбирались в каждой неудачной работе. Кто виноват? Почему произошел сбой в работе той или иной системы? В результате кропотливого анализа были найдены просчеты в конструировании и сборке аппаратуры. Были установлены правильные команды управления техникой. Одним словом, был создан четкий алгоритм процесса работы огромного опытного локатора. Ведь любая неточность в командах, настойках приводила в конечном итоге к целой цепи технических ошибок. Само лоцирование скоростных объектов составляло всего десятки секунд. И за это чрезвычайно короткое время опытный радар должен был дать в автоматическом режиме траекторию полета баллистической цели. Радар обнаруживал ракету в ионосфере по плазменному облаку. Оно образовывалось в результате работы двигателей на активном участке полета, начиная от высот 80-100 километров до 160 километров. Как раз на высотах 120-130 километров и проходило загоризонтное лоцирование, а дальше ракета двигалась по своей траектории, которую тоже вычисляли и отслеживали.

Конструкторские испытания завершились 30 июля 1972 года обнаружением 4 стартов мощных баллистических ракет с космодрома Байконур. Они были обнаружены в диапазоне дальностей от 2300 до 3400 километров. Правда, не обошлось без проблем по одному обнаружению. Заблаговременно были отрегулированы все параметры аппаратуры. Системы четко работали. На большой дальности на экране индикатора аппаратуры управления, отображения и индикации, которая создавалась В. Родионовым, В. Никифоровым и другими, стал завязываться сигнал от ракеты. Все в зале пункта управления закричали, вон идет ракета, вот она. А потом отметка от ракеты стала стремительно расти и через несколько секунд ярко засветился весь экран электронного индикатора. Мощный отраженный сигнал перегрузил приемник. Автомат по определению координат и траектории полета не выдал необходимых данных. Все видели, что опытная ЗГРЛС обнаружила цель, но автомат не подтвердил этого обнаружения. В крайнем возбуждении Кузьминский, Чепига, Шустов вышли из пункта управления и стали обсуждать создавшееся положение. Кузьминский прямо спросил у Шустова и Чепиги в чем, по их мнению, проблема. Те ответили, что вероятнее всего слишком сильный ответный сигнал, создались перегрузки и автомат не отметил траекторию полета цели. Ответ явно не устраивал Кузьминского. Назревал разговор на повышенных тонах. К ученым подошел начальник 4 ГУМО, прославленный летчик, генерал-полковник Байдуков.

– Так говорите слишком большой отраженный сигнал приняла аппаратура, — сказал Байдуков, — но людей то не поубивало.

– Мы думали, что сейчас Байдуков подольет масла в огонь и разразится над нами гроза — рассказывал Эфир Иванович Шустов, — а он шуточкой снял напряжение. И еще повторил, слава богу, что людей не поубивало. В итоге мы приободрились.

Кузьминский посадил в отдельную комнату Шустова и Че-пигу и приказал к утру следующего дня подготовить протокол испытаний. Всю ночь ученые составляли документ. Вместе с отделом анализа войсковой части объекта были проявлены фотографии объективного контроля. К утру протокол был отпечатан и предъявлен государственной комиссии. Все убедились, что обнаружение ракеты было реальным, только подвел автомат. Опытная ЗГРЛС реально видела цель на большом расстоянии. Комиссия предложила доработать математическое обеспечение процесса засечки целей, чтобы в условиях мощного отраженного сигнала устойчиво работал автомат станции по обнаружению, сопровождению и определению трассы целей. В дальнейшем это сильно помогло. Даже было выработано организационное требование, которое было доведено расчету по обслуживанию радара, чтобы во время боевой работы всем специалистам убирать руки с пультов управления. Ведь специалисты и военные и гражданские были очень высокой квалификации. Они могли чисто непроизвольно с благими намерениями пытаться подключать резервные системы или усиливать сигналы. Такие действия могли привести к срыву процесса обнаружения целей. Поэтому было строго приказано не вводить во время боевой работы какие-либо корректировки. Аппаратура сама автоматически все обнаруживала и записывала. Ведь само обнаружение старта ракет длилось всего доли минут. А затраты на него были огромные. Потом, когда уже сам Валентин Николаевич Стрелкин стал техническим руководителем на опытном радаре, он особенно требовал выполнения команды «Руки с пульта». В результате непроизвольного нажатия кнопок могли меняться режимы обнаружения. В этом случае было трудно контролировать и потом определять, почему не произошло конкретное обнаружение ракеты.

После испытаний Кузьминский и ряд специалистов поехали на трех автомашинах предъявлять документы в Москву. В дороге военный легковой вездеход ГАЗ сильно ударил в борт машину, в которой ехал Кузьминский и столкнул ее в кювет. Была смята дверца «Волги». На это тогда даже не обратили внимания. Главное, что главный конструктор не пострадал. Для всех очень важным было доставить в столицу отчетные документы об испытаниях и ценные научные результаты для анализа работы опытной ЗГРЛС. В столице в главном заказывающем управлении Минобороны, в Минрадиопроме были сделаны обстоятельные доклады. Результаты конструкторских испытаний были утверждены, несмотря на довольно большие недоделки в аппаратурном комплексе. Например, еще не было аппаратуры оптимизации частотно-угловых режимов работы станции (АОЧУР). Однако полученные данные позволили просчитать потенциальные возможности опытного радара для работы на больших дальностях. После этого Кузьминский начинает в рекордно короткие сроки создавать боевой локатор. Он был построен всего за четыре года. Строительство лично курировал заместитель министра обороны по строительству и расквартированию войск генерал-полковник Комаровский. В этом объекте были весьма заинтересованы в Минобороны, в Войсках ПВО страны, в Минрадиопроме.

Однако испытания и реальная работа николаевской опытной ЗГРЛС показала, что уровень автоматизации на гигантском радаре не может быть доведен до такой степени, чтобы полностью исключить участие в боевой работе личный состав. ЭВМ, командир узла, оперативный дежурный, личный состав боевого расчета станции были тесно взаимосвязаны. От мгновенного решения любого специалиста зависел исход всей боевой работы. Поэтому николаевская опытная РАС дала оптимальный взгляд на участие человеческого интеллекта в управлении сложнейшей аппаратурой гигантского радара, самим процессом загоризонтного лоцирования на нескольких тысячах километров. Именно на николаевской опытной ЗГРЛС под руководством Франца Кузьминского получались экспериментальные данные, которые должны были стать исходными для построения боевой загоризонтной системы, для определения модели взаимодействия трассы распространения радиоволн на гигантском расстоянии, боевой ЗГРЛС, объекта лоцирования, боевого расчета. Все эти экспериментальные данные приходилось получать в экстремальном режиме, ценой огромного нервного напряжения. Вот как это происходило.

В СССР была отработана система оповещения о стартах ракет различного назначения с полигонов. Информация заблаговременно передавалась соответствующим причастным к этим делам руководителям и ведомствам. На николаевскую опытную ЗГРЛС эта информация поступала в лучшем случае примерно за 24 часа, а в худшем за 5-6 часов. Огромный радар, боевой расчет должны были подготовиться к работе и обнаружить объект, который находился в зоне действия радара всего несколько десятков секунд. В редких случаях выпадали 3-4 минуты активного полета.

Расчет занимал свои места, огромный радар приводился в боевую готовность. Измерялись характеристики трассы на текущий момент времени. На их базе прогнозировалась модель поведения физических процессов на трассе в ближайшие 20-30 минут. Вычислялись вероятностные характеристики решения задачи. При этом попутно выявлялись и устранялись неполадки в аппаратуре радара, отрабатывались действия боевого расчета, ведь личный состав был переменным. Само же лоцирование объекта за тысячи километров ограничивалось всего примерно 60 секундами. В результате многочасовой кропотливой подготовительной работы сотен специалистов проводилось обнаружение и определялась траектория полета цели. И эта траектория сразу давала объективную информацию о ее свойствах, о характеристиках отраженного от объекта сигнала, о том, как ведет себя сама эта траектория, как она размывается, какова её надёжность и достоверность, соответствует ли полученная опытной ЗГРЛС траектория той, которая заложена в бортовую аппаратуру ракеты. От эксперимента к эксперименту эмоциональность работы у людей все возрастала. Бывало так, что расчет все выполнил правильно, цель обнаружена, проведена. Кузьминский или его заместитель проводят экспресс-анализ выполненной работы и обнаруживается, что ни один из военных или гражданских специалистов не могли точно проанализировать свои действия. Настолько все делалось быстро, решения нередко принимались чисто автоматически на основе накопленного практического опыта, а порой и чисто спонтанно. По сути, обнаружение целей велось расчетом в стрессовой обстановке. Люди при этом испытывали огромное эмоциональное напряжение. Поэтому Кузьминский и пришел постепенно к выводам о том, что необходимо полностью автоматизировать весь процесс лоцирования целей. Построить конфигурацию радара с максимальной автоматизацией всех процессов. В результате на николаевской опытной РЛС появилось громадное количество вычислительных средств, различных функциональных программ, связей, стыковок, которые, в свою очередь, сами стали источником некоторых технических проблем.

Однако все последующие работы показали, что невозможно заложить в вычислительные средства все свойства, нюансы, физические явления, с которыми мы сталкивались в процессе загоризонтной локации. Кроме того, не были полностью изучены свойства среды распространения электромагнитной энергии радара. С другой стороны, эти свойства были многомерными в своих проявлениях в различное время суток, сезона, года. Не хватало человеческих ресурсов, программистов, алгоритмистов, техников, инженеров, чтобы полностью воплотить идею созданию гигантского автомата загоризонтной РАС для обнаружения ракет, стартующих с территории США. Да в тот период, в общем-то, не было и мощных вычислительных средств для решения такой многоплановой научно-технической задачи. Поэтому пришлось ограничиться основными проблемами. Ведь опытные николаевские данные отчетливо показывали, что без автоматизации процесс лоци-рования очень сложен для боевого расчета. Режим постоянного круглосуточного дежурства, который являлся основным для боевых ЗГРЛС, невозможно вести в состоянии постоянного стресса. Поэтому требовалось решить задачу оптимального распределения усилий боевого расчета, определения интеллектуального вклада каждого специалиста. Переложить рутинные операции по всевозможным математическим расчетам, прогнозированию, селектированию целей на вычислительные средства. А на персонал ЗГРЛС — оперативного дежурного, начальников смен, руководителей групп возложить анализ различных ситуаций, принятие решений. Для этого было проведено большое количество учебно-тренировочных и экспериментальных стартов с наших космических полигонов и боевых позиций РВСН.

– Еще создавалась опытная ЗГРЛС под Николаевом, — рассказывал Эфир Иванович Шустов, — проводились исследования по автоматизации процессов и другие работы, а нам уже была поставлена задача по разработке боевого загоризонтного радара. В 1970 году нами, под руководством Кузьминского, был создан проект боевой системы ЗГРЛС.

Оппонентом НИО-3 по проекту выступало 4 ГУМО и его 5-е управление. В военных институтах детально проанализировали проект и дали исчерпывающую оценку. Для НИО-3 это был очень сильный цензор. Боевая система ЗГРЛС состояла из трех мощнейших радаров. Они из трех точек должны были обнаруживать баллистические ракеты на огромных расстояниях. Но в дело вмешались финансовые средства. Проект военные эксперты раскритиковали. Они вместо трёх предложили всего два загоризонтных радара.

– Мы сделали очень много расчетов, — вспоминал Шустов, — и спроектировали новую систему, состоящую уже из двух боевых ЗГРЛС.

Второе крупное замечание от 4 ГУМО касалось надежности боевых загоризонтных радаров. НИО-3 была поставлена задача провести анализ так называемой полярной шапки ионосферы. Специалисты 4 ГУМО будто предчувствовали опасность для ЗГРЛС этого явления. Ведь рабочие трассы радаров проходили рядом с полярной шапкой. Ее влияние на распространение радиолокационных сигналов могло оказаться решающим. Поэтому впоследствии, вместе с Арктическим научно-исследовательским институтом были проведены специальные научно-исследовательские работы.

Кроме того, специалисты 4 ГУМО поставили много вопросов относительно энергетического потенциала. Они предложили сократить число передатчиков станции с 30 до 28 единиц.

Так же немало вопросов было и по сложнейшему новому антенному полю. Здесь впоследствии очень много сделал талантливый отечественный антеннщик — Георгий Григорьевич Бубнов. Он впервые применил в отечественной антенной практике использование легких металлов, алюминиевую сварку на воздухе. Одним словом, по предложению 4 ГУМО, ввели очень много всевозможных новшеств в проект боевой системы ЗГРЛС для снижения её сметной стоимости и повышения надёжности функционирования.

Разработка боевой системы ЗГРЛС проходила в не простой обстановке. Немало по проекту было дискуссий и споров. Некоторые известные гражданские специалисты в области локаторостроения утверждали, что НИИДАР взялся за неразрешимую задачу. Указывали на различные научно-технические проблемы, из-за которых загоризонтная радиолокация якобы невозможна. В НИО-3 активно изучали эти замечания. По многим из них были найдены конкретные положительные решения. По более принципиальным вопросам нами велись глубокие научные исследования. Именно в спорах, а не волевым решением заинтересованных чиновников, рождался проект советской боевой системы ЗГРЛС, которой не обладала ни одна страна в мире. Окончательно разработанный проект, с учетом всех поправок и замечаний был защищен на всех уровнях. По нему было выпущено специальное Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Промышленная кооперация приступила к созданию советской боевой системы ЗГРЛС.

Тогда же, в 1973 году Кузьминский предложил своему заместителю Шустову написать докторскую диссертацию по теме ЗГРЛ. Научного материала для этого хватало. Мол, пока будут возводиться боевые станции, сможем и написать и защитить докторские диссертации. В тот период Кузьминский сам был лишь кандидатом технических наук. Для Шустова была выделена специальная комната.

– Я набрал документов, рассказывал Эфир Иванович, — стал анализировать данные и писать работу. Кузьминский с Чепигой в это время набирали необходимую статистику по обнаружению целей, необходимую для диссертаций. По этой грандиозной теме можно было сразу защитить несколько докторских диссертаций. Однако плодотворно поработать удалось всего пару недель.

После успешных конструкторских испытаний опытной николаевской станции 4-е ГУМО поставило перед НИО-3 задачу расширить экспериментальную базу и получить необходимые данные для уже создаваемой боевой системы. С середины 1972 по март 1973 года из-под Читы на расстоянии 5-6 тысяч километров была проведена серия заказных стартов баллистических ракет. Но опытный радар их не обнаружил. Для увеличения в два раза дальности обнаружения потенциала аппаратуры радара и его энергетических возможностей, казалось, хватало. Однако ионосфера, которая сама была включена в процесс загоризонтной локации, явно действовала отрицательно на радиолокационный сигнал. Она буквально морально нокаутировала главного конструктора и его команду. Все терзались догадками, почему опытный радар вдруг перестал видеть?

Опытная ЗГРЛС все хуже обнаруживала цели. С каждым неудачным обнаружением Кузьминский мрачнел. Как-то он зашел в комнату к Шустову и впервые за две недели позвал его на рабочее совещание. Предложил вместе разбираться, почему локатор не тянет. Ведь идеологию опытного радара, как раз и закладывал кандидат технических наук Шустов с коллегами. Тут уж стало не до докторской диссертации. У Кузьминского, Шустова, Чепиги начались острые споры. Несмотря на то, что Кузьминский очень уважал Виктора Павловича Чепигу непосредственно как ученого, он снял его с должности руководителя николаевского объекта и назначил туда Шустова. Но Чепигу Кузьминский оставил в теме. Мол, пусть практически доказывает свои выводы.

Так же в свое время Кузьминский отстранил от руководства одного из первых разработчиков николаевской станции Юрия Кузьмича Гришина. Тот занял просто ортодоксальную позицию. Требовал на проектируемую боевую РЛС перенести буквально все технические решения с николаевского объекта. Против этого выступил Шустов. Аппаратура обработки данных и другие устройства за время создания николаевского радара уже устарели. Надо делать новые. Однако Гришин возражал. В итоге после продолжительных споров и дискуссий Кузьминский перевел Гришина с должности первого заместителя главного конструктора на новое самолетное направление развития опытного радара.

Главный конструктор Кузьминский, Валентин Стрелкин, Эфир Шустов стали анализировать всю предыдущую деятельность на николаевском объекте. Выявилось очень много негатива, который непосредственно отражался на функционировании радара. Так, после конструкторских испытаний уехала с радара вся элита ученых, инженеров и конструкторов. На смену им прибыли другие люди. Персонал качественно изменился и не в лучшую сторону. Сменность персонала привела к тому, что людям приходилось буквально с нуля начинать осваивать сложную технику и управление ею. В результате, отдельные специалисты, едва освоившись на каком-то рабочем месте, начинали вводить из самых лучших побуждений локальные скороспелые изменения в аппаратуру, систему управления, команды. Об этих изменениях главного конструктора бывало и не оповещали. В результате, после различных необоснованных усовершенствований общий облик радара и его аппаратурного комплекса стал далек от первоначального. Это и явилось одной из основных причин того, что радар перестал обнаруживать цели.

Под руководством Кузьминского специалисты НИО-3 взялись за решение главнейшей на тот момент задачи — адаптации опытной ЗГРЛС к работе на больших расстояниях. Самолеты со специальной измерительной аппаратурой оценивали радиолокационное поле в регионе Читы. Но это не привело к значительному продвижению в познании физической сущности распространения электромагнитных волн в ионосфере. Мы еще не были к этому готовы. Теоретические выкладки не подтверждались опытными данными. В этой непростой ситуации, когда огромный радар оказался слеп и никто не знал, что с ним делать, Кузьминский, по какой-то особой интуиции, постарался упорядочить весь процесс исследований. Он дал инженерные установки по аппаратурному комплексу, что в нем изменить, переделать, как усовершенствовать управление радаром.

Применил главный конструктор и особые организационные меры. Он предложил создать на николаевском объекте так называемый институт двухгодичников. Он понимал, что в таком сложнейшем и новом деле, как загоризонтная радиолокация, нельзя использовать переменный состав инженеров и конструкторов. Были созданы постоянные коллективы, состоящие из заводчан-днепропетровцев, антеннщиков, специалистов НИО-3, войсковых частей, некоторых профильных научных институтов, которые постоянно работали на объекте. Люди менялись только через два года. Были подобраны очень грамотные специалисты. Более того, осознавая всю сложность задачи загоризонтного обнаружения, Кузьминский добился создания в Николаеве филиала НИИДАР — нового предприятия по загоризонтной локации. Пробил необходимые для этого средства, лимиты на специалистов. В тот период крайней загрузки промышленности и науки сделать это практически было невозможно.

Специалисты НИО-3, других подразделений НИИДАРа, предприятий кооперации месяцами пропадали на николаевском объекте. У некоторых начались обострения в семейных отношениях. Необходимо было как-то помочь людям. Это тоже было одной из причин принятия решения о создании николаевского филиала НИИДАР и так называемого института «двухгодичников». В тот период Кузьминский очень переживал за подчиненных. Специалистов уговаривали ехать в Николаев с семьями. Но надо было дать людям жилье, с которым были проблемы, как, впрочем, и по всей стране. Кузьминский пробил средства для нескольких капитальных жилых домов. Кроме того, тех, кто работал в Николаеве, он решил заинтересовать еще и материально. Однако здесь он встретил противодействие в различных государственных инстанциях. Ему говорили, что Николаев практически приморский город, поэтому пусть люди работают за обычную зарплату. А если станут отказываться ехать, лишатся партийных и комсомольских билетов. Тогда членство в КПСС и ВЛКСМ очень много значило. Но, несмотря на протесты чиновников, Кузьминский все же выбил для сотрудников в Николаеве очень весомые по тем временам материальные надбавки и льготы. В НИИДАРе его активная деятельность некоторым очень не нравилась. Появилось немало завистников. Но Кузьминский настойчиво шел к своей цели. Был создан николаевский филиал НИИДАРа, привлечено к работам много способных специалистов.

– Тогда заместителем главного конструктора по николаевскому направлению я и стал — рассказывал Эфир Иванович Шустов, — а Валентину Николаевичу Стрелкину была поставлена задача провести полную паспортизацию аппаратурного комплекса и вернуть в исходное состояние весь огромный радар.

Передатчики, антенно-фидерный тракт, системы обнаружения целей и вся остальная аппаратура были тщательно проверены, замерены их параметры. Была разработана специальная система методик. К ноябрю 1973 года эта колоссальная работа была завершена. На этот раз у всех появилась надежда, что локатор станет нормально функционировать. Поэтому специалисты НИО-3 предложили снять со своей опытной станции так называемый «хитрый запрет». В свое время генерал-лейтенант Ненашев, как заказчик опытной ЗГРЛС, предложил лишний раз не рисковать разработчикам. Огромный радар постоянно был в поле зрения высшего партийного, государственного и военного руководства. Любой промах вызывал бурные эмоции противников загоризонтной локации. Поэтому Михаил Иванович и предложил Кузьминскому выходить опытной ЗГРЛС на обнаружение целей только при полной уверенности в успешной работе. Слишком много было недоброжелателей и злопыхателей. А опытная станция уникальна. К ней приковано очень серьёзное внимание в Советском Союзе. На ее базе идет разработка реального боевого радара. В госбюджете запланированы огромные средства, заработала промышленная кооперация.

Еще с момента первых удачных работ на опытной ЗГРЛС заказчики из Минобороны были уверены, что вполне достаточно нескольких обнаружений на невиданных до этого расстояниях и успешно проведённых конструкторских испытаний. Мол, если такого добились на опытной аппаратуре, то реальная боевая ЗГРЛС будет отлично обнаруживать американские баллистические ракеты. Главный конструктор и все сотрудники НИО-3 тоже были уверены в своем детище. Но все равно, несмотря на явные успехи, вопрос стоял так, или идем дальше и строим боевой радар, или ограничиваемся опытным локатором, сворачиваем боевую загоризонтную программу и занимаемся только наукой на опытном радаре. Поэтому Кузьминский особенно требовал правильно выбирать частотный режим работы станции. Ошибка хотя бы на один мегагерц вела к срыву обнаружения. Опытные специалисты из двухгодичных коллективов при оповещении о предстоящих пусках проверяли состояние радара, состояние ионосферы, подбирали частотно-угловые режимы работы. Затем делали вывод о том, что в такой-то интервал времени опытная ЗГРЛС видеть цель не будет, или наоборот, обнаружит ракеты. И в этом нет ничего предосудительного или от лукавого. Уже сам факт того, что удавалось спрогнозировать возможность обнаружения или не обнаружения целей для заданных условий пуска, был большим шагом вперёд. В самом тактико-техническом задании на опытную ЗГРЛС было отмечено, что в 20 процентах времени суток радар мог не обнаруживать цели. Мешала сама природа. Например, злополучный эффект Делинджера (внезапное ионосферное возмущение), когда полностью поглощались радиоволны. В это время не только радиолокатор не мог работать, но даже оказывались бессильными все коротковолновые средства связи. Состояние ионосферы в значительной степени зависело от солнечной активности, цикличности её изменения. Крайне капризной была ионосфера на пороге дня и ночи. В такие периоды опытная ЗГРЛС не выходила на обнаружение баллистических ракет. Тут не было никакого обмана. Это ведь была еще опытная аппаратура. Кузьминский и Ненашев надеялись, что на боевом радаре удастся преодолеть все коварства матушки природы. И вот этот «хитрый запрет», который посоветовал ввести Михаил Иванович, по просьбе самих же локаторщиков был снят и радар стал работать без всяких ограничений.

Боевые ракеты пускались с различных ракетных баз и космодромов в направлении специальных полигонов, в том числе и в акватории мирового океана. Буквально все пуски были обнаружены. В 1974 году были заказаны несколько проверочных пусков баллистических ракет из района Читы на дальности 6000 километров. Ракеты стартовали друг за другом с интервалом 15 минут. Все они были обнаружены, траектории зафиксированы. Огромный опытный радар действовал отменно. Он устойчиво обнаруживал пуски боевых ракет с ближних и дальних баз. Это была победа НИО-3 и его главного конструктора.

На последнем обнаружении рядом с электронным индикатором расположился генерал-полковник Евгений Сергеевич Юрасов. Он все время нервно спрашивал, где отметка от ракеты, где она, не вижу. А когда отметка появилась, буквально вскочил со стула и обнял оператора.

И вот тогда Эфир Шустов впервые стал возражать главному конструктору. Мол, как бы хорошо не обнаруживались баллистические ракеты на опытном радаре, главные усилия пора уже сосредотачивать на боевом чернобыльском объекте 5Н32. Заказчик 4 ГУМО будет оценивать работу НИИДАРа и НИО-3 именно по этому боевому радару. Поэтому надо получить устойчивое обнаружение ракет с полигонов США мыса Канаверал и Ванденберг. Шустов предложил Кузьминскому отправить его на строящийся чернобыльский объект. Однако главный конструктор предложил Эфиру Ивановичу завершить все испытания в Николаеве, а уж потом заняться украинским радаром. На чернобыльской станции работают опытные Виктор Николаевич Кондратов и Георгий Александрович Лидлейн. Они справятся с задачами. Конечно, николаевский объект был крайне важен для системы ЗГРЛС. Именно в Николаеве отрабатывалось математическое обеспечение для ЭВМ будущих боевых радаров, до совершенства доводилась различная аппаратура. Но николаевская станция смотрела на 6 тысяч километров, а чернобыльская была запланирована на все 10 тысяч. За такую задачу не брались даже в США. И отсутствие на главном боевом объекте первого заместителя главного конструктора явно не шло на пользу дела.

С ноября 1973 года на николаевском опытном радаре обнаруживали практически все пуски с ближних и дальних советских ракетных баз. Из 10 стартов гарантированно обнаруживалось и проводилось 9. Каждое не обнаружение научно объяснялось и доказывалось, почему это случилось. Весьма влиятельный в государстве министр Минрадиопрома лично контролировал работу. Начальник главного заказывающего управления генерал-полковник Георгий Филиппович Байдуков часто дневал и ночевал на объекте. Тогда на волне успешных испытательных обнаружений было принято решение о дополнительной доработке николаевского радара.

На доработку ушли 1974-75 годы. По-новому были сконфигурированы и упрощены антенные полотна, вычислительные средства, улучшены системы отображения информации, управления, передатчики и приёмники.

В тот период главный конструктор Франц Александрович Кузьминский уже думал о расширении возможностей загоризонтной локации. Он поставил задачу параллельно, наряду с совершенствованием процедур обнаружения стартов баллистических ракет начать исследования по загоризонтному обнаружению самолетов. Был создан специальный отдел, который занялся решением этой проблемы. Локатору придавались совершенно иные качества. Ведь у самолетов гораздо меньшая эффективная отражающая поверхность, чем у баллистических целей с их огромным плазменным следом, меньшие скорости полета. Если бы были созданы такие локаторы, то помимо оборонных задач, они могли принести большую пользу в системах управления воздушным движением.

К лету 1975 года николаевская опытная ЗГРЛС была модернизирована для более эффективного обнаружения пусков баллистических ракет. Параллельно с этим была проведена модернизация аппаратуры для обнаружения самолетов. Вначале обнаруживали стратегические бомбардировщики Ту-16, М-95. Потом тактические истребители МиГ-23, МиГ-25.

В 1975 году Валентин Стрелкин, Аркадий Сахаров, Юрий Кузьмичев, Александр Мищенко и другие специалисты провели экспериментальную работу по обнаружению, проведению и выдаче объективной информации по двум стратегическим бомбардировщикам Ту-16, которые летели на высотах 10 километров и 500 метров на максимальном удалении от ЗГРЛС. Радар в автоматическом режиме выдал информацию по траектории полета до места разворота на расстоянии 1400 километров. Тогда же была поставлена задача идентификации самолетов еще в момент взлета с аэродромов.

После модернизации состоялась проверка всей опытной ЗГРЛС. К этому времени уже выросла над землей первая боевая ЗГРЛС под Чернобылем. Вскоре предстоял монтаж сложнейшего и дорогостоящего аппаратурного комплекса. Но если опытная николаевская ЗГРЛС успешно прошла все испытания, то неизвестно было, как поведет себя боевая чернобыльская станция. Ведь разница между двумя объектами была где-то в 10 лет. Это предельный срок для аппаратуры одного поколения. Поэтому 4-е ГУМО категорически поставило вопрос о том, что надо проверить работоспособность аппаратурных узлов и технических решений, заложенных в боевой чернобыльский объект, на опытной николаевской станции. Так началась вторая модернизация николаевского радара, где тогда размещался основной счетно-решающий комплекс ЗГРЛС. Было принято решение переделать радар. В итоге, за довольно небольшой промежуток времени были созданы новые вычислительные средства, приемные устройства, аппаратура обработки сигналов, возбудители для передатчиков. С ноября 1976 по апрель 1977 года была проведена гигантская работа. А потом опять пошли испытания. Был успешно обнаружен старт баллистической ракеты с одного из самых отдаленных советских полигонов. Далее последовала ещё серия успешных обнаружений. Были очень убедительные обнаружения, но были и провалы. Обстановка в НИО-3 складывалась все более драматическая. Все понимали, что главный конструктор взялся за решение очень сложной научно-технической проблемы при явно недостаточном исследовании природного явления, которое непосредственно воздействовало на процессы. Например, луч радиолокатора при работе на больших расстояниях под воздействием ионосферы вдруг неожиданно менял свое направление. Гигантский локатор работал вхолостую и не обнаруживал цель. Срочно были проведены исследования. В итоге научились на опытном объекте вводить в передатчики станции соответствующие упреждения.

Наконец в НИО-3, николаевском филиале, у главного конструктора созрели все методологические, научные и технические решения по автоматическому обнаружению запуска группы баллистических ракет и определению траектории полета каждой из них. Такая задача была сформулирована 4-м ГУМО в мае 1976 года. Для проведения столь масштабной работы заблаговременно, ещё в 1974-75 годах на ближнем и дальнем советских полигонах развернулись стрельбовые комплексы геофизических ракет. Это обычные геофизические ракеты, у которых в головной части монтировалась телеметрическая аппаратура. С их помощью исследовался полный срез ионосферы по физическим параметрам до высоты 260 километров. Обычно ракеты запускались Институтом прикладной геофизики, который работал по мировой программе изучения ионосферы. Вместе с 4 ГУМО такие стрельбовые комплексы НИИДАР развернул на Балхаше, под Читой, Иркутском, в бухте Ольга на Дальнем Востоке. Одновременно готовятся Ракетные войска стратегического назначения (РВСН) к пускам 5-ти боевых ракет. На огромном пространстве Советского Союза проводится глобальный эксперимент по загоризонтному лоцированию. К нему приковано внимание руководителей государства.

На эксперимент тратятся огромные средства. Назначается время старта. Команды локаторщиков в готовности в Николаеве, Чите, под Иркутском, в бухте Ольга, под Комсомольском-на-Амуре, где в тот период возводилась вторая боевая ЗГРЛС и уже были размещены соответствующие средства контроля. Вся эта огромная система должна была работать, как единый механизм. Все действия должны были быть увязаны в пространстве и во времени с точностью до секунды.

И вот настало время начала глобального эксперимента. Первой стартовала одиночная малая ракета. Опытный радар ее обнаружил. Только после этого Кузьминский решается на старт группы малых и больших ракет. Четыре ракеты должны были стартовать плотной группой. А одна отдельно на расстоянии 200 километров для того, чтобы одновременно вести траектории их полета. Все шло нормально. Точно откалиброванные хронометры по всем точкам на огромном пространстве отсчитывали минуты до пусков. И тут, когда до старта оставалось 10 секунд, на опытной ЗГРЛС выходит из строя одна из систем. Мгновенно Кузьминский отказывается от старта. А ведь в ракеты уже было залито горючее, включены бортовые аккумуляторы. На ракетах начались необратимые процессы. В Николаеве на командном пункте буквально произошел взрыв страстей. Были страшно возмущены все члены государственной комиссии. Некоторые весьма влиятельные генералы пытались доказывать, что неисправность незначительная и лоцирование пусть и не такое качественное, но все же произойдет. Однако Кузьминский умел крепко держать любые удары и отстаивать собственное мнение главного конструктора. Он был весьма авторитетен. Постепенно эмоции улеглись. Неисправность довольно быстро была обнаружена и устранена. Контроль функционирования всех систем показал, что николаевский опытный радар боеготов. Однако приказ об отказе от стартов ракет был уже отдан. Поэтому было назначено новое время испытаний — ноябрь 1977 года.

Начались суточные прогоны всего аппаратурного комплекса опытной ЗГРЛС. Все системы станции точно настраивали, до автоматизма доводили работу расчета. Для каждого рабочего места были разработаны строгие боевые наставления. К этому времени до 9 минут было доведено время приведения огромной ЗГРЛС в боевое состояние с оптимальным выбором всех режимов функционирования.

В октябре 1977 года опытный радар был проверен по обнаружению целей, запущенных с ближнего полигона. Только после этого принимается решение на обнаружение старта группы ракет на максимальной дальности. И вот в начале ноября в период подготовки к этим ответственным и, в конечном счете, определяющим для боевой загоризонтной системы испытаниям у Франца Александровича произошел обширный инфаркт. Он был госпитализирован в реанимационное отделение больницы в Николаеве, а спустя несколько недель перевезен в Москву. Коллектив без своего главного конструктора продолжал готовить радар к испытаниям. Государственной комиссией руководил маршал Зимин. Военную науку представлял генерал-майор Шаракшанэ. Организацию работ по проведению испытаний от НИИДАР возглавили Шустов и Стрелкин.

Испытания начались во второй половине ноября 1977 года. Опять вначале был одиночный старт. Радар его обнаружил. Потом другой и снова, как говорится, в яблочко. Далее последовал групповой старт из б баллистических ракет. Он был так же обнаружен, определены траектории ракет. Все измерительные и контрольные средства показали, что радар на дальности 5700 километров устойчиво обнаружил все одиночные и групповые старты. Таким образом, была полностью проверена на работоспособность вся сложнейшая схема огромного радара. Впоследствии полученные данные были положены в основу разработки и совершенствования аппаратурного комплекса боевого радара.

Сразу после успешных испытаний Эфир Иванович Шустов, Валентин Николаевич Стрелкин, Валерий Алексеевич Алебастров и Вячеслав Борисович Маклецов повезли в реанимационное отделение больницы в Николаеве фотографии объективного контроля и показали их прикованному к кровати главному конструктору. Врачи категорически запретили больному даже шевелиться. Анализы показывали, что у Франца Александровича крайне изношено сердце.

– Кузьминский посмотрел фотографии, — вспоминает Шустов и, прослезившись, сказал, что для него это лучшее лекарство.

С поздравлениями в больницу пришло несколько правительственных телеграмм.

Тогда в НИО-3 отчетливо осознали, как надо создавать боевую систему ЗГРЛС. В обстановке общей эйфории прошла подготовка к еще более сложным испытаниям в мае 1978 года.

К тому времени Франц Александрович Кузьминский уже выписался из больницы. Но врачи строго ограничили его работу.

По словам секретаря партийного комитета НИИДАР Вячеслава Борисовича Маклецова, все равно Кузьминского нельзя было никакими запретами оградить от активной деятельности. Для него специально в кабинете установили очень удобное по тем временам самолётное кресло. Оно могло изменять конфигурацию. И Кузьминский то сидя, то полулежа, а то и в горизонтальном положении продолжал работать. Рассматривал огромное количество различных документов, схем, составлял записки, отдавал распоряжения.

На этих испытаниях ракеты должны были стартовать ночью и лететь в день. Ионосфера в этот период суток очень нестабильна. К тому моменту все геофизические ракеты были уже расстреляны. Поэтому решили проверить работу станции сразу по групповому старту двух последних геофизических ракет и пяти боевых баллистических ракет. Аппаратура радара действовала отменно. После пуска все специалисты и члены государственной комиссии видели на средствах отображения информацию о ракетах, реально просматривалась траектория и по цифропечати. Однако не сработал автомат. Боевой алгоритм буквально запутался в «трех соснах». Подкачало программное обеспечение радара. Тогда с уверенностью специалисты НИО-3 заявили членам государственной комиссии о причинах данного недоразумения.

И опять была поставлена задача провести новое испытание по формуле ночь-день в декабре 1978 года. Пол года под руководством еще не полностью оправившегося после инфаркта Франца Кузьминского шла подготовка. Корректировалась математика радара, совершенствовалась аппаратура. 30 декабря 1978 года опытная николаевская ЗГРЛС выполнила и эту сложную задачу.

Параллельно с совершенствованием опытного николаевского радара и всего аппаратурного комплекса шло строительство объекта ЗГРЛС «5Н32-Запад» под Чернобылем. Лишь в 1976 году Шустов подключился к работам на чернобыльском объекте, когда огромная РЛС уже была практически построена. Вместе с полковником Федором Фёдоровичем Евстратовым они были в составе комиссии по заводским испытаниям, которые прошли достаточно успешно. Вместе с Евстратовым подписали все необходимые документы. Но именно тогда Шустов обнаружил на новом радаре большое количество недоделок. Поэтому он откровенно сказал Кузьминскому, что пока на совместные испытания промышленности и военных выходить рано. Необходимо прежде устранить недоделки. Ведь жесткие сроки строительства и монтажа аппаратуры приводили к авралам, в результате которых появились многочисленные проблемы в аппаратурном комплексе. На специалистов давили. Делалось все для выполнения плана работ и проведения заводских испытаний в установленные сроки. Однако за четыре года было просто невозможно построить такой технически сложный объект. К сроку едва успели завершить строительно-монтажные работы. А вот довести до совершенства программно-алгоритмический комплекс, где было очень много нововведений с опытного радара, так и не успели.

Уже после заводских испытаний Шустову стало ясно, что нельзя выполнить в полном объёме тактико-техническое задание, утвержденное 4 ГУМО. При этом он порекомендовал главному конструктору предложить военным отложить совместные испытания огромного боевого радара на пару лет, а за это время провести доработку аппаратурного комплекса, ввести все усовершенствования с николаевского объекта. Однако Кузьминский видно не устоял перед давлением из Минрадиопрома. Хотя руководство 4 ГУМО было не против предоставить дополнительное время для доводки аппаратуры до кондиции.

Не прошло и месяца после заводских испытаний, как Минрадиопром и, прежде всего заместитель министра Марков решили выставить чернобыльскую ЗГРЛС на государственные испытания. Конечно, и на Маркова давили из ЦК и ВПК. Вот и решили в Минрадиопроме внесение результатов, полученных на опытном радаре, осуществлять после представления объекта «5Н32-Запад» на совместные с военными испытания. После этого на чернобыльской станции и на всей системе ЗГРЛС начались настоящие мучения.

Правда, весьма верную позицию здесь заняло Минобороны СССР в лице 4 ГУМО. Военные отчетливо видели, что НИИДАР активно работает над радаром. Уже имеются серьёзные достижения. Для окончательной доводки «до ума» боевой ЗГРЛС необходимо только дать ученым время. И радар наверняка отлично заработает.

Опять Шустов докладывает Кузьминскому о том, что на готовящихся совместных испытаниях установленные в тактико-техническом задании требования не будут выполнены. Кузьминский и сам это конечно понимает. В свое время ТТЗ на чернобыльский локатор подписал сам Шустов. Кузьминский доверял ему подписывать такие важные документы. На всю же загоризонтную систему ТТЗ подписал главный конструктор.

Тогда Кузьминский предложил Шустову, если тот желает, самому пойти в Минрадиопром и отстоять идею задержки государственных испытаний. А ему за такое предложение уже дали по шапке.

– Кузьминского просто уговорили предъявить чернобыльскую ЗГРЛС на государственные испытания, — откровенно рассказал Эфир Иванович, — хотя он знал, к чему это может привести. Однако если бы он отказался от испытаний, его вполне могли снять с должности.

Однако в 4 ГУМО уже согласились отложить совместные испытания. Были даже подписаны соответствующие документы. А тут сам главный конструктор предлагает провести их. Военные запротестовали. Генерал-лейтенант Ненашев оказался в весьма щекотливом положении. Он откровенно заявил, что во время госиспытаний объекта займет более принципиальную позицию. Ведь сами же создатели боевой ЗГРЛС его убеждали, что на ней ещё много недоделок и необходимо дополнительное время для их устранения. А теперь сами же и отказываются от дополнительного срока на доработку радара.

В этот непростой период, по словам Эфира Ивановича, полковник 45 СНИИ МО Фёдор Фёдорович Евстратов заявил, что сможет быстро организовать работы и сдать радар госкомиссии. Кузьминский был в очень сложном положении, ещё не полностью оправился от болезни и принял его на должность заместителя главного конструктора. Но вместо реальной работы Евстратов стал критиковать уже созданную боевую станцию. На это Шустов ему возражал, мол, вы же сами сопровождали от военных все строительно-монтажные работы на радаре. Отлично знали ситуацию, а теперь критикуете. Выходило, что во всех проблемах на чернобыльской ЗГРЛС был виноват Шустов, как первый заместитель главного конструктора, который непосредственно за неё отвечал. От своей должности Шустов отказался и был от нее освобожден. Он стал начальником отдела и сосредоточился на НИР «Развитие», которая являлась дальнейшим совершенствованием темы загоризонтной локации.

К сожалению, во время госиспытаний тактико-технические характеристики чернобыльской ЗГРЛС оказались ниже расчетных. Руководители 4 ГУМО, как и предупреждали, заняли принципиальную позицию и отказались принимать радар. Госиспытания стали затягиваться. Евстратов не смог быстро доработать ЗГРЛС. У него начались проблемы во взаимоотношениях с Кузьминским. В трениях и разногласиях с членами госкомиссии прошло два года. В результате из двух ЗГРЛС на опытное боевое дежурство НИИДАР смог поставить только уже построенный к тому времени радар под Комсомольском-на-Амуре. Однако на него так и не смогли перенести все усовершенствования с опытного и первого боевого радаров, который был закрыт после катастрофы на Чернобыльской АЭС.

Первого мая 1986 года на чернобыльской ЗГРЛС, которая активно дорабатывалась специалистами НИИДАР, многих предполагали отпустить на праздник к семьям. В тот период обязанности технического руководителя на этом объекте выполнял Александр Николаевич Штрахов. Когда об аварии на АЭС узнал Валентин Стрелкин, он без промедления позвонил по прямой линии Штрахову и спросил: «Саша, что у вас там происходит?». В ответ Штрахов сказал, что ждут команд. А в это время радиоактивное облако накрыло радар, впоследствии он был законсервирован. Смертных случаев среди локаторщиков не было. Но бывшие тогда на объекте специалисты получили различные дозы облучения.

После этого в НИИДАРе к загоризонтной локации явно охладели. У директора института Маркова вообще появилась идея полностью передать эту тематику в филиал института в Николаеве.

До 1981 года Франц Александрович Кузьминский очень активно работал на посту директора НИИДАР, был главным конструктором. Он занимался разработкой глобальной системы ЗГРЛС, новых методов и принципов локации на дальние расстояния. Именно ему удалось на базе опытной Николаевской ЗГРЛС создать надежную команду из военных и гражданских ученых, эксплуатационников. Они смогли решить сложнейшие научно-технические проблемы. В 1983 году Кузьминский был вынужден уйти с поста главного конструктора ЗГРЛС и из НИИДАРа.

По мнению Шустова, специалисты НИИДАР смогли бы существенно улучшить характеристики объекта «5Н32-Запад» и всей системы ЗГРЛС. Однако вероятнее всего не смогли бы довести их до первоначально заданных военными требований.

– В некоторых научных вопросах, — откровенно рассказал Эфир Иванович, — мы с Юрием Павловичем Чепигой ошиблись. В частности, неверно трактовали скользящее распространение радиоволн в ионосфере.

– Нам были заданы в тактико-техническом задании вероятности обнаружения по одиночной цели 0,9, — рассказал Валентин Николаевич Стрелкин, — по массовому старту 0,99. В Николаеве мы достигли на дальности 6 тысяч километров вероятности обнаружения одиночной ракеты равной 0,7. На чернобыльском объекте вполне могли достичь вероятности обнаружения одиночного старта 0,3. Этого бы хватило, чтоб военный заказчик в корне изменил свое отношение к объекту «5Н32-Запад». Ведь военные прекрасно понимали, что одиночная ракета — не средство для решения стратегических задач. Все понимали, что требования ТТЗ явно завышены. В тот период никто в мире не знал реальных свойств ионосферы и протекающих в ней процессов. А мы в тот период уже могли давать четкое обнаружение двух-трёх стартов из 10 с полигона Канаверал в США. А по старту группы ракет могли дать вероятность обнаружения даже 0,8. По массовому старту вообще могли дать сто процентную гарантию обнаружения. А ведь настоящее предназначение боевой ЗГРЛС, как раз и состояло в том, чтобы обнаружить массовый старт боевых ракет. К сожалению ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре так и не была нормально доработана. У радара были посредственные тактико-технические характеристики. Поэтому у всех сложилось впечатление, что ЗГРЛС тупиковое направление в радиолокации.

– А если бы дали нормально поработать на комсомольском объекте хотя бы два года, — рассказал Стрелкин, — мы бы существенно улучшили его характеристики, модернизировали систему оптимизации частотно-угловых режимов (ОЧУР), сменили бы в передатчиках возбудители, усовершенствовали алгоритмы. Но главное, что даже в ухудшенном варианте ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре сыграла свою положительную роль. Она стояла на опытном боевом дежурстве и в США чувствовали на ракетных базах ее мощный сигнал».

Встреча и последующая беседа с Эфиром Ивановичем Шустовым и Валентином Николаевичем Стрелкиным в НИИДАРе оказалась весьма результативной. Однако беседовать с учеными было очень сложно. В их словах было много специфических терминов и определений. Приходилось то и дело переспрашивать, задавать уточняющие вопросы. Это порой заставляло переключаться с темы разговора на детальное объяснение очевидных для них понятий, которые для меня, если откровенно признаться, были «темным лесом». Но к чести моих собеседников, уточняющие вопросы их особенно не раздражали. Тем не менее, несколько часов разговора с учеными буквально вымотали меня и морально и физически.

Уже в сумерки покинул здание теперь уже не такого таинственного, как прежде казалось, НИИДАРа. Сотрудник охраны посмотрел на обратную сторону моего разового пропуска. Убедился, что тот отмечен в отделе Шустова и открыл стопор вертушки, сделанной из гнутых труб нержавеющей стали. На улице приятно освежил октябрьский прохладный воздух. На дорогах было полно машин. Тогда еще под площадью не было нынешних удобных для пешеходов подземных переходов. У светофоров скапливались немалые толпы москвичей и приезжих. Ехать в редакцию уже не имело смысла. Поэтому спустился в подземку и поехал домой. В портфеле лежали две диктофонные кассеты с записью беседы. Два дня потратил на их расшифровку. В итоге кропотливого труда наработал 40 листов машинописного текста через один интервал. Конечно, объем полученной информации был просто громадным. Не вызывала сомнений достоверность того, что рассказали мне Шустов и Стрелкин. Ученые весьма убедительно и доказательно объяснили, как создавалась боевая система ЗГРЛС. Самое главное, что именно Советский Союз первым в мире взялся за решение этой сложнейшей научно-технической проблемы. Из-за рубежа никто тему загоризонтной локации советским ученым нe подбрасывал. Именно в светлые головы советских ученых Николая Ивановича Кабанова, Ефима Семёновича Штырена, Эфира Ивановича Шустова, Виктора Павловича Чепиги и других пришла идея создать мощные коротковолновые радиолокаторы. Уже после них за это дело взялись ученые в США. Возникали предположения, что в «Советской России» или журналисты не разобрались в сути проблемы, или в публикации умышленно, исходя из каких-то глобальных интересов, перевирались факты, искажался титанический научный поиск огромного отряда советских ученых, конструкторов, инженеров в совершенно неизведанной области науки.

Внимательно еще раз прочитал материал в газете «Советская Россия», изучил распечатки всех бесед. Ничего волюнтаристского, умышленно вредного не увидел в действиях бывшего главного конструктора Франца Александровича Кузьминского, бывшего заместителя министра радиопромышленности СССР Владимира Ивановича Маркова. Только после этого разработал детальный план будущей публикации. Встречи в ходе журналистского расследования с учеными, военными дали очень много фактического материала. Сожалею, что, несмотря на все попытки, так и не удалось встретиться с Григорием Васильевичем Кисунько. Телефон главного критика в газете загоризонтной радиолокации и ее создателей упорно не отвечал. Даже просил своего знакомого генерала из Генштаба организовать встречу. На что тот откровенно дал понять, чтобы я бросил эту затею.

– Ты, Александр, не знаешь Григория Васильевича, — ответил мне генерал. Он слывёт очень жестким и властным человеком, который никогда не идёт на попятную, не принимает компромиссных решений. У нас в ГШ весьма неодобрительно отнеслись к его публикации в «Советской России». Якобы даже сам начальник Генштаба звонил Кисунько и спрашивал, почему тот, зная все о создании системы ЗГРЛС, представил ее, как авантюрную затею отдельных лиц из Минобороны и ВПК. Между ними был довольно неприятный разговор. Мне об этом рассказал присутствующий при том начальник одного из управлений. Так что Кисунько, скорее всего, ушел в глухую оборону и не пожелает встречаться с тобой. Тем более, ты же не знаешь, какой гонорар за эту публикацию заплатила Кисунько газета.

Жаль, конечно, что не удалось побеседовать с Григорием Васильевичем. Все же авторитетный ученый, очень много сделавший для обороноспособности государства. Однако журналистское расследование и без того давало очень обширный материал для размышлений. Поэтому сел за рабочий стол и буквально за пару дней нагрохотал на своей печатной машинке материал для публикации. Долго и мучительно думал над заголовком. Пока не созрел тот, который, по моему мнению, наиболее отражал тему. Ведь, по сути, Франц Александрович Кузьминский на конечном этапе доводки уже построенной боевой системы ЗГРЛС остался в одиночестве. У него не было полномочий главного конструктора, не было решающего слова руководителя, который лично отвечал за свое детище. Ранее на него все время давили вышестоящие инстанции, требовали быстрее сделать и сдать военным боевые ЗГРЛС. И хотя Кузьминский отдавал себе отчет в том, что нельзя еще «сырую» систему представлять на государственные испытания, он вынужден был на это пойти. И проиграл. Потому и родился заголовок материала — «В одиночку крепостей не берут», с подзаголовком — «Или почему была закрыта система загоризонтных РЛС».