Глава 11. Победа малого замысла над замыслом великим

Атмосфера, беды, неуверенности и неуправляемости нависла над лагерем Марка Антония. Друзья говорили ему, что, если бы Клеопатра вернулась в Египет, дела пошли бы лучше. Поначалу и он так думал; она поговорила с ним и убедила некоторых его друзей встать на ее сторону. В конце концов, она оплачивала большинство счетов и заботилась, чтобы он получал все те удовольствия, к которым привык… и он позволял ей это делать. Марк Антоний всегда полагался на женщин, была ли это Фульвия, Октавия или Клеопатра. И Клеопатра, поступая так, как считала нужным, оттолкнула от себя людей, которые могли ей помочь.

Она позаботилась о том, чтобы ни на минуту не упускать Антония из виду, она была уверена (и не без оснований), что в противном случае им моментально завладеет Октавия. Именно она заставила Антония послать Октавии письмо с объявлением о разрыве и объявить, что он уже девять лет женат на Клеопатре. Она не знала, как сильно это подействовало на общественное мнение в Риме. Октавиан никогда не осмелился бы предать гласности завещание Антония, не будь он первый в глазах публики оскорблен разводом с Октавией. Итак, Октавия в соответствии с распоряжением Антония покинула его дом, забрав с собой всех детей, кроме старшего Антилла, который был уже взрослым и жил с отцом. Ее провожали восхищенные и сочувственные взоры сограждан. Это был черный день для Марка Антония.

Клеопатра не позволяла Антонию подпасть под влияние его римских друзей. Она делала все, чтобы встать между ними. Оптиматы были потрясены атмосферой, царившей в лагере Антония. Не было и речи о том, что Антоний намеревается восстановить старые римские обычаи. Антоний и Клеопатра, безусловно, пытались вмешиваться в процесс правления Римом столь же эффективно, как это прежде делал Юлий. Она открыто и во всеуслышание заявляла, что однажды наведет порядок на Капитолии! Она и в самом деле была непреклонной эллинистической монархиней, для которой Юлий и Октавиан были бутафорскими римскими фигурами. Всякая решимость противостоять ей покинула оптиматов, когда они это поняли. Они расстались со своими иллюзиями, не желая действовать на пользу или в защиту такой партии или такого человека.

Все это могло бы иметь лишь небольшой эффект, если бы Клеопатра подбивала Антония на решительные действия, но именно этого она и не делала. Развлечения, удовольствия и самооправдание только расслабляли Антония. Он преследовал безнадежную цель; без денег, одежды или пищи он мог бы вновь стать тем Антонием, который был победителем при Мутине и при Филиппах, но он слишком много ел, слишком много пил и слишком много общался с Клеопатрой. И этого Клеопатра никак не могла понять. Поэтому она оттолкнула и цезарианцев, и оптиматов, лишив Антония друзей и тщательно загасив тот природный огонь, который некогда в нем пылал. Она думала, что то, что она ему дает, более чем достаточно.

Но что она ему давала? Слух о разделе земель от Сирии до Армении и Меотиды (Азовское море) дошел до Македонии. Это были римские владения, и их уже разоряли Сулла, Помпей, Брут и Кассий, да и сам Антоний. На службе у Антония находились шесть царей, и пять других (включая мидийского царя) платили дань для содержания его войска. Наконец, у Антония были римские легионы, которые он намеревался использовать в парфянской войне. Всего его армия насчитывала около 100 тысяч пехотинцев и 12 тысяч всадников — гораздо больше, чем требовалось для проведения парфянской кампании. У Антония было также около шестисот кораблей, доставленных из римских владений, некоторые из них очень крупные, а преимущества крупных кораблей были продемонстрированы Агриппой в сицилийской кампании. Эти войска и корабли Антоний не мог содержать без Клеопатры. Азия поставляла в основном живую силу и корабли. Что же касается денег, то их было мало. Корабли не были укомплектованы командами, а некоторые набранные команды не были обучены. Вкладом Клеопатры было двести прекрасно оснащенных египетских кораблей — репутация александрийских моряков была очень высокой — и 200 тысяч талантов вместе с поставками продовольствия для всей армии. Короче, она предоставляла финансовое обеспечение, без которого огромная армия Антония не смогла бы существовать.

Теперь она была вовсе не похожа на победную армию, с помощью которой Сулла — с полным контролем над людьми, деньгами и политикой своей партии — завоевал Италию. У Марка Антония была неблагодарная задача возглавлять плохо оснащенную и не особенно дружественную армию, собранную по всей Азии, к тому же плохо сплоченную, в то время как Клеопатра, у которой были деньги, имела решающее влияние на проведение всей кампании.

Октавиан встретил угрозу вторжения с гораздо меньшей армией, которая, однако, завоевала Сицилию и выиграла двухлетнюю кампанию в Иллирии, а также обладала огромным резервом ветеранов, которые, будучи поставлены под ружье, могли соответствовать самым высоким воинским стандартам. Флот был вдвое меньше, чем у Антония. У Октавиана было около четырехсот боевых кораблей, большинство из которых гораздо меньше кораблей Антония, однако прекрасно оснащенных и укомплектованных опытными командами, которыми командовал Агриппа. Трудность заключалась в отсутствии денег. Оснащение, снабжение и оплата такой армии легли неимоверной тяжестью на плечи всей Италии, которая сильно пострадала во время гражданских войн. Оставалась к тому же опасность, что единство мнений, недавно достигнутое столь великой ценой, может быть нарушено как раз из-за требований защищать Италию. Октавиан не столь уж ошибался, когда выставлял перед жителями Италии в качестве главного врага Клеопатру. Вся тяжесть предстоящего вторжения ложилась на плечи Египта.

Современники полагали, что, если бы Марк Антоний нанес мгновенный удар, пока Октавиан испытывал финансовые трудности, он мог бы оказаться победителем. Однако он медлил, а Октавиан, порицаемый за принуждение тех самых людей, которые отказывались финансировать войну, оказался прав, поскольку когда они заплатили, то успокоились и вновь восторжествовало единение. Суровость налога сильно повлияла на общественное мнение. Если, весьма вероятно, люди Востока шли на войну, вдохновляемые идеей создания великого нового мира, то вполне справедливо, что люди Запада шли на нее с явным намерением взять свои деньги у Клеопатры; а европеец, вдохновленный надеждой получить деньги, так же опасен, как азиат, вдохновленный идеями свыше.

Армия Антония стала разваливаться еще до того, как он отплыл на запад осенью 32 г. до н. э. Цезарианцы воспринимали эту войну как иноземную войну против власти Египта. Имя Антония по общему согласию не упоминалось, и, когда в храме Беллоны Октавиан в качестве отца нации совершал древний ритуал объявления войны, это была война против Египта и Клеопатры. Антоний считался лишь ее ставленником. Прибыв на остров Коркиру, где перед ним открывался путь на Апеннинский полуостров и в моря к востоку и югу от него, Марк Антоний узнал, что корабли Октавиана были замечены у соседнего берега. Решив, что уже прибыл весь флот Октавиана, Антоний отошел на юг. Для начала кампании было слишком неподходящее время года, и он устроил свою штаб-квартиру в Патрах в устье Коринфского залива и послал свою армию на зимние квартиры.

Если бы все происходило по начальному замыслу, Октавиан и Антоний в это время — в 31 г. до н. э. — были бы римскими консулами, и два консула сражались бы у мыса Актий. Если они этого и не сделали, то прежде всего потому, что консульство Антония было отменено, а вместо него эту должность занимал Марк Валерий Мессалла Корвин. Мессалла уже однажды сражался на стороне Брута и Кассия при Филиппах. Затем он стал одним из ближайших соратников Октавиана. Этот факт отражает определенные изменения в общественном мнении. Антоний, кажется, не очень беспокоился по этому поводу. Победа устранит все эти досадные неприятности. Но вероятно, его союзники оптиматы придерживались иного мнения, и многие из них изменили свои позиции, когда оказались в положении противостояния законному консулу и законной республике.

С наступлением весны и хорошей погоды Антоний начал продвижение на север. Его армии было приказано сосредоточиться вокруг Амбракийского залива, где его флот у скалистых берегов Акарнании поджидал сухопутные войска. Находясь здесь, он будет господствовать над Ионическим морем, как раз в юго-западном направлении к Сицилии. Пятьдесят лет назад Сулла, предприняв плавание из Диррахия в Брундизий, заранее знал, что не встретит серьезного сопротивления. Антоний, понимая, что может столкнуться с серьезным сопротивлением, избрал более просторное место действия с большими возможностями для сражения.

До какого-то времени обоим полководцам было выгодно незамедлительно вступить в решительное сражение и покончить с этим. Никто не был заинтересован в длительной затяжной войне, но никто не хотел терять многие преимущества. Говорят, Октавиан предложил Антонию спокойную высадку и подходящее место в Италии. Однако оно не устроило Антония, и он предложил Октавиану сразиться один на один — ответный оскорбительный намек на высказывание Октавиана относительно завоевания Парфии. Поскольку предложение было отвергнуто (Октавиана нельзя было назвать человеком военным), Антоний предложил встретиться в Фарсале, но Октавиан не желал терять преимуществ своего флота; итак, переговоры закончились ничем.

Восточный флот все еще стоял у Актия или в заливе Амбракии, когда западный флот вышел из Брундизия и соседних портов. Он пересек Ионическое море в юго-западном направлении и высадил армию у горного мыса под названием Черпак, там, где Акрокеранийские горы вдаются в море, чуть южнее Аполлонии.

Когда новость достигла Актия, это весьма озаботило римских лидеров. Клеопатра в открытую смеялась над ними, однако они были совершенно правы, угадав за этим движением опытного полководца. Оставив армию высаживаться на берег и начинать продвижение на юг, Агриппа сосредоточился на морском сражении. Захватив Коркиру, он подошел к Актию в сорока милях южнее Коркиры. Состояние кораблей Антония и их команд было настолько неудовлетворительно, что он просто выстроил их в боевом порядке в надежде, что все обойдется. Сам же Агриппа, слишком хороший военный, чтобы заподозрить правду, подрейфовал в море невдалеке и направился на юг. После захвата Левки, города, расположенного в сорока милях к югу от Актия, из-за сильного ветра он оказался в устье Коринфского залива. Агриппа, захватив Патры на западной оконечности залива, получил полный контроль над заливом.

Пока Агриппа был занят этим успешным рейдом, Октавиан и наземные войска двигались маршем на юг по прибрежной дороге и заняли позицию на севере Амбракийского залива, на месте, где затем возник город Никополь — город Победы. Отсюда он мог видеть длинный узкий канал, который соединялся с морем на входе в залив. Антоний захватил и укрепил подступы к каналу, так что имел свободный вход и выход, а также занял южную оконечность залива. Здесь было очень удобное место для сражения; но нельзя было долго ждать, поскольку подкрепление с моря было ненадежно, а климат в низине неблагоприятным.

Марк Антоний довольно долго раздумывал над предстоящим сражением. Поход Агриппы в Коринф и успехи западной армии поставили его в трудное и опасное положение, усилив дезинтеграцию в его армии. Бывший консул Домиций Агенобарб, который никогда не был фанатично ему предан, как и его коллега Соссий, перешел на сторону Октавиана. Царь Аминта из Ликаонии и царь Дейотар из Галатии тоже переметнулись к Октавиану вместе Филадельфом, царем Пафлагонии; Антоний был зол, подозрителен и не уверен в себе. Морское сражение на входе в канал, данное с целью отогнать западный флот, окончилось неудачей, поскольку западный флот поддержал внезапно появившийся Агриппа, вернувшийся из-под Коринфа. Теперь Антоний был отрезан от морских подкреплений. Командир римских легионов Канидий был предельно откровенен, оценивая ситуацию. Он посоветовал Клеопатре возвратиться в Египет и сказал, что от идеи морского сражения надо отказаться; Октавиана следует оттеснить во Фракию или Македонию, как в свое время Цезарь сделал с Помпеем, а там он будет разбит преданными Антонию римскими легионами. Флот не годился для выполнения этой задачи.

Однако Клеопатра и слышать не хотела о плане, который позволил бы Антонию выскользнуть у нее из рук. Она знала — или верила, — что он забудет о ней, как только покинет ее. Египетские корабли в отличном состоянии, они могут так же хорошо сражаться, как и корабли Агриппы. Кроме того, они были большими, а Агриппа сам убедился в преимуществе больших кораблей над более мелкими. В конце концов Клеопатра заставила военный совет поступить по-своему. Было решено делать ставку на морское сражение.

Два соображения были у нее на уме. Со всей серьезностью она обдумывала возможность сражения на воде, в случае неудачи она смогла бы бежать на корабле в Египет. Возможно, при ее склонности к интригам она видела то, чего более простодушный и сентиментальный Антоний не хотел замечать. Морское сражение было ее идеей, единственным шансом бежать из Амбракийского залива, если их римские войска, далеко не столь надежные, захотят предать Антония; они наверняка это сделают в подходящих обстоятельствах. Были выбраны и укомплектованы командами лучшие египетские корабли, остальные сожгли. Ценности, принадлежавшие Антонию и Клеопатре, ночью погрузили на корабль, который стоял наготове. Поскольку существовал обычай оставлять мачты и паруса на берегу перед морским сражением, готовый к отплытию корабль вызвал недоумение. Антоний заявил, что хотел дождаться полуденного ветра, который должен был подуть с северо-запада, а затем стремительно обойти слева римский флот и выйти в открытое море, направившись на юг к своим большим кораблям. Вот, мол, зачем нужны паруса. Западная армия, оставленная на берегу, тогда будет отрезана от подкреплений, и ею займется Канидий. Это был четкий, ясный и убедительный план, достойный Марка Антония. Возможно, он и сам в него поверил. Но вряд ли в него верила Клеопатра. Она твердо знала две вещи: сухопутные войска не будут сражаться и громадные галеры Антония никогда не обойдут с флангов мелкие, подвижные и лучше оснащенные корабли неприятеля. Однако этот план мог служить завесой ее первоначального замысла.

О плане стало известно Октавиану и Агриппе еще до начала сражения. Поэтому Агриппа, вместо того чтобы стать во главе правого фланга, как предполагалось ранее, возглавил левый фланг, напротив Марка Антония. Октавиан находился на небольшом быстром корабле, откуда он мог наблюдать всю сцену сражения.

Утром 2 сентября 31 г. до н. э. оба флота стали друг против друга в устье канала, который вел в Амбракийский залив. Из-за слепящего солнца гребцы западного флота все утро простояли на месте в бездействии. Как только тень стала падать на них и начал дуть попутный ветер, был дан сигнал к началу сражения. Большие корабли восточного флота во главе с огромным десятипалубным флагманом Антония двигались взад и вперед, готовясь окружить эскадру Агриппы, и тогда Агриппа направил к ним свои более мелкие и более быстрые суда, захватывая их с помощью своего нового приспособления.

Знаменитое сражение при Актии происходило между Марком Антонием и Агриппой. Правое крыло западного флота воздерживалось от нападения на своих неприятелей, а неприятельские суда разворачивались и торопились в гавань, не произведя ни единого выстрела. Центр восточной флотилии поднял весла — греческий знак сдачи.

Клеопатра с египетским флотом находилась в тылу, в резерве, однако ей так и не пришлось принять участия в сражении. Сражение закончилась так, как она и предполагала; Антония предали свои же люди. Египетский флот сразу же поднял паруса и направился в открытое море. Антоний, сражавшийся в самой гуще своего эскадрона, видел их отход и понял сигнал. Он приказал всем, чтобы прекратили сражение и отступали. Капитаны, которые могли это сделать, подчинились. Около сорока пяти его кораблей вскоре были выведены из сражения. Ветер, который недавно держал западный флот у берега, теперь позволил ему легко уйти на юг. Антоний не сумел вывести свой флагман из боя, враг не давал ему передышки. Тогда он пересел на более мелкое пятипалубное судно и устремился вслед за египетскими кораблями, направлявшимися на юг в Ионическое море.

Когда они оторвались от нескольких кораблей, бросившихся вдогонку, Антоний взошел на борт корабля Клеопатры. Никто не поспешил ему навстречу. Он долго сидел, уставившись на воду. Для него все было кончено. Сражение при Актии закончилось, и Октавиан получил в свое распоряжение восточный флот. Пятнадцать кораблей Антония, включая огромный флагманский корабль, попало к нему руки, пять тысяч человек из команды Антония были убиты, при этом триста кораблей сдались без боя. Армия на берегу — девятнадцать легионов с подкреплением — семь дней бездействовала. Канидий делал все от него зависящее, но по истечении семи дней понял, что произошло, и бежал; армия, как и флот, сдалась Октавиану. Сражение при Актии закончилось победой, достигнутой минимальным напряжением сил, — это была битва идей, и победителем оказалась скорее преданность идее, нежели сами войска.

Облегчение, которое снизошло на всю Италию в результате этого сражения, восторженный Гораций обессмертил несколько дней спустя в своем девятом эподе, написанном после того, как в Риме Меценат сообщил ему эту новость.

«Когда ж, счастливец Меценат, отведаем, / Победам рады Цезаря,/ Вина Цекуба, что хранилось к празднику/ (Угодно так Юпитеру)» (пер С. Гинцбурга). Далее он называет этот день более радостным, чем когда была освобождена Сицилия от Секста Помпея; теперь свободен весь Восток — нет, даже больше чем просто Восток, свободны ум и душа человека, несшего невыносимую тяжесть на своих плечах. Неси золотую чашу! Теперь великий победитель и триумфатор не Марий, не Сципион Эмилиан. Все эти восторженные похвалы Гораций обращает к одному человеку — Октавиану, которого превозносит до небес. Некогда тот был обычным человеком, отважным, но беспомощным юношей, больным в сражении при Филиппах, бежавшим и в Мутинском сражении, но теперь он божествен и бессмертен, во всяком случае, благословен (август). Даже оптиматы вздохнули спокойно. Клеопатра и все, кто за ней стоит, не будут править в Риме! Да, всем стоит выпить хорошего вина!

Октавиан решил преследовать Антония до победного конца.

Перед тем как начать преследование, он принял меры против наиболее серьезной опасности — требований армии. Войска Антония влились в его собственные войска, и ветераны были немедленно демобилизованы. Те же, кто остался в армии под командованием своих полководцев и ожидал раздела земель в Египте, пока не роптали.

Положением демобилизованных сразу же занялись. Как только они поняли, что не будет дополнительного вознаграждения, то попытались поднять мятеж. Октавиан встретил его двумя контрмерами. Он дал неограниченную, почти диктаторскую власть Агриппе и Меценату и отменил задолженности по налогам среди самых подавляемых слоев населения — среди вольноотпущенников; этими действиями он заполучил их поддержку. Он мог примириться с потерей этих поступлений, предвидя огромные богатства Египта. В действительности же сразу после победы при Актии Октавиан постарался стать совершенно независимым от армии и искал поддержку среди других слоев общества.

Затем он немедленно отправился в Афины. Здесь он распорядился освободить страну от дополнительного набора в армию, объявленного Антонием, и восстановил привычную систему правления. Из Афин он направился на Самос на противоположном берегу Эгейского моря. Агриппа писал ему, что он нужен в Италии. Октавиан с большими трудностями преодолел обратный путь, дважды чуть не погибнув у берегов Навпакта и рядом с Акрокеранийским мысом. В Брундизий в это время находились демобилизованные войска, сенаторы и толпы народа. Очевидно, в этот раз ему не удалось ускользнуть!

Опять потребовались такт, умение и терпение, чтобы удовлетворить все жалобы, причем так, чтобы уже прежде облагодетельствованные не почувствовали себя разочарованными. Земли некоторых италийских городов, которые поддерживали Антония, были конфискованы и распределены между вышедшими в отставку воинами, а тем, кому земель не досталось, были предложены альтернативные варианты в Диррахии, Филиппах и похожих местах. Тем, кому не досталось земельных участков, предложили денежные вознаграждения, а прочих просили удовлетвориться обещаниями, поскольку Октавиан все еще тратил больше, чем получал. Он выставил на торги свою собственность и собственность своих друзей в качестве знака доброй воли. Никто не стал ее покупать, но многие удовольствовались обещаниями. Через двадцать семь дней после возвращения в Италию он опять отправился из Брундизия на Восток. Чтобы сократить время пути, пришлось волоком протащить корабль через Истмийский перешеек, и он объявился на Самосе так быстро, что Антоний и Клеопатра одновременно узнали и о его отъезде, и о возвращении.

— Тем временем Антоний и Клеопатра разделили обязанности между собой. Она возвратилась в Египет и начала собирать средства с неимоверно богатых египетских храмов и из светских источников. Антоний отплыл на Кирену для переговоров с римской армией Пинария Скарпа, которая была набрана еще раньше для защиты Египта и была относительно надежна. Однако Скарп отказался иметь дело с Антонием, тогда он поспешил в Александрию. Деньги бесполезны, если они не могут купить необходимое.

Если бы союз Антония и Клеопатры в самом деле был страстным любовным романом, конец их истории мог быть совсем иным. Однако это давно уже было деловое партнерство, в котором Антоний предоставлял Клеопатре независимый Египет, а Клеопатра должна была финансировать его контроль над Римом. Когда оба оказались не в состоянии выполнять условия договора, они перестали доверять друг другу. Поскольку политика Октавиана оставалась неизменной, они начали заигрывать с ним по отдельности.

Клеопатра уже отправила волоком несколько кораблей в Красное море, чтобы получить свободу в изгнании. Некоторые из них сожгли арабы, а Антоний полагал, что армия, уцелевшая в сражении при Актии, все еще может быть ему предана, поэтому она не стала настаивать на этой идее. Были даже планы бежать в Испанию. Когда Антоний узнал от Канидия об истинном положении дел в армии, его охватило отчаяние. Оба надеялись отвести от себя опасность до тех пор, пока не будут готовы себя защитить. Антоний просил, чтобы ему разрешили жить спокойно в Египте или Афинах. Клеопатра послала Октавиану золотой скипетр и корону, надеясь, что он поймет намек. Он понял, но не так, как она рассчитывала. Он сразу понял, что она больше всего заинтересована в сохранении Египетского царства и что он мог, используя этот повод, разлучить ее с Антонием. Октавиан знал, что они «выставят» для привлечения партии цезарианцев Цезариона и Антилла — как истинных сыновей их отцов, и это, несомненно, повлечет за собой соперничество законного сына и усыновленного наследника: итак, ее подношения не обманули его. Вопрос в том, кто окажется хитрее. Октавиан был в более выгодном положении, поскольку Антоний и Клеопатра действовали по отдельности.

Он не дал никакого ответа Антонию, однако Клеопатре послал двойное послание — одно публичное, с условием, что, если она полностью отдаст себя в его руки, он обдумает, что сможет для нее сделать; и другое частное, в котором говорил, что ни в чем ей не откажет, если Антоний будет мертв.

Оба они вновь обратились к нему — Клеопатра с предложением большой суммы денег, а Антоний — с подробным объяснением своей позиции и своего поведения, взывая к их старой дружбе. Он обещал умереть сам, если Клеопатра будет в безопасности. Октавиан так и не ответил Антонию, и тот послал к нему Антилла с золотыми дарами. Октавиан золото принял, но отправил Антилла назад без ответа. В обоих случаях он просто повторил свой первый ответ Клеопатре. Ему нужно было окончательно разрушить взаимное доверие Антония и Клеопатры. Это усугубило уныние Антония и укрепило уверенность Клеопатры в том, что ей следует поторговаться с Октавианом. Октавиан старался заранее не толкать ее на крайние меры. В соответствии с полученной им информацией Клеопатра собрала огромное богатство, которое она грозила уничтожить при малейших признаках провокации. Ему очень нужны были эти средства. Все его будущее зависело от того, сумеет ли он завладеть ими.

Вернувшись из Брундизия, он направился в Египет. Корнелий Галл взял на себя командование армией Скарпа и отрезал путь на запад. Октавиан с войском двигался из Сирии. Мало-помалу все надежды на удачную оборону Египта таяли. Полагали, что Клеопатра отдала Пелузий Октавиану. Антоний приготовился защищать Александрию. Его решимость была парализована сомнениями в ее верности и преданности кого бы то ни было. Последним ударом было то, что флот, стоявший у Александрии, перешел на сторону Октавиана — и это также позже приписали Клеопатре. Антоний пытался покончить с собой той же ночью, но лишь нанес себе смертельное ранение. Он умер позже, на руках у Клеопатры.

Здесь не место подробно рассказывать историю любви, которая столь поразила воображение современников. Нас интересует в ней лишь роль Октавиана. Для него Марк Антоний был опасным реакционером, чьи действия, останься он жив, свели бы все его достижения на нет. Если скажут, что он погубил несчастного влюбленного, можно ответить, что у него никогда не возникало желания губить вообще кого бы то ни было.

Через пару дней Октавиан встретился с Клеопатрой.

Встреча Октавиана с Клеопатрой, если можно верить историкам, была весьма примечательной. В то время ей было тридцать девять лет, она была матерью четверых детей, но все еще полагала, что ее очарованию, которое покорило Юлия и Антония, поддастся и Октавиан. В любом случае, стоило попробовать. Однако Октавиан, хотя и отдал должное ее очарованию, остался к ней равнодушен. Клеопатра ошиблась. Она неправильно повела себя по отношению к нему. Она настолько привыкла иметь дело с мужчинами, чьи чувства преобладали над их разумом, что не знала, как поступать с человеком, который прежде всего руководствовался разумом. Она рыдала — это была ошибка; она читала ему отрывки из писем Юлия — однако они лишь напоминали ему, что Цезариона предполагали провозгласить истинным преемником Цезаря, оспорив права усыновленного преемника. Он заверил ее, что ей нечего опасаться, однако она догадывалась, что ее обманывают. Через некоторое время она узнала, что ей уготовано путешествие в Рим. Она испросила и получила разрешение навестить могилу Антония. Там она покончила с собой, но каким образом — неизвестно.

Октавиан был огорчен, услышав о таком ее конце (Плутарх, «Антоний», I, 14 6). Она была необычной личностью — умной, очаровательной и гораздо более сильной, чем большинство женщин. Он бы хотел ее спасти. Однако вряд ли он когда-либо испытывал угрызения совести оттого, что способствовал гибели Антония и Клеопатры. Они стали помехой на пути мирной и счастливой жизни для всего человечества.

Итак, теперь Октавиан, глядя на мертвую египетскую царицу, наверное, чувствовал, что исполнил третью из своих великих задач. Он отомстил за убийство Юлия, отвоевал Сицилию и теперь совершил то, что хотел совершить Юлий, — приобрел Египет.

Он уничтожил птолемеевскую монархию и присоединил Египет к римским владениям. Управление им он взял на себя. В свое время Юлий предвидел, что господство над Египтом станет камнем, заложенным в основание новой возникающей в мире политической силы и человек, ставший во главе новой системы, должен управлять Египтом. Его огромные богатства станут необходимой опорой власти.

Сын Клеопатры и Юлия пытался бежать в Эфиопию. Его поймали и казнили. Он был последним царем Египта, однако своей смертью он более был обязан тому, что Антоний выставил его претендентом на место наследника Цезаря. Родной сын мог перевесить влиянием сына приемного. Антилл, старший сын Антония и Фульвии, также был убит; он в любой момент мог стать инициатором заговора против Октавиана. Некоторые сторонники Антония были пойманы и казнены; других отпустили, заставив уплатить огромные штрафы. Близнецов Александра Гелиоса и Клеопатру Селену Октавиан взял под свою защиту. Антоний и Клеопатра были захоронены в одной усыпальнице, и это был конец их необычной истории.

Лучшую часть года Октавиан провел в Египте. За это время он распорядился о работах по обновлению ирригационной системы. Он лично посетил захоронение человека, к которому питал особое почтение, — могилу Александра. Когда его спросили, желает ли он видеть других царей Египта, он отвечал, что «хотел видеть царя, а не покойников». Александр, приверженец объединения мира, был единственным царем, которого мог почитать римлянин.

В начале 29 г. до н. э. он был в Сирии по пути на родину. Известие о том, что он находится на берегах Евфрата, застало Вергилия в то время, когда он заканчивал свои «Георгики». Некая странность судьбы, которая сопровождает людей, достигших огромных успехов, теперь коснулась и Октавиана. Он оказался в Сирии в то время, когда первая мощная волна парфянской энергии выдохлась; и без всякого напряжения или затрат ему удалось достичь того, чего не могли достичь армии и стратегия Антония. Цари Востока и сами хотели мира; они поклонились без всякого колебания великому покорителю (каковым они его считали), который одержал победу над Марком Антонием. Как и во многих других случаях, никто особенно не рылся в подробностях.

Возвращение Октавиана в Рим стало одним из самых великолепных праздников, которые когда-либо видел город. Гораций восторженно перечисляет имена всех богов и их подвиги, пока не доходит до верховного бога — Юпитера; и имена всех римских героев, пока не доходит до Юлиев — этих он называет величайшими из героев, среди них Октавиан, который стал величайшим представителем Юпитера на земле («Ода», 1, 12). Без сомнения, здесь он просто выразил восторг, охвативший всех, когда наконец наступил мир. Когда этот величайший герой Октавиан вошел в город, другой консул, его коллега, вышел ему навстречу, принеся полагающиеся жертвоприношения от сената и римских граждан.

Здесь было все, что можно пожелать. Прежде всего эвлоги — публичные благодарственные речи за отличную службу, затем распределение почестей, главным из которых было представление голубого стяга Марку Агриппе Випсанию в память о сражении при Актии. Затем последовали награды воинам, потом подарки гражданам и детям. Октавиан этим не ограничился. Разоренные города Италии в соответствии со старым обычаем проголосовали за предоставление герою золотых венков, но он отказался. Кредиторам не нужно было во время праздника думать о деньгах — он полностью расплатился с ними. Его должники могли также радоваться: он отменил все их долги в честь знаменательного события. Короче, праздник удался на славу. Так много денег прибыло в Италию вместе с Октавианом, что цены поднялись, а процентные ставки понизились.

Затем последовали три триумфа, столь же великолепные. В первый день справляли триумф по поводу победы над Паннонией и Далматией; во второй день праздновали триумф победы при Актии с морскими трофеями; на третий день — триумф в честь завоевания Египта, который превзошел все остальные. Клеопатра была мертва, но ее восковую фигуру провезли через весь город, там также находились Александр Гелиос и Клеопатра Селена. В процессии везли все, что могло представлять интерес: чернокожих людей и слонов, слоновую кость, змей и павлинов, все чудеса загадочных тропиков. Одно новшество наблюдалось в традиционной процессии. Герой процессии в повозке, запряженной четверкой коней, ехал не позади, а впереди сенаторов. Никто не подумал, будто он этого не заслужил. На страну снизошел мир; храм Януса был закрыт.