КОРАБЛИ УХОДЯТ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Дон Энрике, принц Португалии, известный теперь больше под именем Генриха Мореплавателя[12], третий сын португальского короля Жуана I, родился в городе Порту в 1394 году. В юности, показав себя с блестящей стороны при взятии крепости Сеута, он просит отца направить против Гибралтара, который был тогда в руках мавров, военную экспедицию. Ему отказывают в этом.

– Хорошо, – заявил тогда Генрих, – мои завоевания пойдут гораздо дальше.

Он был герцогом де Визо, сеньором де Ковилья, комендантом крепости Сеута, главой (назначенным папой Римским) ордена Христа. Все эти звания, так же как и титул принца, запрещали ему лично принимать участие в морских путешествиях. Но именно море Генрих и решил завоевать.

Свой командный пункт он основал в южной провинции Португалии на косе Сагреш, части мыса Сен-Винсент. Там он построил себе замок, где разместились обсерватория, школа мореходства, корабельная верфь, а также академия ученых. Отсюда, из Замка Принца, в течение сорока лет почти непрерывно отправлялись морские экспедиции.

Океан был огромен, а средства мореплавания примитивны. Португальцы ходили в море на барках, совсем небольших судах, грузоподъемностью не более 50 т, едва способных пристать к берегу в ветреную погоду. Для начала довольствовались и этим, но Энрике непрестанно побуждал корабельных мастеров создать что-нибудь получше.

В 1419 году два эскудейро, люди низшего дворянского звания, Зарку и Тейшейра отплыла из Сагреша на двух пожалованных принцем барках. Вернулись они через два года.

– Сеньор, – доложил Зарку, – мы объявили вашим владением один остров к западу от Африки. Остров гористый и земля на нем плодородная. Мы развели там виноградники и стали сеять пшеницу.

– К сожалению, – добавил Тейшейра, – среди привезенных нами на остров животных была пара кроликов. Они расплодились и опустошили весь остров.

– Это не беда. Отправляйтесь снова и поищите другие острова.

Три года спустя Зарку и Тейшейра высадились на более крупном острове, покрытом лесами, madeiras. Остров так и был назван – Мадейра (Лесистый). Почти все леса погибли потом от пожаров, случайных или устроенных специально для удобрения земли, где стали выращивать виноград и сахарный тростник. Кроликов на этот раз с собой не брали, и оба эскудейро нажили себе целое состояние.

А у дона Энрике были уже другие планы. Его астрономы, строители, картографы и моряки без устали трудились над разрешением загадки полулегендарного мыса Боядор. Расположенный далеко на африканском побережье, он считался как бы пределом мира. Никто из европейцев не бывал за этим мысом.

– Если до него доплыть, – рассказывали моряки, – море опрокинется в бездну.

– Нет, оно не опрокинется, – утверждали другие. – Оно вскипит и корабли будут охвачены огнем.

Со времен финикийцев мореплаватели, чтобы запутать свои следы и ослабить конкуренцию, распространяли эти устрашающие легенды. Дон Энрике упорно продолжал посылать своих капитанов на юг.

В 1432 году один из капитанов принца тщательно исследует, все так же к западу от Африки, архипелаг, где прежде уже побывали карфагенские, арабские и итальянские мореплаватели. Дон Энрике посылает туда колонистов. Так как на островах оказалось особенно много ястребов – по-португальски azores, – острова назвали Азорскими, т. е. Ястребиными.

В октябре 1434 года к принцу явился капитан Жиль Иннеш.

– Сеньор, я прошел мимо мыса Боядор.

– И видели, как за ним клокочет море?

– Нет, сеньор. Море там такое же, как и всюду.

Отвлеченный на некоторое время походом (неудачным) против Танжера, принц возвратился в Сагреш и ушел с головой в испытание совершенно нового типа судна, которое его корабельные мастера только что построили. Это была каравелла.

Еще и теперь задаем мы себе вопрос, вдохновлял ли мастеров их собственный талант или к ним попали рисунки китайских джонок, на основе которых они работали. Подводная часть каравелл напоминала тело водоплавающей птицы. Эти корабли были быстроходны и маневренны, с большой остойчивостью. Они могли плыть почти рядом, лавировать, не сбиваться с курса и хорошо выдерживали удары волн о корму. Каравеллы XVI века были длиной от 15 до 25 м, имели три или четыре мачты. Только в самом начале их парусное вооружение было латинское[13], потом определенная его часть заменяется прямыми парусами.

В 1436 году на этих кораблях новейшего образца моряки из Сагреша достигли Рио-дель-Оро, в районе Западной Сахары, где пленные мавры платили выкуп золотым песком. Через девять лет Лансерот Песанья, обогнув мыс Бланко, открыл устье величественной реки – Сенегала. Возвратившись в Замок Принца, он показывает свою добычу: две сотни черных невольников.

– Пятая часть этих мавров ваша, – объявил Лансерот дону Энрике. – Мы разделим их на пять групп, выбирайте любую.

Генрих сделал выбор и тут же отослал своих рабов в церковь Лагоса. Один из них стал францисканцем. Все пленники добровольно или силой были обращены в христианство. Они работали, но жили на свободе и некоторые из них женились потом на португалках, а женщины вышли замуж за португальцев. Так было положено начало торговле «эбеновым деревом» и так зародилась характерная почти для одних только португальцев традиция, которая долгое время делала колониальную империю этой нации особенно прочной: смешанные браки.

В том же году, когда Лансерот обогнул мыс Бланко, Дениш Диаш достигает Зеленого мыса, а на следующий год Нуньон Тристан углубляется во внутренние районы материка за Зеленым мысом. Несколько позднее были открыты острова Зеленого мыса. Португальцы проникают в Гамбию, устанавливают контакт с абиссинцами, прибывшими с восточного побережья. В 1460 году дон Энрике посылает к берегам Гамбии каравеллу, на борту которой был священник. Один из африканских королей выказал свое искреннее расположение к богу христиан, и вот первый миссионер отправлялся на каравелле, чтобы окрестить несколько тысяч черных душ. Такова была последняя земная радость принца. Умирая от лихорадки, этот человек, взявший девизом французское выражение «Талант делать добро», завещает своим капитанам часть личного имущества и свою страстную веру в будущность географических открытий.

Всякий раз, когда Генриху отказывали в официальной поддержке, он брал для своих исследований деньги в долг: у монахов, у евреев. И в конце концов был разорен. После его смерти за неимением средств и твердой руки научное учреждение на косе Сагреш распадается. Капитаны, больше чем когда-либо заинтересованные путем в Индию и пряностями, которые они рассчитывали увидеть, как только обогнут Африку, искали себе покровителя и нашли его. В 1469 году Фернанд Гомеш, купец из Лиссабона, дал согласие финансировать будущие экспедиции.

– Вот мои условия. С меня будет довольно первоначальной выплаты в 500 дукатов и права монополии на всю торговлю с Гвинеей. Взамен я обязуюсь обследовать ежегодно по сто миль вновь открытых берегов и продавать всю слоновую кость, какую я добуду, только короне.

– Согласен, – ответил Жуан II.

Обе стороны очень скоро поняли, какую прекрасную сделку они заключили. Богатство Гомеша росло изо дня в день, в то время как его моряки обследовали Золотой Берег, дельту Нигера, государство Бенин, пересекли экватор. Выгоды от этих открытий извлекла вся Португалия в целом.

– А теперь я хочу, – заявил Жуан II, – снарядить решающую экспедицию.

Один из его приближенных, Бартоломеу Диаш, получает командование флотилией: две каравеллы и судно с продовольствием. Задание было точное: «Следовать вдоль берегов Африки до самого мыса, где она кончается». А оттуда, если возможно, пробраться в царство некоего священника Иоанна, который, как ходили слухи, был христианином и вел торговлю с Индией. Дорога пряностей будет наконец открыта.

В свои тридцать шесть лет Диаш был полон энтузиазма. В конце августа он отправляется в путь. Миновали экватор, и за ним, дальше к югу, весь путь их сопровождали бури. «Когда буря наконец утихла, – говорит летописец Жоду де Баррош, – Бартоломеу Диаш ищет землю с восточной стороны, думая, что берег все еще тянется в направлении с севера на юг. Однако через несколько дней, видя, что берег все не появляется, он поворачивает на север и заходит в бухту, которой дает название Вакейрош (Пастухи), так как они увидели там много скота на пастбищах под присмотром пастухов. Переводчика не было, и поэтому наши моряки не могли поговорить с этими людьми».

Берег теперь простирался к северу. Южную оконечность Африки Диаш обошел, даже не заметив этого! Но тут его моряки, усталые, измученные, устрашенные неизвестностью, отказались плыть дальше. Диашу пришлось повернуть назад. «На обратном пути они увидели этот большой мыс, тысячи лет таившийся в неизвестности. Бартоломеу Диаш и все, кто был с ним, в память об опасностях и страшных бурях, какие им пришлось пережить, назвали этот мыс Мысом Бурь. Но король Жуан II велел назвать его мысом Доброй Надежды, так как он сулил ему открытие Индии, к которой все так стремились и в течение долгих лет с таким упорством искали».

В Лиссабон Диаш возвратился в декабре 1488 года. Ему устроили торжественный прием, поздравляли, пожаловали очень почетный пост. Но будет ли он командовать новой экспедицией? Жуан II рассудил иначе: слишком много лавров на одну и ту же голову, а этого монархи не любят. Король даже сам выбирает командира для нового исследования восточных берегов Африки – Эштевана Гама.

Эштеван просит разрешения взять с собой сына Васко.

– Разрешаю, – сказал король. – А теперь я хочу, чтобы вы знали о странном посетителе, который побывал у меня четыре года назад.

Посетитель был человек необычный. Назвался он генуэзцем и мореплавателем. Говорил, что может добраться до благословенной страны пряностей – Индии – и что собирается попасть туда с запада.

– С запада? Но это же нелепость!

Мысль, что Земля имеет форму шара, была высказана Аристотелем за триста пятьдесят лет до нашей эры. Позднее, из-за слишком буквального истолкования библейских текстов распространилась уверенность, что Земля плоская. Во времена Жуана II и даже раньше это заблуждение стало отживать свой век. Однако советники короля считали замысел генуэзца безрассудным. Ведь он собирался попасть в Индию с запада, а это значило оказаться в безбрежных просторах Атлантического океана, который называли в ту пору морем Мрака.

Другие советники португальского короля считали, что надо все же «выслушать генуэзца до конца». Этот человек, кажется, был уверен в своем деле. Совет «мудрецов» навел о нем справки и наконец решил, что не будет большого риска, если предоставить этому смельчаку один или два корабля и некоторую сумму денег. Гость поставил тогда условия:

– Если путешествие будет успешным, я хочу получить звание Адмирала всего моря Океана со всеми преимуществами, привилегиями, правами и льготами, какими пользуется адмирал Кастилии. Во всех землях, которые я открою по пути в Индию, – не в африканских землях, а лежащих на западе – я требую для себя и для своего потомства права получать десятую часть всех доходов.

Передавая этот разговор отцу и сыну Гама, Жуан II заметил, что претензии генуэзца сочли неразумными и он получил полный отказ.

– Но нам надо остерегаться его, он, видимо, очень хитер. Кто знает, не попробует ли он в конце концов опередить нас и на пути вокруг Южной Африки. Вам бы надо поторопиться со своей экспедицией.

– Да, ваше величество, – ответил Эштеван Гама, – но нам необходимо все предусмотреть и собраться как следует. Мне нужны самые лучшие моряки.

Он не успел еще закончить снаряжение кораблей и не укомплектовал полностью экипажа, когда вдруг пришло известие, поразившее королевский двор Португалии, словно удар грома: генуэзец, получивший здесь несколько лет назад полный отказ, открыл от лица Испании где-то очень далеко на западе райские, сказочно богатые острова.

– Бог ты мой, надо торопиться! – воскликнул Жуан II.

Торопиться ему, однако, не пришлось. Неожиданная гостья, смерть, унесла его в скором времени и, чтобы рассчитаться сполна, унесла также и капитана Эштевана да Гаму. В 1493 году уже королю Эмануэлю II пришлось давать сигнал к отплытию кораблей, возложив всю тяжесть ответственности на плечи молодого, 24-летнего Васко.

Каравеллы получили названия в честь архангелов: «Святой Гавриил», «Святой Рафаил» и «Святой Михаил». На их парусах изображен был крест. На борту каждого корабля стояли в два ряда пушки. На четвертое большое судно погрузили запас продовольствия на три года и разные грошовые товары в надежде обменять их на истинные сокровища. На борту кораблей были приговоренные к смерти люди, их брали в плавание для самых опасных поручений. В целом весь экипаж состоял из двухсот человек.

Диаш уже обогнул мыс Доброй Надежды со своими моряками. На этот раз предполагался более дальний бросок – то, перед чем отступили моряки Диаша. «Индийский флот» шел сначала вдоль берегов Португалии, затем вдоль побережья Африки, ставшего теперь уже привычным, а 3 ноября повернул в открытое море. 4 ноября на корабле раздался крик «Земля!». 30 градусов южной широты, экватор далеко позади. 8 ноября корабли бросают якорь в бухте Святой Елены. На берегу столпились чернокожие туземцы, вид у всех грозный. Арбалеты обращают их в бегство, и флот может пополнить запасы питьевой воды и свежего мяса.

И снова в путь. 28 ноября гремят пушечные выстрелы. Но впереди нет никакой опасности, это появился мыс Доброй Надежды, и Васко да Гама отдает приказ произвести в его честь салют. Вот уже мыс остался позади, гром пушек смолкает. Первый раз в истории человечества европейцы намеренно покидают воды Атлантики и выходят в другой океан. На полуюте «Святого Гавриила» рядом с рулевым стоит будущий Адмирал Индий. Мы снова встретимся с ним на поприще его славы.

На сцену уже вышел другой адмирал со званием: Адмирал моря Океана. Имя его – если только это его настоящее имя, в чем нет уверенности, – Христофор Колумб.

Колумб родился примерно между 1446 и 1451 годом. Где? Недобросовестность многих свидетелей, неясность оставшихся документов и фальсификация после смерти его завещания, в котором он назван уроженцем Генуи, запутывают это дело. Четырнадцать городов и поселков на Корсике, Сардинии, Балеарских островах и Апеннинском полуострове заявляют свои права на знаменитого адмирала. Мадариага, труд которого заслуживает наибольшего доверия, склоняется определенно в сторону Генуи. Вслед за ним мы скажем здесь: генуэзец. Семья Колумбов, ставших в Италии Коломбо, происходила, быть может, из испанских евреев и после переселения в другую страну сохраняла язык и обычаи своей прежней родины.

О детстве и юности знаменитого путешественника почти ничего сказать нельзя. Никому не удалось с достоверностью выяснить, был ли он сначала пиратом или честным моряком торгового флота и в каких морях плавал.

Колумб достиг уже тридцатилетнего возраста, когда впервые обнаруживается его след – в Португалии.

Около 1480 года Христофор Колумб женится на португалке испанского происхождения по имени Фелипа Перестрелья. Она слывет красавицей. Дед Фелипы получил в управление остров, открытый во время плавания под командованием Зарку и Тейшейры и опустошенный вначале кроликами. У ее отца хранились карты, секретные документы – неоценимое сокровище для всякого мореплавателя.

Молодожены отправились на остров деда Порту-Санту. Их медовый месяц длился три года, лишь изредка муж покидал дом, отлучаясь на короткое время. На острове у них родился сын Диего. Колумб изучает бумагу своего тестя, слушает рассказы моряков. Остров Порту-Санту, расположенный вблизи Мадейры, был в то время крайней точкой известного мира. Дальше на запад простиралось неисследованное пространство океана, который тогда называли морем Мрака. Молодой отец семейства часто выходил посидеть на берегу, устремляя свой взор к неведомому горизонту.

– По ту сторону моря Мрака – Индия.

Колумб не только твердо знал, что Земля круглая, но и был совершенно уверен в том, что если плыть на запад, до Индии совсем недалеко. Причиной такой уверенности была одна ошибка. Среди бумаг, которые старательно изучал генуэзец во время своего пребывания на острове Порту-Санту, была карта мира, составленная флорентийским врачом Паоло Тосканелли. На этой карте восточная оконечность Азии отстояла от Лиссабона всего лишь на 700 морских лье, т. е. около 4000 км. Эта оценка примерно подтверждалась и другими документами того времени, среди них глобус Мартина Бехайма и «Изображение мира» кардинала д'Эйи.

И вот Колумб принимается составлять подробный план своего путешествия на запад.

– Я хочу обратиться к королю Португалии, король должен выслушать меня, – сказал он жене.

Одно необычное происшествие подтолкнуло тогда Колумба, послужив еще одним доводом в пользу задуманного им дела. Однажды судьба забросила на берег Порту-Санту потерпевшее крушение судно. Штурман – один из немногих оставшихся в живых моряков – был так изнурен, что не мог вымолвить ни слова. В бреду один матрос говорил о несмолкаемом пении ярких птиц, о неизвестных животных и темнокожих туземцах. А ведь судно пришло с запада. Христофор Колумб внимательно слушал. Он тут же распорядился внести к себе в дом и положить на кровать умирающего штурмана. Ухаживал он за ним как только мог и вскоре узнал его имя, Алонсо Санчес из Уэльвы. Очнувшись от забытья, моряк слово за слово рассказал свою одиссею. Сбившись с пути во время сильной бури, его корабль попал на чудесный остров в море Мрака. Санчес сообщает подробности, показывает своему спасителю карты и расчеты. Вот еще одно свидетельство, новый факт, который Жуан II оценит, конечно, по достоинству. Однако почти сразу же после этого Санчес из Уэльвы скончался. Историки, настроенные к Колумбу враждебно, настаивают на этом факте: «А может, генуэзец задавал себе вопрос, не захочет ли Жуан II поручить командование экспедицией на запад не ему, а уцелевшему штурману, который уже побывал у тех далеких берегов? Его смерть кажется очень своевременной». Еще и теперь нравственный облик Колумба остается неясным, в нем есть и светлые и теневые стороны. Будем же здесь обращаться только к достоверным фактам или почти подтвержденным.

Свой давно задуманный план Колумб изложил португальскому королю в 1484 году, и мы знаем, что ему было во всем отказано. Тогда он отправляется в Испанию – один, без жены, только с сыном Диего. Умерла ли Фелипа или он с нею расстался, это для нас навсегда останется тайной. Диего был отдан на воспитание в монастырь Рабида близ Палоса.

Две даты дают нам представление о терпении Колумба, о его необыкновенном упорстве. Только в 1487 году, после трехлетних хлопот и переговоров, удалось ему добиться приема у правителей Испании, короля Фердинанда и королевы Изабеллы Католической, которым он излагает свой план. И только в 1492 году, еще пять лет спустя, 17 апреля 1492 года, монархи подписывают «Капитуляции», договоры, где они принимают его условия. Предоставленные ему субсидии невелики: «Приказано муниципалитету города Палоса доставить адмиралу Колумбу две каравеллы, привести их в порядок и снарядить».

Снарядить корабль на языке моряков означает предоставить для него экипаж. Однако город Палое и бровью не повел: ни кораблей, ни моряков. Какое бы высокое жалованье ни предлагал Колумб, никто к нему не шел. И даже сочли подозрительной такую плату за прыжок в неизвестность. Море Мрака было царством дьявола. Индия находилась не в той стороне. Если кто туда уплывет, назад он уж больше не вернется. Другая причина сомнений: для жителей Палоса Колумб был личностью неизвестной.

– Говорят, что он адмирал, но где и когда он плавал?

Наконец положение спасли два известных богатых судовладельца, Мартин Алонсо Пинсон и его брат Винсент Янес. Они сами привели свои каравеллы в порядок и заявили, что примут участие в плавании. Такое доверие произвело на всех сильное впечатление. Следуя их примеру, капитан Хуан де ла Коса, баск по национальности, согласился дать свое судно с экипажем и лично отправиться в путешествие. Каравеллы Пинсона носили названия «Пинта» и «Нинья» (что значит «Крапинка» и «Девочка»), а каравелла Хуана Коса «Гальега» («Галисийка») – все это были прозвища известных девиц легкого поведения, и судовладельцы названий не переменили. Христофор Колумб, которому все-таки хотелось чуточку достоинства, добился, чтобы «Гальегу» – она должна была стать флагманским кораблем – переименовали в «Санта-Марию».

Точные размеры кораблей нам неизвестны. Вероятно, грузоподъемность «Санта-Марии» была немногим больше ста тонн, а длина около тридцати пяти метров. Длина двух других судов, «Пинты» и «Ниньи», могла быть от двадцати до двадцати пяти метров. Экипаж каждого из них состоял из тридцати человек, а на борту «Санта-Марии» было пятьдесят человек. почти весь июль 1492 года шла погрузка кораблей. Провизии брали с собой на год, из расчета 300 г мяса и рыбы и фунт сухарей на человека в день. Мяса, конечно, копченого, рыбы сушеной. В кладовые корабля грузили также сухие овощи, сыр, растительное масло, уксус и большое количество лука. О витаминах тогда, конечно, ничего не знали, но было известно, что при отсутствии свежих продуктов лучшее средство от цинги – лук. Воды на человека полагалось мало – полкружки при каждом приеме пищи, зато вина много – по два литра в день.

2 августа 1492 года все было готово к отплытию. После обедни в монастыре Рабида моряки Колумба стали прощаться с семьями. Накануне, это был день Пресвятой Девы Марии, все жители Палоса молились в церкви, опустившись на колени и произнося слова молитвы вслух. Теперь, на пристани, женщины все еще продолжали молиться. Толпа была в предельном напряжении, что совершенно легко понять. Отплытие кораблей Колумба было для того времени событием куда более волнующим, чем в наши дни запуск космической ракеты. Эти люди уходили навстречу полной неизвестности, и те безбрежные просторы океана, куда им предстояло плыть, не видела еще ни одна живая душа. Кто знает, не окажется ли там какая-нибудь бездна, мальстрем, и не дуют ли там чудовищные ветры?

Колумб, человек высокого роста, плотный, ясноглазый, с длинными рыжими волосами, седеющими на висках, белой кожей в веснушках, с властными манерами и размашистым жестом, стоял на полуюте своей «Санта-Марии» в адмиральской форме с выпушками гранатового цвета. Все увидели, как он снял шляпу, и громким голосом произнес:

– Во имя Господа, отдать концы!

Каравеллы спустились по Рио-Тинто и пересекли устьевой бар близ острова Сальтес. «Пинтой» командовал Алонсо Пинсон, «Ниньей» его брат. На «Санта-Марию» старшим помощником Колумб взял Хуана Коса.

На Канарских островах адмирал наметил остановку. Оттуда он намеревался следовать по 28-й параллели, которая, согласно его тайным документам, приведет их в Сипанго (Японию) или Катай (Китай). Но в понедельник 6 августа на «Пинте» сломался руль. Его починили и поплыли дальше. На следующий день он сломался снова. Не было ли это умышленным действием? Об этом мы никогда не узнаем. Медленно, едва передвигаясь, каравеллы доплыли до Лас-Пальмаса. Там руль на «Пинте» был приведен в порядок.

В 1892 году, отмечая четырехсотую годовщину со времени открытия Америки, испанское правительство заказало корабль, воспроизводящий, насколько возможно, «Санта-Марию». Эта каравелла, пересекая Атлантику курсами, записанными в вахтенном журнале Колумба, доплыла от Лас-Пальмаса до Сан-Сальвадора (Багамские острова) в точности как и он за тридцать шесть дней.

Матросам Колумба эти тридцать шесть дней показались очень долгими, и потому что им говорили о близости Индии, и потому что вся эта затея вселяла в них тревогу и еще из-за того разочарования, какое им пришлось пережить, когда в море появились водоросли, а берег все не показывался. Они, конечно, не могли знать, что водоросли Саргассова моря доходят до середины океана. К тому же из-за нараставшей угрозы мятежа все продукты на кораблях были строго нормированы.

Развязка наступила почти неожиданно. 11 ноября в море появилась бурая водоросль фукус, которой в прежних скоплениях не было. Потом встретилась усаженная улитками палка, какая-то веточка с красными ягодами. Адмирал обещал большую награду тому, кто первый увидит землю: пожизненную ренту в десять тысяч мараведисов от имени королевы, а от себя шелковый камзол. Под вечер того же дня над кораблями пролетели попугаи.

К полуночи затянутое облаками небо прояснилось. Выглянула луна. Свежий ветер подгонял каравеллы.

12 октября, два часа ночи. На борту «Пинты» раздается крик «Земля! Земля!». И затем выстрел бомбарды. «Пинта» направилась к кораблю адмирала.

– Вы видели землю? – спросил Колумб у Мартина Алонсо.

– Матрос увидел. Бермехо. Да ее теперь уже хорошо видно. Посмотрите.

В самом деле. В лунном свете проступал темный контур берега. На этот раз ошибки быть не могло. Если плыть дальше, флотилия налетит на берег. Колумб отдает команду лечь в дрейф до рассвета.

Здесь бы истории и остановиться. В первый раз Атлантический океан был пересечен из конца в конец в его средней части, и неважно, что Колумб попал на остров вблизи материка, а не на сам материк. Потомство едва ли запомнит такую подробность, и фраза «Христофор Колумб открыл Америку» останется навсегда несомненным фактом. Но, может быть, эта слава была все же слишком велика для человека, слишком велик для него такой подвиг. Потому что в эту минуту злой демон внушит ему самый скверный поступок за всю его жизнь.

Когда каравеллы остановились, Мартин Алонсо Пинсон поднялся на борт «Санта-Марии» и повторил Колумбу имя матроса, который увидел берег и возвестил о нем. Хуан Родригес Бермехо, уроженец Трианы.

– Нет, – сказал Колумб, – я увидел землю раньше, чем он. Вчера около десяти часов вечера я заметил в темноте слабый свет, словно от маленькой свечки. Я кликнул двух людей, они тоже его видели.

И он позвал этих двух свидетелей: один близкий ему человек, другой – его дворецкий. Те подтвердили слова адмирала.

– Награда, значит, полагается мне, – заключил Колумб.

От изумления Мартин Алонсо Пинсон потерял дар речи. Как же мог адмирал заметить в десять часов вечера свет на берегу, если до него оставалось еще больше тридцати пяти миль? Может, это был свет звезды, отраженный в море? И неужели адмирал не понимает, что, будь он даже прав, самая простая справедливость требует, чтобы награду отдали этому бедному матросу, для которого она была бы целым состоянием.

В пятницу 12 октября 1492 года, около восьми часов утра, Христофор Колумб вступил от имени королевы донны Изабеллы и короля дона Фердинанда во владение первым из островов, которые его упорство, его гений позволили ему достичь. Он назвал его Сан-Сальвадор. В наше время этот затерянный в маленьком Лукайском архипелаге островок называется по имени забытого пирата Уотлинг.

20 октября каравеллы добрались до Кубы. Адмирал дал ей название Хуана и заявил потом, что это полуостров, крайняя точка царства Великого Хана. До конца своих дней Колумб не отбросил этой ошибки просто потому, что, плавая вокруг Кубы, он ни разу не сделал полного круга. Но эта единственная настоящая небрежность мореплавателя, в которой его можно упрекнуть.

– Я достиг Азиатского материка, – сказал он, – значит, Сипанго осталось позади.

Сипанго, «остров золотых источников», магическая цель, которую надо достичь любой ценой. Тщетно разыскивал его Колумб во время первого плавания.

Апрель 1493 года. Необычное шествие движется по улицам Барселоны между двумя рядами ликующих зрителей. В руках у моряков длинные шесты, к которым привязаны попугаи. Птицы кричат и хлопают своими яркими, разноцветными крыльями. Дальше несут экзотические растения, ветки и плоды, коробочки хлопка. Потом следуют люди с золотыми масками и поразительными драгоценностями, они доказывают их толпе, поворачиваясь на ходу то вправо, то влево. Все смотрят, разинув рты. Но самое большое изумление вызывают люди с кожей медного цвета, каких еще никто не видел, – пятеро мужчин с одеялами на плечах, которые идут немного робким шагом. Индейцы. Люди с другой стороны земного шара. И наконец, позади всех адмирал Колумб в полной парадной форме, в окружении своих капитанов и товарищей по плаванию.

Не все были здесь. Заболевший Мартин Алонсо Пинсон умер по прибытии в Палое на борту «Пинты». Сам Колумб возвращался обратно на маленькой «Нинье», так как накануне Нового года «Санта-Мария» разбилась о риф у Антильских островов. Ее обломки пошли на строительство форта Навидад, который Колумб обосновал на острове Эспаньола[14], где он оставил небольшой гарнизон.

Но теперь настал час торжества. Весь испанский двор собрался вокруг короля, королевы и принца, чтобы принять адмирала, который дает отчет о результатах своего плавания и показывает все, что он вывез из новых земель. Золота, конечно, мало, но уже есть пряности. Открытия ведь только начинаются, говорит Колумб, и он еще успеет найти золото во время следующего плавания. А королевскую чету, как и самых простых людей из толпы, поразил, кажется, вид индейцев. И Колумб, пользуясь случаем, говорит о многочисленных душах в тех краях, которые надо приобщить к вере христовой. В ответ на эти слова Изабелла Католическая заливается слезами, в то время как певчие королевской капеллы затягивают Те Deum и все присутствующие опускаются на колени.

23 сентября 1493 года Колумб уходит во второе плавание в заморские страны, возглавляя настоящую экспедицию: 14 каравелл и 3 транспортных судна, 1500 человек экипажа, обширный штаб, куда входит его младший брат Диего. 27 ноября корабли остановились на рейде перед Навидадом, возведенным на Эспаньоле фортом. А там произошли за это время драматические события: мирные индейцы, стремясь отстоять свое имущество и своих жен, которых люди гарнизона хотели у них отобрать, превратились в жестоких воинов. Местный кацик[15] клялся, что он тщетно пытался спасти испанцев, хотя их поведение показалось ему отвратительным.

В этот раз Колумб провел на Антильских островах три с половиной года. Он не переставал верить, что это крайняя оконечность Азии, и избороздил все воды между островами в поисках Сипанго. Вместе с тем он управлял колонией Эспаньола и далеко не без трудностей, так как опыта в этом деле еще ни у кого не было, и надо себе представить, что генуэзец был первым человеком в мире, исполнявшим должность губернатора на землях, таких далеких от метрополии. Два его брата, Диего и Бартоломео, честно ему помогали, но этот триумвират был почти бессилен перед ненасытной алчностью испанских конкистадоров[16]. Местных жителей они использовали как рабов на рудниках и плантациях. По словам Лас-Касаса, знаменитого «апостола индейцев», туземное население Эспаньолы в момент прибытия туда испанцев насчитывало триста тысяч человек, а через сорок лет сократилось до трех сотен. Нетрудно понять, что эти беспощадные завоеватели едва могли терпеть над собой какую бы то ни было власть. Чтобы развязать себе руки, они начали против адмирала кампанию клеветы и поношений. С кораблями, которые теперь пересекали океан в обоих направлениях, они посылали испанскому двору свои доносы. Среди них была и жалоба на установление рабства на Эспаньоле. Для людей, которые почти все без исключения стали палачами индейцев, это был очень смелый и в то же время очень ловкий шаг. Кроме того, Колумба обвиняли в «неуважении к некоторым высокородным особам в колонии».

Такая неотступная вражда отравила на долгие годы конец жизни великого мореплавателя. В 1496 году Колумб возвращается в Испанию, чтобы опровергнуть клевету и доказать свою невиновность. Королевская чета выслушала его и, утвержденный в своих правах, он отплыл обратно. Весной 1500 года Колумб просит прислать ему кого-нибудь из людей высокого сана, способного помочь в управлении колонией. К нему был тут же направлен Франсиско Бобадилья.

В ноябре 1500 года невероятная новость, словно удар грома, прокатилась по южной части Испании: великий адмирал Христофор Колумб высадился в Кадисе вместе со своими братьями и сеньором Бобадильей. Трудно поверить, но великого адмирала, как и его братьев, вели в оковах.

Все трое были взяты под стражу и закованы в кандалы еще в колонии по приказу Бобадильи, обвинившего их в предательстве. На пристани Кадиса толпа восторженно приветствовала заключенных и освистала Бобадилью. Негодующая королева отдала приказ, подтвержденный и королем, освободить братьев и посылает им десять тысяч дукатов, чтобы они могли явиться ко двору в одежде, достойной их сана.

Не удивительно, что Христофору Колумбу без труда удалось снять с себя все обвинения, какие предъявлял ему Бобадилья. Ведь ясно, что никто не был заинтересован в благополучии колонии больше, чем он, Колумб, а он старался изо всех сил. Кроме того, король и королева не могли забыть, что, несмотря на все трудности и ошибки, только отваге Колумба обязаны они своими новыми землями и богатствами, какие начали оттуда поступать.

Не удивительно и то, что королевская чета приняла в отношении Колумба некоторые ограничительные меры, преградив ему отныне доступ в Эспаньолу: надо было любой ценой навести порядок в колонии, а адмирал был на это неспособен.

Сильно задетый таким решением, которое ограничивало его полномочия, Колумб на какое-то время уходит в монастырь. Но он еще не мог отказаться от бессмертной славы, какая ему полагалась за открытие, как он думал, Сипанго и царства Великого Хана. Адмирал добивался разрешения на четвертое путешествие, и королева наконец уступила. Ему пожаловали четыре каравеллы, но на борту флагманского корабля находился королевский представитель, обязанный контролировать его действия.

В свое последнее плавание Колумб отправился в мае 1502 года. Все еще разыскивая Азию, он попадает на остров Мартинику и на Ямайку. Словно по дьявольскому наваждению, ураган отнес его к Эспаньоле, которая была теперь запретным для него местом. Чтобы не нарушить королевского указа» новый губернатор не пустил его на остров. Две каравеллы Колумба утонули, две другие были сильно потрепаны ураганом. Оставшийся в живых адмирал все же добрался до берега вблизи Панамского перешейка. У него не могло быть теперь сомнений, что это материк, будущая Америка.

Находясь в нескольких милях от Тихого океана, о чем он не подозревал, Христофор Колумб наконец отказывается от мысли открыть Азию с запада. Он возвратится в Испанию, чтобы узнать там о смерти Изабеллы, его единственной покровительницы. 21 мая 1506 года полуслепой, полупарализованный адмирал моря Океана умирает в Вальядолиде при всеобщем равнодушии.

Многочисленные каравеллы бороздят Океан, Америка названа по имени простого купца Америго Веспуччи[17], «доблестные и жестокие» конкистадоры засыпают Испанию золотом, а Америку пеплом. Заслуга и ответственность за это всегда будут возлагаться на плечи упрямого и гениального «иностранца», гордеца и пророка, пустившегося сквозь ветры и волны навстречу Азии, чтобы свернуть шею у Нового Света, который он так и не узнал и который обязан ему и своим величием, и своими драмами.

В один из дней 1483 года Христофор Колумб предложил португальскому королю Жуану II доплыть до Индии с запада и получил отказ, так как цена, какую он потребовал за свою службу, показалась непомерной. Тогда он отправился в Испанию, где его условия были приняты.

Тридцать три года спустя португалец Магеллан предстал перед Мануэлем I[18], королем Португалии, с намерением предложить ему добраться с запада до самых богатых островов пряностей – Молуккских. До сих пор португальцы плавали в Индию длинным путем, открытым Васко да Гамой, минуя мыс Доброй Надежды. Цены на пряности все еще были невероятно высоки.

Магеллан думал, что можно достичь Молуккских островов с запада, если найти проход в новом континенте. «Этот проход существует, – уверял его один португальский капитан. – Я открыл его, плавая у берегов Южной Америки, но не прошел через него, потому что у меня кончились припасы и пресная вода». На самом же деле этот моряк открыл всего лишь устье реки Ла-Платы. Из-за огромных размеров эстуария он принял ее за «проход».

В ту пору, когда Магеллан вынашивал этот замысел, ему было сорок лет. Он среднего роста, коренастый, с темными глазами и черной бородкой с проседью. Слегка хромает – память о ранении, полученном в Марокко. Это один из лучших мореплавателей своего времени, он уже четыре раза огибал мыс Доброй Надежды. К тому же у него военный опыт, приобретенный за десять лет в Африке и во время походов в Индию. Четыре раза ранен – на службе своей стране. В двадцать четыре года Магеллан спас португальский флот в Малакке, раскрыв заговор малайцев. В конце этой блестящей десятилетней службы он получает аудиенцию у короля. Фернан де Магальянш, дворянин по рождению, имел право на такую беседу. Прежде чем излагать свой план достижения Молуккских островов с запада, он обращается к королю с двумя просьбами: о небольшой прибавке к его пенсии и о возобновлении службы на море или в каком-нибудь отдаленном владении. Нет. Дважды король ответил: нет. Тогда Магеллан задает вопрос:

– Будет ли король возражать, если я поступлю на службу за границей?

– Нет.

Неблагосклонность короля Мануэля вызвана двумя причинами: клеветой, следовавшей за Магелланом по пятам, и его не слишком учтивым нравом. «В Марокко раненного в колено Магеллана поставили во главе охраны стад, отвоеванных у врага. Значительную часть их он перепродал маврам». В действительности животные просто разбежались, но обвинение не отпадало, хотя и было совершенно нелепым, ведь все видели, как беден этот дворянин. На приеме у короля Мануэля Магеллан действовал неосмотрительно, не изложив своего плана, прежде чем обращаться с просьбами.

Получив отказ, Магеллан, как и Колумб, отправился в Испанию, где добился аудиенции у Дон-Карлоса, будущего Карла V. Испанский король, соблазненный перспективой достичь островов пряностей, не вступая в соперничество с португальцами на пути вокруг Африки, дал свое согласие, и Фернан де Магальянш становится Эрнандо де Магальянес, испанским дворянином и адмиралом.

20 сентября 1519 года флотилия из пяти кораблей – флагман «Тринидад», «Консепсьон», «Виктория», «Сан-Антонио», «Сантьяго» – отплывает из порта Сан-Лукар-де-Баррамеда на Гвадалквивире. Теперь это уже не прыжок в неизвестность, плавание через Атлантику стало делом привычным. Плавание Магеллана тянулось необыкновенно долго – целых три месяца – но это произошло потому, что флотилия попала в полосу полного безветрия. В то время штили Атлантики были так же страшны, как и ее бури. С ними встречались обычно на границе пассатных ветров, на широте 30° с южной и северной стороны от экватора. Неподвижные корабли стояли там под знойным небом целыми неделями. Из-за недостатка питьевой воды лошади, если они были на корабле, погибали в первую очередь. Испанские моряки назвали эти страшные места конскими широтами.

На кораблях Магеллана лошадей не было. Больше всего тревог и волнений во время этого долгого плавания доставлял человек: Хуан де Картахена, испанский гранд, назначенный вице-адмиралом экспедиции и получивший задание следить за адмиралом. Картахена без конца задает вопросы. Почему мы следуем этим курсом? Уверен ли адмирал в своих расчетах? Беспощадность неблагодарного Мануэля Португальского – три раза сказанное им «нет» – была первой серьезной драмой в судьбе Магеллана. Вторая же заключалась вот в чем: испанцы не хотели понимать, что их новый соотечественник был жертвой этой драмы. Для знати, как и для простого люда, он оставался иностранцем, беглецом, всегда более или менее подозрительной личностью.

Достигнув американского берега, флотилия повернула к югу. Январским утром 1520 года вахтенные матросы закричали в один голос, что берега отступают.

– Вот и наш проход, – сказал Магеллан. – Всем кораблям следовать за мной, курс на запад.

Он велел замерять глубину и брать пробы воды за бортом. На третий день пришлось признать, что вода уже больше не соленая и берега «прохода» непрерывно сближаются. Значит, это устье реки, а не пролив.

– Переменить курс, – дает команду адмирал. – Продолжаем следовать вдоль берега на юг.

Подробности этого путешествия известны нам главным образом по запискам одного молодого знатного флорентийца, Пигафетты, который добился согласия испанского короля на участие в этом плавании, «чтобы рассказать о нем».

Следовать на юг вдоль американского берега означало направляться в холодные широты, тем более, что в южном полушарии наступала в то время зима. Моряки, которым грезились роскошные теплые острова пряностей, были подавлены. В апреле флотилия достигла 49-й параллели. Становилось очень холодно. Продрогшие матросы ворчали и ругались, потому что адмирал урезал суточный паек. Старанием вице-адмирала Картахены распространился слух: «Португальцу заплатили за то, чтобы он привел суда нашего короля к гибели». Узнав об этом, Магеллан приказал вызвать к себе вице-адмирала.

– Лишаю вас чина, вы больше не имеете здесь власти. И будете закованы в кандалы.

Он отстранил от должности и капитана «Сантьяго» Антонио де Кока, тоже виновного в сеющих смуту разговорах. Несколько дней гранд Испании просидел в оковах на дне трюма, а когда его выпустили, думал только о том, как бы погубить Магеллана.

Дата составленного им заговора известна: вечер Вербного воскресенья 1520 года. Флотилия все еще на якорной стоянке в небольшой бухте американского побережья. Картахена поднялся на борт «Консепсьона», капитан которого был с ним заодно. Там же находился Антонио де Кока, отстраненный от должности капитан «Сантьяго», и Мендоса, капитан «Виктории». Этот колебался. Содержание речей, какие произносились в маленькой каюте на «Консепсьоне» при свете масляной лампы, мы никогда не узнаем, но известно, чем они закончились.

В полночь от «Консепсьона» отошла шлюпка и направилась к «Сан-Антонио». Капитан этого корабля, Мескита, был безоговорочно предан Магеллану. Через три минуты он лежал связанный на своей койке. Появившийся боцман узнал Кесаду, капитана «Консепсьона».

– Что вы тут делаете?

Ответом ему были шесть ударов кинжала. А затем всех находившихся на борту «Сан-Антонио» португальцев в кандалах посадили в трюм. Заговорщики рассуждали так: «Из пяти кораблей флотилии три были верны Магеллану. Одним из них мы только что завладели, соотношение сил стало обратным. Можно диктовать свои условия адмиралу». Все это происходило под покровом ночи. На борту своего «Тринидада» Магеллан ни о чем не догадывался.

Утром старшина шлюпки с «Консепсьона» доставил ему письмо. Любопытное послание. Картахена, Мендоса, Кесада, Кока объясняют в почтительном тоне, что они вынуждены были совершить акт насилия, так как Магеллан обращается с ними в оскорбительной манере и не дает никакого объяснения. Если он согласится обсуждать с ними свои дела, они будут служить ему верой и правдой. Обсуждать дела. Да ведь эти люди просто понятия не имели, что такое воля Магеллана.

– Задержите здесь лодку с «Консепсьона», – приказывает адмирал.

Он зовет корабельного альгвасила[19] и дает ему распоряжения. В полдень шлюпка с флагманского корабля направляется не к «Консепсьону», а к «Виктории». Альгвасил вручает Мендосе записку от адмирала.

Его приглашают на борт «Тринидада» для беседы, приглашают одного. Мендоса не может сдержать улыбку. Уловка, по его мнению, несколько грубая. Он поднимает глаза и, встретив взгляд альгвасила, сразу расстается с улыбкой, а в следующее мгновение и с жизнью. В горло ему вонзился кинжал. В то же время, подплыв на другой лодке, двадцать вооруженных матросов с «Тринидада» вторгаются на «Викторию» и усмиряют экипаж. У Магеллана снова три корабля («Тринидад», «Сантьяго», «Виктория») против двух. Его ответный удар был сокрушительным. В тот же день команды «Консепсьона» и «Сан-Антонио» отказываются от борьбы. Мятеж подавлен.

Через несколько дней два человека стояли под ледяным южным ветром на унылом, пустынном берегу и смотрели, как поднимают якоря корабли флотилии. Высадка на берег – такое наказание получил Картахена, главный вдохновитель мятежа, и вместе с ним одобрявший его действия священник. Что же касается Кесады, который первым пролил кровь, то его голова и тело, отделенные друг от друга ударом топора, медленно погружались в пучины океана.

Продвижение на юг продолжалось. Обследовали каждую бухту, каждый мыс. После зимовки среди ледяного безмолвия посланный на разведку «Сантьяго» потерпел кораблекрушение. Экипаж, к счастью, остался цел. В августе морозы ослабели. На берегу появились туземцы, несколько человек из них было поднято на борт корабля. Это были крупные, одетые в шкуры люди с очень большими ступнями ног. Испанские моряки прозвали их патагонцами, то есть «большеногими». Магеллану хотелось бы проявить в отношении к ним гуманность, но у него приказ: привезти дикарей в Европу, по примеру Колумба, и этих людей увозят насильно. От тоски и непривычной пищи все они впоследствии погибли.

21 октября 1520 года сигнальщики сообщили, что берега снова расступились. Никто из участников экспедиции, кроме Магеллана, не верил больше в чудо.

– Это опять река.

– Это фиорд.

Наперекор общему мнению Магеллан посылает на разведку «Консепсьон» и «Сан-Антонио». Он видел, как скрылись корабли, и ждал их четыре дня. А тем временем разыгралась буря. Все думали, что суда погибли, как и «Сантьяго». Магеллан упорно молчал. Две глубокие складки пролегли у него меж бровей. На пятый день среди крутых скал эхом раскатились пушечные выстрелы, и через минуту показались оба корабля с поднятыми флагами. Капитаны тотчас отрапортовали адмиралу:

– Это, конечно, не фиорд, так как нам не удалось достать дна. Берега не сближаются, а, наоборот, канал становится все шире. Вода в нем такая же соленая и глубина не падает.

– Следуем дальше, – ответил Магеллан.

В тот день, 4 ноября 1520 года, четыре корабля флотилии вошли друг за другом в проход, которому Магеллан дал название пролива Всех Святых и который теперь носит его имя. Посмотрите на карту, и вы увидите там, что в действительности это не пролив, а нечто вроде коридора или, скорее, лабиринта со многими разветвлениями и длиной 600 км. Флотилия продвигалась меж гор, покрытых ледниками, отвесных скал, отливающих металлом, и плоскогорий, совсем пустынных или с полоской очень темных, почти фиолетовых лесов. По ночам повсюду на берегах загорались костры, но в дневное время туземцев никто ни разу не видел. Когда моряки высаживались на берег, они находили там только трупы акул. А ночью снова пылали костры.

Эти таинственные берега Магеллан назвал Огненной землей.

Останавливались у каждого разветвления, и суда по очереди уходили на разведку. В середине ноября появились два совсем одинаковых с виду прохода. «Консепсьон» и «Сан-Антонио» свернул в тот, что протянулся к югу, «Тринидад» и «Виктория» поплыли на юго-запад. Вскоре они сошлись с «Консепсьоном», но «Сан-Антонио» нигде не было видно. Уж не пошел ли он ко дну? Космограф на борту «Консепсьона», Андрее де Сан-Мартин, сделал понимающую мину.

– Вы что-нибудь знаете? – спросил его Магеллан.

– Да, ваша милость.

– От кого вы узнали и что произошло?

– Чтобы это узнать, я счел необходимым составить гороскоп.

– Капитан Мескита пленник на своем корабле. Штурман Гомес с командой взяли курс назад в Испанию.

Не известно, поверил ли Магеллан в этот гороскоп, но все сказанное было чистой правдой. Прибыв в Испанию, Гомес попытался очернить Магеллана. Мескита, которого держали под арестом, не смея с ним расправиться, защищал адмирала. Испанский суд, не зная, кто из них говорит правду, принял мудрое решение держать под замком обоих, пока не вернется Магеллан.

Оставшиеся три корабля флотилии продолжали свой путь на запад. Вот уже скоро месяц, как они вошли в этот лабиринт. Мало-помалу скалы начали уступать место зеленым лужайкам. 28 ноября проход стремительно расширился, берега отошли вправо и влево, и перед моряками Магеллана предстало чудесное зрелище, чему большинство из них уже перестало верить: открытый простор моря, бесконечная линия горизонта.

Человек с железной волей безмолвно стоял на полуюте, не сознавая, что его люди потянулись теперь к нему. Пигафетта отмечает в своем репортаже: «Глаза адмирала наполнились слезами. Они катились по щекам к бороде».

Еще через минуту Магеллан устремится в необъятные просторы нового океана, величины которого он себе не представлял, которому он даст название Тихого моря и где найдет трагическую смерть.

После викингов, после португальцев, обогнувших Африку с юга, после Колумба и Магеллана плавание через Атлантический океан само по себе уже не считалось большим событием. Это водное пространство было теперь завоевано и исследовано, по крайней мере если иметь в виду его поверхность.

Однако нельзя не рассказать здесь, хотя бы вкратце, еще об одном человеке, деятельность которого в общем была связана больше с освоением нового материка, чем с морем, но который никогда бы не завоевал себе славы, не будь он отличным мореходом. По количеству рейсов через Атлантику это был рекордсмен своего времени – француз Жак Картье.

В 1534 году Жак Картье, которому было тогда сорок лет, оповестил всех жителей Сен-Мало, своего родного города, что он набирает команду для двух кораблей «с назначением в отдаленные земли северо-запада». Никто не откликнулся.

И совсем не потому, что не было доверия к Картье, который был женат на дочери именитого человека в городе и долгое время, как все знали, плавал с португальцами к берегам Бразилии. Просто жители Сен-Мало предпочитали выходить в море на лов трески.

Картье рассуждал так: «На юге Атлантического океана Магеллан нашел проход в Индию и Китай. Такой же проход должен быть и на северо-западе, и путь этот короче». Через Филиппа де Шабо, видного французского адмирала, Картье сообщает о своем намерении отправиться на поиски северо-западного прохода королю Франциску I, на что король ответил: «И побыстрее», распорядившись выдать моряку шесть тысяч ливров и два судна. Как свидетельствовала королевская грамота, Картье был послан для того, чтобы «открыть некоторые острова и земли, где, говорят, есть много золота и других сокровищ». Алчность оставалась мощным двигателем. Узнав о том, что жители Сен-Мало не пожелали принять участия в экспедиции, Франциск I разразился гневом.

– Наложить эмбарго на этот порт. Чтоб ни один корабль не вошел в него и не вышел, покуда Картье не наберет себе моряков.

Город будущих корсаров сопротивлялся две недели, потом матросы все же пришли на суда. 15 апреля эмбарго было снято, и 20 апреля Жак Картье приготовился к отплытию. Через три недели он достиг Ньюфаундленда, где рыбаки уже ловили треску.

Отсюда Жак Картье повернул на север, продвигаясь вдоль берегов острова, и попал в пролив Белль-Иль, который он принял сначала за северо-западный проход. Это пролив шириной в 25 км отделяет с севера Ньюфаундленд от американского берега. Из него корабли Картье прошли в залив Святого Лаврентия, в то время еще не исследованный и безымянный. Иногда по берегу украдкой проскальзывали туземцы в шкурах, с бронзовыми лицами, с птичьим пером в блестящих черных волосах.

Следуя вдоль западного берега Ньюфаундленда, экспедиция спустилась к югу, и снова Картье взял курс на запад, продолжая разыскивать проход. Температура быстро возрастала. В начале июля суда вошли в обширную глубокую бухту. На карте, которую составлял Картье, он сделал надпись: «Теплая бухта». 24 июля на вершине прибрежной скалы был установлен десятиметровый деревянный крест с вырезанными на нем тремя королевскими лилиями и надписью: «Да здравствует король Франции!» Появившиеся в это время индейцы стали возражать против возведения тотема, но потом, когда им раздали алые шапочки и стеклянные бусы, успокоились.

5 сентября Картье возвратился в Сен-Мало. Ни одна из целей, поставленных Франциском I, не была достигнута, но во владение короля поступали вновь открытые земли. Кроме того, Картье привез с собой двух индейцев, сыновей кацика. В Луврском дворце они опустились на колени перед Франциском I и стали рассказывать, насколько можно было понять их слова, что, если плыть дальше на запад, можно попасть в страну, где горы были из золота и драгоценных камней. Этот мираж побудил короля еще раз субсидировать Жака Картье.

19 мая 1535 года из Сен-Мало на завоевание душ, земель и золота снова уходят три корабля: «Гранд-Эрмин», «Петит-Эрмин» и «Эмерийон». На их борту семьдесят три моряка, два священника, аптекарь, цирюльник-костоправ и несколько добровольцев из дворян. Все капитаны и боцманы были родственниками Жака Картье.

На этот раз экспедицию сильно потрепала буря в Северной Атлантике, разлучив корабли. Однако 27 июля они все благополучно встретились в проливе Белль-Иль, что свидетельствовало об умелом командовании. 1 сентября Жак Картье снова входит в залив Святого Лаврентия, где французы завязывают отношения с индейцами племени алгонкин, полукочевниками, которые на клочках скудной земли выращивали кукурузу. Благодаря двум индейцам, вывезенным при первом плавании и исполнявшим теперь роль переводчиков, экспедиция почти не встречала трудностей в общении с местным населением.

Войдя в устье реки Святого Лаврентия, Картье стал подниматься вверх по течению сначала на всех трех кораблях, потом только на «Эмерийоне» и двух шлюпках и, наконец, только на одних шлюпках. Так он добрался до ирокезского поселения Гочелага на месте нынешнего Монреаля, потом снова спустился к гавани Святого Креста, где теперь раскинулись обширные доки Квебека.

15 ноября на реке появились огромные льдины. Поврежденный «Петит-Эрмин» пришлось бросить. 20 ноября река замерзла совсем. По льду к обломкам судна сбегались индейцы.

Зимовка на канадском побережье была ужасной. Из-за цинги. Участники экспедиции Картье ничего не знали об этой тяжелой болезни, издавна косившей моряков парусного флота. Питались они одной только кашей из кукурузы и копченого мяса. К середине декабря двадцать пять твердых, как камень, трупов грудой лежали в лачуге в ожидании тепла, когда их можно будет похоронить, а остальные сорок матросов были в очень плохом состоянии. Спасло их индейское средство, которое местные жители принимали всегда заблаговременно – отвар из хвои канадской ели.

Зима наконец разжала свои объятия, и 6 мая экспедиция смогла отправиться в обратный путь. 6 июля корабли прибыли в Сен-Мало.

Теперь карты эстуария реки Святого Лаврентия были достаточно точны, чтобы опытные капитаны могли безопасно плавать в этих местах. Поднявшись по реке более, чем на тысячу километров, Картье открыл самый удобный путь во внутренние районы североамериканского материка.

Однако этот важный итог казался тогда просто смешным рядом с тем фактом, что путешественник не привез золота. С другой стороны, для того чтобы вернуться в Канаду, надо было ждать передышки в войне, столкнувшей Францию с Англией и Испанией. Новая экспедиция оказалась возможной только в октябре 1540 года. На сей раз Франциск I решил основать на новых землях колонию. Но, считая, что доверить простолюдину управление Канадой невозможно, он поручает это дело Жану-Франсуа де ла Руану, сеньору Робервалю, назначив его «вице-королем и наместником острова Тер-Нев[20], Лабрадора и Канады». Картье оказался у него в подчинении и должен был отправиться первым, чтобы подготовить резиденцию для Роберваля, который тем временем вербовал колонистов. Картье и на этот раз получает задание «найти золото».

Он думал, что нашел его на берегах реки Святого Лаврентия, у самого уреза воды, «листочки золота толщиной с ноготь», а подальше, на плато, «камни, похожие на алмазы, прекрасно отполированные и с такими чудесными гранями, какие только может увидеть человек; они сверкали, словно искры огня».

Жак Картье покинул Канаду в мае 1542 года, не дождавшись Роберваля, который сильно запаздывал на свой пост губернатора. Он встретился с ним на Ньюфаундленде. Слухи, что француз возвращается с сокровищами, докатились уже до Испании и Португалии. Однако то, что он принял за золото, было пиритом, а алмазы оказались горным хрусталем. Франциск I решил посмеяться над этим, и вместе с ним смеялся весь двор.

Роберваль оказался плохим губернатором. Он не сумел поддержать порядка среди колонистов, многие из которых были закоренелыми преступниками. Они то и дело устраивали между собой драки и для их непрочного мирка краснокожие оказывались грозной силой. Около четверти колонистов погибли из-за глупого упорства или легкомыслия, отказываясь пить противоцинготный отвар. Весной 1543 года оставшиеся в живых возвратились на родину.

Жак Картье жил в своем родном городе мирной жизнью капитана дальнего плавания в отставке. Умер он от чумы, свирепствовавшей в тех краях в 1557 году. Никто из его соотечественников не понимал тогда, что этот выдающийся мореплаватель проложил пути для тех, кто в следующем поколении должен был основать Новую Францию.