Попыткой не считаться с жизнью, попыткой идти напролом было Белое движение, и здесь именно коренился его неизбежный неуспех.

(Георгий Флоровский)

Стоит нам почувствовать, что человеку не за что нас уважать, — и мы начинаем почти что ненавидеть его.

(Люк Вовенарг)

До сих пор и в России и в зарубежье называют самые фантастические цифры эмигрантов. То 3 млн, то даже 5 млн. В действительности их было намного меньше. Около 700 тысяч русских никуда не уезжали и, строго говоря, не были эмигрантами. Но они оказались за рубежами СССР, потому что жили или во время Гражданской войны оказались в странах Прибалтики, Польше, Восточной Румынии, Финляндии, Западной Украине и Западной Белоруссии.

Костяк собственно белой эмиграции составили участники новороссийской и крымской эвакуаций 1920-го в Турцию (около 200 тыс.) и дальневосточной 1920–1922 гг. — в Маньчжурию (около 150 тыс.). Это были и солдаты белых армий, и беженцы. С 1924 года в Маньчжурию потек ручеек крестьянских беженцев — по убеждениям скорее «зеленых», чем белых.

В Тунисе, в порту Бизерта, французы интернировали Черноморский флот (порядка 3 тысяч человек). Это — белые.

До того, как коммунисты плотно закрыли границы, то есть до 1924 года, через советскую границу тек ручеек беженцев. Их невозможно назвать белыми: большая часть была совершенно аполитична. Бежали от террора, от ужасов советской экономики. Эти волны беженцев выплескивались из России через Финляндию, Прибалтику, Польшу, Румынию, Англию (из Архангельска).

Через польскую границу уходили солдаты Махно и «зеленых» «батьков», украинские националисты. С ними уходили беженцы — до 30 тысяч человек. Но это эмиграция не белая, а тоже скорее «зеленая».

Согласно данным Лиги Наций, общее число «русских» эмигрантов составило 1160 тыс. Но это включая армян, грузин, украинцев и так далее. Очень быстро эмиграция разбрелась по своим «национальным квартирам». Британская комиссия Д. Симпсона в 1922 году насчитала 863 тысячи русских эмигрантов. Общая же численность «зарубежной Руси» была не больше 1,5 млн человек. Из них за 5 лет 182 тыс. вернулись в СССР.

Юридически эмигранты считались бесподданными и получили «нансеновские» паспорта.

Созванная в Женеве в 1922 году конференция Лиги Наций приняла временные удостоверения личности, заменявшие паспорта для беженцев и лиц без гражданства. Такие удостоверения давались по инициативе комиссара Лиги Наций по делам беженцев Фритьофа Нансена.

Первыми, кто получил «нансеновские паспорта», были примерно 450 тысяч эмигрантов из России. Позже решением Лиги Наций от 12 июля 1924 года нансеновские паспорта получили около 320 тысяч армян, спасшихся от геноцида 1915 года и рассеявшихся по многим странам мира.

Нансеновский паспорт признали 52 страны мира. В эти страны с нансеновским паспортом можно было въезжать.

По словам Владимира Набокова, человек с нансеновским паспортом чувствовал себя «преступником, выпущенным условно», или «ребенком, рожденным вне брака».

Но далеко не все русские эмигранты хотели принимать реальное гражданство. До XXI века дожили люди с нансеновскими паспортами.

Главный центр эмигрантской жизни был сначала в Берлине, потом в Париже. Другими центрами были Белград, Варшава, Прага, Рига, София, Харбин, Шанхай. В поисках работы и хлеба эмигранты все чаще уезжали за океан в США, Канаду, Парагвай, Бразилию, Аргентину, Австралию. Те, кто выехал за океан или шел на государственную службу, обычно принимали иностранное подданство.

Зарубежная Русь состояла по большей части из культурных слоев русского общества. Рождаемость была низкой, старшее поколение быстро освобождало молодежь от забот о себе. Преобладали мужчины, они часто женились на иностранках. К 1937-му, через 15 лет эмиграции, от примерно миллиона выехавших осталось 500 тысяч.

В культурном отношении эмиграция была необычайно богата: слишком много «сливок» общества оказалось за рубежом.

Мир наградил Нобелевскими премиями писателя И. Бунина, экономиста В. Леонтьева, физика И. Пригожина. В мире знали вертолеты И. Сикорского, самолеты А. Северского, телевизор В. Зворыкина, слушали пение Ф. Шаляпина, музыку С. Рахманинова и И. Стравинского, хор донских казаков С. Жарова, смотрели танцы А. Павловой и балетные постановки Г. Баланчина, скульптуры А. Архипенко, изучали сопротивление материалов по учебнику С. Тимошенко и социологию по П. Сорокину, знали чемпиона мира по шахматам А. Алехина, читали философские книги Н. Бердяева, исторические труды Г. Вернадского и других русских зарубежных историков и уж, конечно, романы В. Набокова. Само присутствие таких величин на Западе свидетельствовало о том, что в России не все в порядке.

При этом Западу была видна лишь вершина айсберга. Основной массив исторической, философской, богословской и художественной литературы, в особенности поэзии русского зарубежья, остался иностранцам неизвестным и сегодня лишь понемногу возвращается в Россию. При небольших тиражах издавалось множество книг. В 1920-е гг. выходило 360 русских газет, появились толстые журналы, но многие периодические издания не прожили и года.

Образовались научные общества, в том числе «Русские академические группы». В 1920-е гг. возникло несколько русских высших учебных заведений. Помимо богословского института в Париже и Политехнического в Харбине, они были недолговечны: приток студентов скоро иссяк. Русские гимназии были в Китае, Латвии, Чехословакии, Югославии. В последней был кадетский корпус и «институт» для девиц. Тем, чья учеба была прервана Гражданской войной, «Русская акция» чешского правительства давала стипендии для окончания высшей школы, в надежде подготовить кадры для будущей свободной России. Внешкольным воспитанием в эмиграции занимались соколы, скауты-разведчики (девиз «Будь готов за Россию!») и витязи («За Русь, за веру!»).

Важную роль играла Церковь. Храм служил не только домом молитвы, но и опорой общественной жизни. Некоторые белые офицеры приняли священство, в церковную жизнь уходили подчас и бывшие революционеры.

Большинство эмигрантских приходов (около 1 тыс. в 1930-е гг.) управлялось архиерейским Синодом, образованным после Всезарубежного собора 1921-го в Сремских Карловцах, в будущей Югославии, под председательством митрополита Антония (Храповицкого). Зарубежный Синод опирался на постановление патриарха Тихона от 20 ноября 1920 года, давшее епископам право при невозможности связи создавать церковные управления на местах. Синод вышел из подчинения Москве в 1927-м, отказавшись быть лояльным к богоборческой власти. Параллельно Синоду в русском зарубежье возникли юрисдикции Константинопольского патриарха (митрополит Евлогий в Париже) и национальных православных церквей (например, американской, ставшей автокефальной в 1970-м). Несмотря на сильные эмоции, разделявшие эмиграцию по вопросу о юрисдикциях, она помогла укоренить православие в инославной среде, в частности в Германии, Франции и Америке.

Очутившиеся на чужбине участники Белого движения были горды тем, что они не капитулировали перед большевиками, а лишь отступили за границу для продолжения борьбы: «Мы не в изгнании, мы в послании». Эмиграция им виделась временной, а «послание» в том, чтобы:

— свидетельствовать миру о зле коммунизма, которому множество русских людей отчаянно сопротивлялось;

— хранить «светоч русской культуры» и православия, попираемых на родине, заниматься творчеством в условиях свободы;

— продолжать доступными средствами борьбу против большевиков.

Эмиграция оставила множество мемуаров и богатый архивный материал. Открывая для себя зло большевизма, А.И. Солженицын искренне верил, что «Запад ничего не знает». И поразился, прочитав целые библиотеки эмигрантской литературы. Но Запад вовсе не стремился что-то узнать. Частично он сам переживал розовые и красные заблуждения. Частично считал, что побежденные в Гражданской войне не могут быть объективными.

Идти в «крестовый поход против большевизма» иностранцы и не думали.

В 1921 году еще сохранялись элементы общероссийского «белого» центра: Совет послов в Париже, Русский совет под председательством Врангеля в Константинополе. Но политический спектр эмиграции был так широк, от меньшевиков до черносотенцев, что далеко не все признавали эти «центры эмиграции». В 1921-м прошли съезды левых членов Учредительного собрания (связка Керенский — Милюков) и центристов Национального объединения в Париже. Монархистов они не признавали.

Меньшевиков и вообще социалистов было немного, но у них были влиятельные связи с социал-демократами на Западе и с партийными кругами в СССР.

Черносотенцы постепенно сошлись с близкими им деятелями в Германии, искавшими «специалистов по еврейскому вопросу».

Левые круги эмиграции полагали, что конец советской власти придет в результате ее «эволюции». Правые продолжали надеяться на «весенний поход», то есть на иностранную интервенцию.

Осенью 1921 года в Праге вышел сборник «Смена вех», объявивший, что патриотизм требует не борьбы с советской властью, а ее поддержки. Лидер сменовеховцев Н.В. Устрялов в Харбине призвал эмигрантов смириться с фактами и возвращаться, чтобы восстанавливать страну. Ставя на первое место величие государства, он полагал, что большевики этой цели служат, и верил в постепенное их перерождение.

Сталин использовал идеи устряловского национал-большевизма, но когда Устрялов вернулся в СССР, в 1937-м не преминул расстрелять их автора.

В 1920-е гг. возникли и евразийцы. Они были течением историко-философским, видевшим в России особый, отдельный от Европы мир, но психологически таили обиду на Запад за то, что тот не оказал достаточной помощи Белому движению. Расколовшись из-за разного отношения к советской власти, евразийское движение в конце 1920-х гг. распалось, но его издательская деятельность продолжалась еще несколько лет.

Сменовеховцам вопреки, подавляющее большинство эмиграции сохранило непримиримость. Но, как правило, эмиграция была пассивна, в духе призыва И.А. Бунина: «Подождем, православные, когда Бог переменит орду». Так и ждали, пока орда сама по себе возьмет и неизвестно с чего переменится.

В марте 1921 г. в Турции был создан Русский Совет: своего рода гражданское управление армии. В нем сразу же началась внутренняя борьба. Монархисты правого толка требовали, чтобы армия, возглавляемая Врангелем, открыто подняла монархическое знамя. Врангель и сам был монархистом, но считал, что немедленное провозглашение лозунга реставрации монархии преждевременно. Оно совершенно не учитывает положение в Советской России, которое эмиграция знает плохо, а то и не знает вообще. Лозунг восстановления монархии не учитывает и возможное негативное отношение союзников. Ведь европейцы связывали с русской монархией наступление «реакции».

Врангель хотел видеть Русский Совет «надпартийной организацией» (как и армию). Он был против «нарочито шумного выявления нашей идеологии», а хотел собирать «вокруг армии сочувствующие элементы русской эмиграции».

Зимой 1921 г. в Берлине был создан Временный русский монархический союз во главе с Н. Марковым-2, М. Таубе и А. Масленниковым.

А в мае того же года в баварском городке Бад Рейхенгалль открылся Общероссийский монархический съезд. На четвертый день заседания съезд принял резолюцию: «Съезд признает, что единственный путь к возрождению великой, сильной и свободной России есть восстановление в ней монархии, возглавляемой законным монархом из дома Романовых, согласно основным законам Российской империи».

В резолюции не было ни слова о том, какую монархию собирались восстанавливать: самодержавную или конституционную? Однако Марков-2, выступая, напомнил о своем давнем совете в думе знаменитому адвокату Ф. Плевако: русскому народу нужна не «римская простыня», т. е. римская тога, а дубленый романовский полушубок, трехцветная опояска и крепкие ежовые рукавицы. В Высший монархический совет избрали Н. Маркова-2, А. Ширинского-Шихматова и А. Масленникова.

Почему-то монархисты считали, что представляют всю Россию и всю эмиграцию. И Россия и эмиграция придерживались другого мнения.

Избранный в Бад Рейхенгалле Высший (или Верховный) монархический совет полагал, что новым вождем нации должен стать Великий князь Николай Николаевич. Во время Мировой войны он был назначен Верховным главнокомандующим Русской армии и пробыл в этой должности до лета 1915-го (тогда его сменил сам Николай II).

Почти весь период Белого движения Великий князь жил в Крыму, на своей вилле. Несколько раз начинались разговоры о том, что Николай Николаевич должен возглавить Белое движение… Но слишком было ясно, что в Белом движении монархисты — в меньшинстве.

Теперь монархисты почему-то решили, что пора двигать Николая Николаевича во власть. Врангель считал, что спокойно-вальяжный, убежденный в своей значительности, дядя покойного императора был бы хорош как лидер не монархического, а национального движения, «опираясь на обаяние своего имени».

Большая часть армии, то ли обалдев от безделья, то ли всерьез полагая, что «пора» вернуться в 1913 год, начали интриговать против Врангеля: обвиняли его в нежелании уступать свое место главкома и вождя Белого движения. Они полагали, что Николай Николаевич «не имеет права отказываться от руководства», а Врангель уже сделал все что мог: вывел армию из Крыма. На решение новых задач он не способен.

В конце концов, Врангель послал Николаю Николаевичу телеграмму с выражением надежды на то, что он, Николай Николаевич, «согласится на руководство общенациональной работой». А к Николаю Николаевичу послал генерала А.П. Кутепова, с которым был до того очень дружен. «До того», потому что Кутепов сблизился с Николаем Николаевичем, а Врангель терял былое влияние, отходил в тень. Отношения его ухудшились и с Кутеповым, который все больше склонялся к терроризму, и с Верховным монархическим советом, который всецело поддерживал Великого князя Николая Николаевича.

Он все больше внимания уделял писанию своих мемуаров. Ведь Деникин уже издал 1-й том своих «Очерков русской смуты»! Врангель хотел объяснить свою политику во время Гражданской войны.

Сложилась мерзкая ситуация двоевластия, даже троевластия: 8 августа 1922 года другой Великий князь, из «Владимировичей», Кирилл Владимирович (1876–1938), провозгласил себя «блюстителем Русского престола», а 13 сентября 1924 г. — императором. В 1938-м этот самозваный титул перешел к его сыну, Владимиру Кирилловичу (1917–1992)[92].

Сын Владимира Александровича Романова (1847–1909), Великого князя, третьего сына Александра II, Кирилл Владимирович с 1 января 1904 года — начальник Военно-морского отдела штаба командующего флотом в Тихом океане вице-адмирала Макарова. В 1905 году исключен со службы за вступление в недозволенный брак с двоюродной сестрой, разведенной женой брата императрицы Александры Федоровны — Викторией герцогиней Саксен-Кобург-Готской.

В 1917-м контр-адмирал Свиты Его Величества, командир Гвардейского флотского экипажа «прославился» тем, что еще до отречения императору пришел присягать Государственной думе во главе вверенного ему Гвардейского флотского экипажа.

В июне 1917 года уехал в Финляндию. Затем жил в Швейцарии, Германии и, наконец, во Франции. В 1920-е же годы то ли сам Николай Николаевич, то ли кто-то из его окружения стали называть Кирилла Александровича «царем Кирюхой». Прозвище прижилось. По поводу его «двора» Николай Николаевич говаривал с простотой военного человека: «Окружение «царя Кирюхи» состоит из пьяниц и болтунов».

Оба «императора», а потом их потомки лихо возводили во дворянство и давали титулы. «Царь Кирюха» сделал графами человек до 30. Большинство умерли без наследников: не от пуль большевиков, а от пьянства.

Это противостояние сразу двух императорских линий: «Николаевичей» и «кирюшичей» — продолжалось до 1992 года.

В конце июня 1992 г. в Париже собрались мужские представители потомков Романовых: князья Николай Романович (Италия), Дмитрий Романович (Копенгаген), Андрей Андреевич (Сан-Франциско), Никита и Александр Никитовичи (Нью-Йорк), Михаил Федорович (Париж) и Ростислав Ростиславович (Лондон). Они так и не смогли договориться, кто должен считаться официальным главой рода. Князь Николай резонно заметил: «У российской императорской династии нет больше главы, и сам русский народ должен принять в связи с этим свое решение»[93].

Мало нам одновременно двух императоров и главы Белой армии, которым не подчиняется 70 % эмигрантов. Доживание прежних политических идей все меньше устраивает новое поколение: тех, кто покинул Россию совсем молодыми и порой плохо ее помнил. К 1930-му это поколение уже активно, ему между 20 и 30. Это поколение выдвинуло лозунги «национальной революции» изнутри страны, при поддержке зарубежья. Но и эти мальчики и девочки видели «национальную революцию» совершенно по-разному.

«Новоградцы» и близкие к ним «утвержденцы» были фактически христианскими социалистами. Они верили в смысл покаяния и перехода масс к православной цивилизации. Как это можно было осуществить в реальных условиях Советской России, ребята не объясняли. Из прочих сил важны младороссы, фашисты и солидаристы.

В 1923 году на Всеобщем съезде национально мыслящей русской молодежи, прошедшем в Мюнхене, было решено образовать Союз «Молодая Россия». Его лидером стал АЛ. Казем-Бек. Позднее, в 1925 году, организация была переименована в Союз младороссов.

Главной идеей младороссов была мировая «революция Духа», восторжествовавшая над господством материалистических ценностей. А политический лозунг был «Царь и советы».

Монархия должна быть, с одной стороны, надклассовой, а с другой — «социальной». Образцами русского самодержца считались «царь-труженник» Петр I и «царь-освободитель» Александр II.

Младороссы поддерживали «императора» Кирилла Владимировича. Даже он не поехал сам, послал в партийное руководство младороссов своего представителя — великого князя Дмитрия Павловича. В основной массе эмиграция не поддерживала движение младороссов, которое открыто контактировало с советскими властями. Их организация кишела агентами ГПУ.

В составе движения младороссов было несколько тысяч молодых национал-революционеров. Отделения Союза («очаги») были созданы в Париже и Нью-Йорке.

Движение выпускало периодические издания «Бодрость!», «Младоросская искра», «К молодой России», «Казачий набат» и «Казачий путь».

Формой младороссов были синие рубашки. Приветствие сопровождалось вскидыванием правой руки (салют Беллами) и возгласом в честь Вождя: «Глава, Глава!».

В период Второй мировой войны младороссы воевали на стороне Франции, участвовали в движении Сопротивления. В 1942 году А.Л. Казем-Бек официально объявил о роспуске партии младороссов.

Первую русскую фашистскую партию — Национальную организацию русских фашистов (НОРФ) основали в 1924-м в Сербии белоэмигранты: профессор Д.П. Рузский и генерал П.В. Черский. В 1927 году эта организация издала свою программу, которая «исходила из общих положений итальянского фашизма, но соответственно русским условиям намечала путь революционной борьбы с большевизмом и будущий ход восстановления освобожденной от коммунистов России». Вскоре она прекратила свое существование: основатели не получили поддержки, а есть им было нечего.

В Харбине в 1925 году из активистов при юридическом факультете Политехнического института была создана Русская фашистская организация (РФО): с ориентацией на уже существующий итальянский фашизм.

Всероссийская фашистская партия в Маньчжурии сменила за годы своего существования несколько названий. В 1925–1932 гг. она именовалась «Российская фашистская организация»; в 1932–1935 гг. — «Русская фашистская партия»; в 1935–1937 гг. — «Всероссийская фашистская партия»; в 1937–1943 гг. — «Российский фашистский союз». Руководителем организации, ее генеральным секретарем, а затем — «главой» с начала 30-х годов по момент ее закрытия — 1943 г. — был К.В. Родзаевский.

КОНСТАНТИН ВЛАДИМИРОВИЧ РОДЗАЕВСКИЙ (1907–1949)

Лозунги партии были:

— Русские люди! Вставайте в ряды русской фашистской партии во имя спасения России от жидо-коммунистического ига!

— Каждый русский патриот должен понять, что главные враги России — евреи и коммунисты!

— Русские фашисты осуществляют свою величайшую на страницах мировой истории миссию — воссоздания российского державного национального дома!

Как у любой серьезной организации, у Всероссийской фашистской партии высшим органом был съезд. На 3-м Всемирном съезде ВФП в июле 1935 года приняли Программу — «План Новой России» как общенародного государства, базирующегося на «советах без коммунистов и евреев».

У коммунистов фашисты позаимствовали понятие «генеральная линия» и по образу советских пятилеток установили «фашистскую трехлетку». В частности, в рамках 1 мая 1935-го — 1 мая 1938-го они ставили перед собой задачу свергнуть коммунистическую власть в России. «Российские фашисты обязаны выполнить эту задачу или погибнуть!» — говорилось в «Азбуке русского фашизма».

Отделы партии возникли в США, Уругвае, Литве, Румынии, Сирии, Японии, Канаде, Чили, Новой Зеландии, Филиппинах, Индокитае, Марокко, Греции, Бельгии, Германии, Голландии, Испании. Везде они были представлены единичными людьми. Так же малочисленны были дочерние организации: «Российское Женское Фашистское Движение», «Союз Юных Фашистов — Авангард», «Союз Юных Фашисток-Авангардисток» и «Союз Юных Фашистских Крошек».

Свои идеи РФП распространяла через центральный орган «Наш путь», ежемесячный журнал «Нация» и журнал «Фашист».

В 1933 году в Харбине открылся Русский клуб — центральный штаб фашистов. Здесь же работал игорный притон, вносивший приличные суммы в кассу партии.

Формой организации была принята черная рубашка, черные галифе и сапоги, портупея через плечо; значком — сочетание свастики с двуглавым орлом царской России. Приветствием — вскинутая вверх правая рука по типу «римского» приветствия с возгласом «Слава России!». «Фашистки» носили белые блузки с галстуками в виде банта.

В таком живописном виде фашисты выходили на парады, демонстрации. Эти шествия действовали на массы и привлекали новых членов. За 1934 год численность организации в Харбине достигла 2000 человек, по всей Маньчжурии — 6000 человек, с заграничными организациями — 15 000, к 1937 году общая численность достигла 20 000 членов.

В Маньчжурии фашисты срывали проводимые советской колонией в Харбине торжественные собрания по случаю революционных праздников, демонстрации советских фильмов, для чего отключали свет, подбрасывали в зал сосуды с сероводородом или чихательные порошки.

Путь осуществления «трехлетки» виделся им через максимальное развертывание «внутрироссийской работы»: в продолжение трех лет всю Россию намечалось покрыть «сетями не связанных друг с другом ячеек», которые по сигналу в 1938 году должны были поднять повсеместное единовременное восстание. Каждая созданная в России революционная фашистская ячейка должна была образовать несколько аналогичных революционных ячеек путем распространения фашистских листовок, устной пропаганды, террора, повстанчества и т. д.

Во все организации ВФП, особенно в странах, граничивших с СССР, были высланы подробные инструкции: пересылать в СССР фашистскую литературу, стараться заслать людей, распространяющих ее, с заданиями по созданию там фашистских ячеек. Фашистскую литературу пытались пересылать в СССР и с советскими гражданами, выезжавшими в 1935–1937 гг. после продажи КВЖД правительству Маньчжоу-Го.

Также на территорию СССР засылались группы, снабженные листовками и фашистской литературой. К этому пытались также привлечь капитанов пароходов. Фашистская литература закладывалась в бутылки, которые при выходе парохода на границу сбрасывались в воду в расчете на то, что часть из них попадет на территорию СССР.

В целом же провалилась не только «трехлетка», планирующая захват власти к 1 мая 1938 года. Ни одна серьезная акция фашистам не удалась, если не считать распространения агитационной литературы на территории СССР.

В одном из центров Маньчжоу-ли, в 3 км от советской границы, русские фашисты установили свастику из неоновых ламп. Она горела день и ночь. Наверное, советские пограничники были очень напуганы и посрамлены.

Родзаевский несколько раз встречался с военным министром и министром образования Японии генералом Араки и с будущим министром иностранных дел Японии Мацуокой. Когда же он поведет армию на освобождение России?!

Но японцам фашисты нужны были только для поиска людей в Бригаду Асано: специальные русские части в составе Квантунской армии. Русских засылали в СССР для саботажа и диверсий в советском тылу в случае вторжения Японии в Сибирь и на Дальний Восток. Япония была заинтересована в создании марионеточного русского правительства на Дальнем Востоке и в Северной Маньчжурии.

В 1936 году совместно с японской военной миссией в СССР засылается «1-й фашистский отряд спасения Родины». Плохо снабженный оружием и боеприпасами, он мгновенно был настигнут частями НКВД и уничтожен.

Вторая мировая война сначала вызвала приступ энтузиазма, вплоть до «подготовки к переходу на родную землю».

Но из Советского Союза и с «освобожденной от коммунизма территории России» в Маньчжурию начали приходить вести о том, что немцы на оккупированных территориях не создают ни «Русского национального правительства», ни «Русской армии, ни национальных советов и русской национальной партии», что там ведется война на уничтожение русского народа.

Среди российских эмигрантов стали усиливаться антинемецкие настроения, члены фашистской организации требовали от своего руководства «отказаться от слова «фашизм» и от знака «свастика», с заменой его знаком василька, как символа русских полей».

В начале войны начальник Парагвайского отдела РФС Эрн прислал письмо о том, что он считает необходимым закрыть отдел и единственный выход видит во вступлении в Красную Армию «для борьбы с внешним врагом, отложив счеты с властью на будущее». Постепенно Союз теряет своих членов, и деятельность его практически прекращается. А уже 1 июня 1943 года Русский фашистский союз был официально закрыт властями Маньчжурии[94].

Одним словом, расчеты российских фашистов ни на развертывание диверсионной деятельности в России, ни на народную революцию не оправдались.

Характерна судьба главы фашистов Дальнего Востока, Константина Владимировича Родзаевского (1907–1946).

В августе 1945 года Родзаевский покинул Харбин, предвидя советскую оккупацию, и перебрался в Шанхай. Оттуда он вел переговоры с НКВД и в конце концов написал письмо Сталину, отрекаясь от своих взглядов. Получив обещания неприкосновенности, Родзаевский поехал в СССР… При въезде в СССР он, разумеется, был арестован 20 сентября 1945 года и перевезен в Москву.

Находясь в московской тюрьме, К. Родзаевский продолжал каяться: «…Идеология русского фашизма разрабатывалась Покровским и Румянцевым, потом мною, в убеждении, что каждой эпохе свойственна своя международная ведущая идея, что такими идеями в прошлом последовательно были либерализм, демократия, социализм, что на смену им грядет «эра фашизма» и что «каждый народ должен создать свой фашизм, сочетающий общемировые формы с историческими традициями данного народа». Эти исторические традиции мы усмотрели в идеале «Святой Руси»: государства, основанного на православной вере и социальной справедливости».

И в другом месте: «… Я абсолютно верил, что большинство русских людей настроено против власти, что Советская власть держится исключительно террором ЧК — ГПУ — НКВД, блестящей организации сыска, которая делает невозможной централизованную внутреннюю организацию, но что внутри страны — в армии, в партии, в самом НКВД, в народе — идет кровопролитная внутренняя борьба, существуют многочисленные мелкие организации, их террор и контртеррор власти. В организационном отношении объединить эту борьбу невозможно, но возможно объединить в идейном отношении, разрозненные выступления не принесут пользы, но если заблаговременно назначить отдельный срок единовременного выступления и широко оповестить об этом сроке население СССР, то задача, может быть, будет достигнута и Россия будет «спасена». Так думал я тогда, ослепленный своим недоверием и ненавистью к власти, которая в моем представлении «губила» русский народ, а на самом деле вела его к рассвету и привела к неслыханной мощи»[95].

Покаяние не помогло, разумеется. В конце августа 1946 года в Москве состоялся судебный процесс по «Делу бывшего белогвардейского атамана Г.М. Семенова, руководителя Российского фашистского союза К.В. Родзаевского и других…». По приговору Военной коллегии Верховного суда Союза ССР Григорий Михайлович Семенов был повешен, а Константин Владимирович Родзаевский расстрелян в сентябре того же года.

В 1933 году русский эмигрант Анастас Вонсяцкий создает Всероссийскую фашистскую организацию (позже переименована во Всероссийскую Национал-Революционную партию) в США. В 1934 году он пытается объединить свою организацию с Русской фашистской партией в Маньчжурии для «создания единого антикоммунистического фронта в Русском Зарубежье». Но спустя год этот союз распадается — в частности, потому, что Вонсяцкий был противником антисемитизма.

Во второй половине 30-х годов он разослал по всему свету около 3 млн номеров издаваемой им газеты «Фашист» (1933–1941) и бесчисленное количество фашистских листовок и открыток. И тем не менее число его сторонников было крайне малым.

Анастас Андреевич Вонсяцкий (1898–1965) — пятый ребенок в семье жандармского полковника Андрея Николаевича Вонсяцкого и Инны Плющевской. 16 июня 1910 года Андрей Вонсяцкий был убит в Радоме одним из своих информаторов — членом польской террористической группы. Мать умерла в октябре 1916 года в Москве от сердечного приступа.

Вонсяцкий не успел окончить Николаевское кавалерийское училище из-за начавшейся революции. Он воевал в составе армии Деникина на Восточной Украине и на Дону, был ранен в руку и в живот.

В марте 1920 года он эвакуировался в Константинополь, где лечился в британском госпитале в Галлиполи. В апреле 1920 года перебрался в Париж, затем три месяца жил у князя Юсупова в Лондоне, затем снова вернулся в Париж. Работал рабочим сцены в парижском мюзик-холле «Фоли-Бержер», а в 1921–1924 годах работал в компании, производящей паровозы.

АНАСТАСИЙ АНДРЕЕВИЧ ВОНСЯЦКИЙ (1898–1965)

В феврале 1922 года он встретил в Париже владелицу большого состояния, американку Мэрион Бакингем Рим. Они обвенчались в православном Никольском соборе в Нью-Йорке.

30 сентября 1927 года Вонсяцкий получил американское гражданство. Из США он поддерживал связи с РОВСом и генералом А. Кутеповым, с фашистами в Маньчжурии, с Германо-американским союзом в самих США.

Став союзником СССР, мистер Рузвельт начал прижимать «крамолу» в США. А как же демократия?! Плевать на нее хотели светочи этой самой демократии.

9 мая 1942 года ФБР устроило обыск в его имении, конфисковало оружие и большое количество фашистской литературы. Доказать обвинение в шпионаже не получилось: Вонсяцкий не занимал никаких должностей в американских госорганах и не мог иметь доступа к секретной информации. Но ФБР смогло доказать, что он передал 2800 долларов деятелю германо-американского союза Герхарду Вильгельму Кунце, чтобы помочь ему выехать из США.

22 июня 1942 года Вонсяцкий был осужден на пять лет тюрьмы и штраф в 5000 долларов (по другим данным, 2 тысячи). В 1945 году после окончания Второй мировой войны и смерти Рузвельта был освобожден досрочно, проведя в тюрьме три года.

После освобождения от политической деятельности он отошел. Его книги «Записки монархиста» (Париж, 1921), «Расплата» и «Сухая гильотина: американская юстиция во времена Рузвельта» (Сан-Паулу, 1963) можно найти только в архиве Гуверовского института в Калифорнии[96].

Умер Вонсяцкий 5 февраля 1965 года в Сент-Питерсберге, штат Коннектикут.

В отличие от младороссов и фашистов, у солидаристов не было ни форменных рубашек, ни культа вождя. Они писали: «Мы не либералы, но и не фашисты». Небольшой по численности (около 1,6 тыс.) «Национальный союз нового поколения», позже «Народно-трудовой союз российских солидаристов» (НТС) принял термин «солидаризм» от правоведа Г.К. Гинса, служившего управляющим делами в правительстве адмирала Колчака. Союз строил свою идеологию на основе «белой идеи», вдохновлялся жертвенным порывом белых добровольцев и противопоставлял материализму — «примат духа», а классовой вражде — солидарность.

Отказываясь от тактики террора БРП и РОВС, он ставил во главу угла распространение идеи. Десяток членов НТС, после серьезных потерь на границе, проник в СССР накануне Второй мировой войны. Единственный из возникших в эмиграции политических объединений, НТС дожил до падения Советской власти и участвовал в событиях августа 1991 г., сохранив связь времен — от Белого движения до современности.

0 том, сколь близка событиям Гражданской войны была молодежь первых десятилетий эмиграции, свидетельствуют два личных примера. Основатель скаутского движения в России и его возглавитель в эмиграции полковник О.И. Пантюхов был с лета 1917 г. начальником 3-й Московской школы прапорщиков в Замоскворечье и командовал обороной Кремля. Ему 28 октября (10 ноября н.с.) сдались захватившие Кремль большевики. А первый председатель НТС, герцог С.Н. Лейхтенбергский, был одним из тех юнкеров, что, захватив броневики в Михайловском манеже, выехали 29 октября (11 ноября н.с.) на улицы Петрограда, но дальнейших указаний не получили.

Участие большевиков в Генуэзской конференции вызвало негодование в среде русской эмиграции. Проходившее в ноябре 1921 года Заграничное Собрание Русских Церквей (известное в литературе как Первый Всезарубежный Собор Русской Православной Церкви за рубежом) приняло в декабре специальное Обращение к Конференции, написанное митрополитом Антонием (Храповицким), в котором, в частности, говорилось:

«Среди множества народов, которые получили право голоса на Генуэзской конференции, не будет только представительствовать двухсотмиллионный народ русский, потому что невозможно же назвать его представителями, и притом единственными, его же поработителей, как нельзя было в Средние века признать гуннов представителями франкских и германских племен Европы, хотя среди гуннских вождей, конечно, успевали втереться несколько процентов предателей из народов европейских, как и среди наших коммунистов — евреев, латышей и китайцев — втерся известный процент русских, и то преимущественно не на первых ролях.

Впрочем, если бы вожди большевиков и не были инородцами и иноверцами, то и тогда какая же логика может признать право народного представительства за теми, кто поставил себе целью совершенно уничтожить народную культуру, то есть прежде всего то, чем народ жил почти тысячу лет — его религию, чем продолжает жить и теперь, перенося жестокое гонение на свою родную веру, будучи лишен самых священных для него — Московских Кремлевских — храмов и всех почти русских монастырей, бывших в его глазах светочами жизни, рассеянными по лицу всей земли русской? Завоеватели-большевики казнили сотнями тысяч русских людей, а теперь миллионами морят их голодом и холодом: где было слышно, чтобы интересы овечьего стада представляли собою его истребители — волки? <…> Если на Конференции или после Конференции выяснится, что большевицкая власть в России признана полноправной, то в одном государстве за другим начнутся большевицкие перевороты, которые, как это всем известно, настойчиво подготовляются Интернационалом во всех народах. <…> Народы Европы! Народы Мира! Пожалейте наш добрый, открытый, благородный по сердцу народ русский, попавший в руки мировых злодеев! Не поддерживайте их, не укрепляйте их против ваших детей и внуков! А лучше помогите честным русским гражданам. Дайте им в руки оружие, дайте им своих добровольцев и помогите изгнать большевизм — этот культ убийства, грабежа и богохульства из России и всего мира[97].

Народы и правительства Европы, естественно, плевать хотели на эти призывы.

После Генуэзской конференции в Европе появились советские дипломаты. Для русской эмиграции это было совершенно чудовищно видеть. Первым разрядил свой револьвер Морис Морисович Конради (1896 —???) — русский офицер швейцарского происхождения.

Родился он в семье владельцев кондитерских фабрик «М. Конради» и нескольких магазинов в Петербурге и Москве. Учился в Политехническом институте, со второго курса в 1914 году ушел на фронт. Чтобы уйти в Русскую армию, потребовалось специальное разрешение императора Николая II: ведь Конради был гражданином Швейцарии.

Когда дивизия, стоявшая в Молдавии, «замитинговала», в составе добровольческого отряда Дроздовского отправился на Дон.

Капитан Морис Конради был ординарцем и личным адъютантом командира Дроздовского полка, полковника Туркула. Его имя даже попало в популярную песню дроздовцев:

Вперед проскачет Туркул славный,
За ним Конради и конвой…

Воевал Конради под знаменами Деникина и Врангеля, прошел эвакуацию на кораблях и Галлиполи. В июне 1921 года вышел в отставку и поселился вместе с женой, беженкой из Польши, в Цюрихе. С помощью дальней родни он устроился мелким клерком в торговом доме «Бехер Всей».

Красные отняли фабрики семьи Конради. Дядя, тетка и старший брат были расстреляны как заложники, отец умер в тюрьме от побоев (по другой версии — умер от голода, как «буржуй»). В Швейцарии к Конради присоединились мать и четверо младших братьев — они сумели доказать свое швейцарское гражданство и их выпустили из России.

В марте 1923 года в Женеве Конради встретил своего товарища по Белой армии штабс-капитана Аркадия Полунина. Тот работал в не признанной СССР российской миссии при Международном Красном Кресте. Полунин был тесно связан с лидерами белой эмиграции Врангелем и Кутеповым.

Конради поделился с Полуниным своим желанием «убить кого-нибудь из советских вождей, чтобы отомстить за семью». Полунин предложил ему убить наркома иностранных дел Г. Чичерина и посла СССР в Англии Л. Красина. Но Конради не нашел их в Берлине и 15 апреля 1922-го вернулся в Женеву.

И тут узнал о скором приезде в Лозанну советского дипломата В.В. Воровского!

Вацлав Вацлавович Воровский (1871–1923) (клички П. Орловский, Шварц, Жозефина, Фавн), обрусевший поляк, начинал как борец за свободу Польши. Боролся он почему-то в Москве. В 1894-м вступил в РСДРП.

1 апреля 1917 года Воровский вместе с Ганецким и Радеком организовывал каналы финансирования большевиков немецкими деньгами через Парвуса. После прихода большевиков к власти стал их полпредом в Скандинавии: там он вел с немцами переговоры, приближая Брестский мир. После его возвращения в Россию в 1919-м на счетах советского представительства в местных банках находилось около 10 млн крон, а на личном счете Воровского — почти 1,8 млн крон. Кроме того, он открыл другие счета в европейских банках под вымышленными именами. Все это предназначалось для поддержки международного рабочего движения[98].

В 1920-м готовил мирный договор с получившей независимость Эстонией, в 1921-м открывал постпредство РСФСР в Италии. В 1922 году принимал участие в Генуэзской конференции. Утром 10 мая 1923 года полпред РСФСР и УССР в Италии Вацлав Вацлавович Воровский прибыл во главе советской делегации в Лозанну на международную конференцию по Ближнему Востоку, чтобы подписать и поныне действующую конвенцию о режиме судоходства в контролируемых Турцией черноморских проливах. Вечером того же дня Воровский ужинал в ресторане гостиницы «Сесиль» со своим помощником Максимом Дивильковским и с Иваном Аренсом.

Конради убил его первым же выстрелом в затылок. Намеренно несмертельно он ранил в плечо и бедро Аренса, Данилевскому всадил пулю в бок. Потом он бросил револьвер (по другой версии — отдал метрдотелю) со словами: «А теперь зовите полицию!». Полиции же он заявил: «Я сделал доброе дело — русские большевики погубили всю Европу… Это пойдет на пользу всему миру». По другой версии, эти слова он сказал уже метрдотелю.

В тот же день начальник полиции Лозанны Робер Жакийяр на первом же допросе выяснил и личность убийцы, и его мотивы. А. Полунин был арестован на следующий день в Женеве.

Судебный процесс по делу Конради и Полунина начался в Лозанне 5 ноября 1923 года. В своем вступительном слове на суде Конради сказал: «Я верю, что с уничтожением каждого большевика человечество идет вперед по пути прогресса. Надеюсь, что моему примеру последуют другие смельчаки, проявив тем самым величие своих чувств!».

Прокурор в своем выступлении заявил, что преступлением является убийство даже тирана. В ответ адвокат Конради указал в окно на памятник Вильгельму Теллю: его тоже надо снести?!

Согласно швейцарской легенде, в 1307 году крестьянин Вильгельм Телль не стал кланяться шляпе герцога. Эту шляпу повесил на площади города Альтдорфа жестокий наместник германского императора в Швейцарии Геслер.

В наказание Геслер заставил его стрелять в яблоко, поставленное на голову сына стрелка. Телль попал в яблоко, но зачем-то достал из колчана две стрелы… Он признался, что если бы попал в сына, то другой стрелой убил бы Геслера. Вильгельма бросают в тюрьму, он бежит в горы и после многих приключений подстерегает Геслера на дороге между скалами и убивает его стрелой.

Ссылка на культового героя вызвала замешательство.

Гучков оплатил работу блестящих швейцарских адвокатов Сиднея Шопфера и Теодора Обера. Их усилиями за 10 дней слушаний перед судьей Бенжаменом Фонжалла и 14 присяжными выступило около 70 свидетелей, вынужденных, как и семья Конради, переехать в Швейцарию из Советской России. Дорогу многим из них тоже оплачивал Гучков.

Защита представила материалы Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков. Эта комиссия была создана в апреле 1919 года по распоряжению Главнокомандующего вооруженными силами на Юге России генерал-лейтенанта А.И. Деникина. В мае 1919-го Вооруженные Силы Юга России начали успешное наступление на север, которое продолжалось все лето и начало осени. Были освобождены значительные территории, и всюду открывались картины бесчисленных преступлений советской власти.

Во главе Комиссии был назначен известный московский юрист и общественный деятель, член кадетской партии, действительный статский советник Г.А. Мейнгардт.

Комиссия руководствовалась дореволюционными правовыми нормами, а не классовым чутьем и революционным сознанием. Расследования, раскопки могил, обыски в зданиях, занимавшихся бесчисленными чрезвычайками, производились в присутствии свидетелей, представителей русского командования и прессы.

При расследовании преступлений коммунистов в Киеве, Харькове, Одессе, Николаеве, Херсоне, Воронеже, Царицыне применялась фотосъемка и киносъемка.

Швейцарцы увидели своими глазами множество трупов со следами чудовищных пыток, закопанных вблизи зданий тюрем или самих чрезвычаек.

Огромное впечатление произвели на швейцарцев обстоятельства убийства генерала П.К. фон Ренненкампфа за отказ служить в Красной Армии и другие случаи четвертования и закапывания живыми, глумление и уничтожение красными тела создателя Добровольческой армии генерала Л.Г. Корнилова.

Во многом благодаря Особой комиссии в начале 1920-х годов была обнародована цифра — 1 млн 700 тыс. жертв красного террора.

Защитой было доказано, что голод в Поволжье возник не только из-за стихийного неурожая, но был спровоцирован политикой большевиков. Большое впечатление на религиозных швейцарцев произвели также подробности большевистской антирелигиозной кампании. Не меньшее впечатление производило расследование последствий советского Декрета о женской социализации, то есть обобществления женщин.

Что характерно, коммунисты несколько десятилетий, все существование СССР упорно делали вид, что такого декрета не существовало и что «обобществление женщин» придумали их враги в поругание высоких чувств «строителей и строительниц светлого будущего».

14 ноября 1923 года присяжные большинством в 9 против 5 голосов признали Мориса Конради «действовавшим под давлением обстоятельств, проистекших из его прошлого» и, стало быть, не подлежавшим уголовному наказанию. Подсудимых обязали возместить судебные издержки и выслали из страны «за злоупотребление правом убежища и нарушение общественного порядка». Фактически — оправдательный приговор.

Вскоре после похорон Воровского, 20 июня 1923 года, Советское правительство издало декрет «О бойкоте Швейцарии». Оно разорвало советско-швейцарские торговые отношения и запретило «въезд в СССР всем швейцарским гражданам, не принадлежащим к рабочему классу». Швейцарские граждане, проживавшие в СССР, подверглись репрессиям.

В ответ в швейцарской прессе начали печатать материалы как о зверствах большевиков в России, так и о кознях ГПУ на Западе. Общественное мнение Швейцарии было настроено против большевиков. Дипломатические отношения между СССР и Швейцарией были восстановлены лишь в 1946 году.

Аркадий Полунин переехал во Францию, где скончался 23 февраля 1933-го «при странных обстоятельствах». По другим данным, он погиб в мае 1932-го. Ему было 42 или 43 года.

Морис Конради был в 1931 году арестован в Женеве за «угрозы пистолетом танцовщицам местного варьете», после освобождения вступил во Французский иностранный легион и несколько лет служил в Африке. Незадолго до присвоения офицерского звания был уволен из легиона за то, что ударил своего командира, который назвал Конради «русской свиньей».

Дальнейшая судьба Конради не документирована. По разным версиям, он «умер в 1931 году в Западной Африке», участвовал во французском Сопротивлении и был «убит немецким патрулем в 1944 году»[99], «сильно пил и умер затворником в 1947 году», умер в октябре 1946-го, в Швейцарии.

В 1938 году на подмосковном полигоне НКВД «Коммунарка» был расстрелян объявленный «немецко-польским шпионом» Иван Аренс, занимавший до ареста должность генконсула СССР в Нью-Йорке.

Максим Анатольевич Данилевский — Дивильковский (1904–1942) в 1925-м поступил на физмат МГУ. В 1930–1935 гг. преподавал в МГУ. В 1936–1938 гг. ученый секретарь Физической группы Академии наук. В начале войны, несмотря на бронь, добровольно ушел на фронт, оставив жену и детей (по свидетельству Е.Л. Фейнберга, Дивильковский громогласно выражал радостную уверенность, что война с Гитлером обязательно перерастет в мировую революцию). Погиб в 1942-м[100].

Вторым был убит Теодор Иванович Нетте (1895 или 1896–1926) — легендарный дипломатический курьер Народного комиссариата иностранных дел СССР: 5 февраля 1926 года в Латвии, защищая дипломатическую почту. Это один из первых международных скандалов в истории Советского государства.

После этой истории в честь Теодора Нетте был переименован пароход «Тверь».

В.В. Маяковский опять разразился «стихами», на этот раз — «Товарищу Нетте — пароходу и человеку». «Стихи» в советских школах заучивали наизусть. Свидетельствую как один из учивших — невероятно трудное было дело.

Бориса Софроновича Коверду (1907–1987) в СССР представляли матерым белогвардейцем. А был он сыном учителя, эсера Софрона Коверды в городе Вильно.

В 1915 году мать бежала от немецкой оккупации в глубь России, в Самару. Там они жили до 1920 года, и Коверда стал свидетелем красного террора. В том числе красные убили его двоюродного брата и друга семьи, священника Лебедева. В 1920-м семья вернулась в Вильно. Борис Софронович хорошо знал белорусский язык, работал корректором и экспедитором в редакции антикоммунистической газеты «Белорусское слово». На всех он производил впечатление интеллигентного, скромного, немного робкого, замкнутого и малообщительного юноши. Был очень деликатен в отношении к членам администрации, педагогам и товарищам.

БОРИС СОФРОНОВИЧ КОВЕРДА (1907–1987)

Трудно было ожидать теракта от этого спокойного, очень робкого человека. Но тут в Польшу приехал полпред, а попросту говоря, советский посол Петр Лазаревич Войков (1888–1927), больше известный под кличками «Петрусь» и «Интеллигент». Родился в Керчи. По одной версии — в семье мастера металлургического завода, по другой — в семье учителя семинарии.

Из гимназий его выгоняли. По одной версии — за революционную деятельность. По другой — за вульгарное воровство. В Россию он вернулся в известном «пломбированном вагоне», вступил в РСДРП(б).

В 1918-м комиссар снабжения Уральского совета П.Л. Войков активно участвовал в расстреле царской семьи и в заметании следов. По заданию уральских и центральных партийных деятелей он заранее приобрел бутыли с соляной кислотой, закупал их тайно в разных аптеках города.

В 1919 году Войков участвует в продаже за границу сокровищ из Оружейной палаты и Алмазного фонда. Потом его с позором изгнали из Наркомвнешторга — за систематическое разворовывание ценных мехов для друзей и любовниц.

С октября 1924 года вор, мародер и убийца стал полпредом СССР в Польше. Говорили о том, что должность он получил от своего любовника Чичерина: тоже гомосексуалиста.

По воспоминаниям, «Войков был высокого роста, с подчеркнуто выпрямленной фигурой, с неприятными, вечно мутными от пьянства и наркотиков глазами, с жеманным голосом, а главное, с беспокойно похотливыми взглядами, которые он бросал на всех встречавшихся ему женщин… Женщины, с которыми он закрывался в своем кабинете, намекали на извращенность его половых чувств…».

Перед собутыльниками Войков любил хвастаться знаменитым рубиновым перстнем с руки Николая II. Перстень известен по многим портретам и фотографиям. Говорили, что снять его можно было только отрубив палец: врос в тело.

И тогда тихий 19-летний Коверда вместе с редактором газеты А.В. Павлюкевичем и казачьим есаулом М.И. Яковлевым решили казнить убийцу множества невинных людей.

7 июня 1927 года Войков встречал на вокзале возвращавшегося из Англии дипломата Розенгольца. Борис Коверда выстрелил в Войкова, в результате покушения полпред скончался.

С Белорусского вокзала к Кремлевской стене большевика везли, как солдата, на орудийном лафете.

…Закончим,
                   доделаем дело,
За которое
                   пал Войков, —

призывал Владимир Маяковский.

Какое дело, правда, не расшифровывал… видимо, предлагал убить всех остальных членов царской семьи и ограбить их трупы.

Правительство СССР требовало выявить связь Коверды со всеми подрывными центрами и разведками. Прокатилась волна демонстраций и митингов. Коммунистическая фракция Польского сейма в телеграмме правительству СССР сообщала: «Трагическая смерть Войкова усугубляет ненависть масс к преступной буржуазии и укрепляет союз между трудящимися массами Польши и СССР. Честь солдату революции, который пал на посту, как подлинный герой!».

Вот только «беда»: Коверда не имел никакого отношения к «преступной буржуазии» и был полным одиночкой. Мстителем за погубленных коммунистами людей.

Коверда был приговорен польским судом к пожизненным каторжным работам. Потом срок ему скостили до 15 лет и выпустили по амнистии в 1937-м.

Выйдя на свободу, Коверда отправился в Югославию. В 1938-м сдал экстерном экзамен на аттестат зрелости при русском кадетском корпусе в Белой Церкви. С 1939 по 1945-й Коверда работал в Германии — мы не знаем, кем и что именно делал. После войны семь лет кочевал по Европе и, наконец, в 1952-м окончательно осел в США. Борису Софроновичу Бог судил долгую жизнь. Он трудился в газете «Россия» (Нью-Йорк), затем в типографии «Нового русского слова». Умер 18 февраля 1987-го в Вашингтоне, похоронен в русском монастыре Новое Дивеево. Дети и внуки Бича Божьего живут в США.

Соратники Коверды Павлюкевич и Яковлев погибли в годы войны. Павлюкевич расстрелян, Яковлев умер в Освенциме.

А Константин Бальмонт написал стихотворение «Буква «Ка»:

Люба мне буква «Ка»,
Вокруг нее сияет бисер.
Пусть вечно светит свет венца
Бойцам Каплан и Каннегисер.

И да запомнят все, в ком есть
Любовь к родимой, честь во взгляде,
Отмстили попранную честь
Борцы Коверда и Конради.

В 1926 году в Париже собрался Всезарубежный съезд 450 делегатов общественных объединений из 26 стран, чтобы выставить общую политическую платформу. Служивший министром иностранных дел у Врангеля в Крыму П.Б. Струве задал тон: «России нужно возрождение, а не реставрация. Возрождение всеобъемлющее, проникнутое идеями нации и отечества, свободы и собственности и в то же время свободное от духов корысти и мести».

Подчеркивалось: коммунизм — интернациональная сила, поработившая Россию, лишившая ее даже имени, опасная для всех стран. Были приняты обращения к народу и к миру, лозунг «Коммунизм умрет, а Россия не умрет».

Красиво звучит, но организационных результатов съезд не дал. Да и не мог дать из-за своей пестроты. Уже после съезда даже представленная на нем общественность раскололась на две главные группировки: Русское Зарубежное Патриотическое Объединение (руководитель И.П. Алексинский) и Российское Центральное Объединение (руководитель — А.О. Гукасов, издатель газеты «Возрождение»).

Интриг было много, толку не было вообще.

Военная эмиграция жила ожиданием «весеннего похода» против большевизма. А пока она нашла себе профессиональное применение во многих вооруженных конфликтах… чаще всего — очень далеких от России. Более 8 тыс. белых солдат и офицеров поступили во французский Иностранный легион, воевавший в Марокко, Сирии, Ливане и Индокитае. Русские летчики создали авиацию Саудовской Аравии. Русские офицеры под руководством генерала И.Т. Беляева отстроили в 1932–1935 гг. армию Парагвая. Сотрудничая с индейцами, они обеспечили ее победу над Боливией. Русские эмигранты сражались на стороне Эфиопии против итальянцев и как на стороне генерала Франко, так и против него в Испании в 1936–1939 гг.

Далеко не вся эмиграция продолжала Гражданскую войну. Но очень часто Гражданская война начиналась в странах, где жили эмигранты. И тогда они выступали против коммунистов — в том числе и с оружием в руках.

Русские помогли подавить коммунистические восстания в Болгарии в 1923-м и в Албании в 1924–1926 гг.

В 1923–1928 гг. до 6 тыс. русских сражались в армиях китайских антикоммунистов — маршалов Чжан Цзолина и Чжан Цзу Чана. В 1929-м русские участвуют в Маньчжурии в боях с Красной Армией на стороне Китая, в 1938–1939 гг. — на стороне Японии (бригада Асано).

Когда белая армия Испании нанесла поражение красным, освободив крепость Альказар с гарнизоном во главе с полковником Москардо, Великий князь Константин Николаевич писал:

Как первая наша победа,
Как первый ответный удар,
Да здравствует наше Толедо!
Да здравствует наш Альказар!

Но уже в Испании белые воевали не самостоятельно, а как волонтеры-добровольцы, в составе армии генерала Франко.

К концу 1930-х годов много белых готовы были поддержать и нацистов, и правительство Японии. Именно потому, что они воевали с большевиками. Это было для них способом продолжать Гражданскую войну.

Только смерть может избавить тебя от исполнения долга.

(Надписъ, выложенная камнями в Галлиполи)

В 1920 году белые отступили за границу России, но разве Врангель подписал Акт о безоговорочной капитуляции Фрунзе? Разве Ленин и Троцкий о чем-то договорились с Кутеповым?

В 1920 году за границу ушли белые армии: сотни тысяч вооруженных людей, принимавших присягу. Все они считали себя русскими или россиянами и никогда не были враждебны России. Но они находились в состоянии войны с Советами и были непримиримыми врагами Советской власти и самой идеи коммунизма.

Никто из белых не сдался красным. Никогда. С руководителями белого лагеря никто и никогда не заключал мирного договора. Формально армии Врангеля, Юденича, атамана Семенова, Земская рать правительства Меркуловых во Владивостоке, боевая дружина генерала Пепеляева находились в состоянии войны с советской республикой. Война с ними была перенесена на территорию других стран, велась другими средствами, но вовсе не завершилась.

В ноябре 1920 года Русская армия генерала П.Н. Врангеля — последняя вооруженная сила белых на Юге России — эвакуировалась из Крыма в Константинополь. Сюда пришло около 130 «плавсредств». В Константинополь из Крыма эвакуировалось около 150 тысяч русских беженцев.

Напомню: Франция и Британия признали правительство Врангеля. В Турции оказалось выехавшее с Врангелем правительство без территории и армия без государства.

Почти две недели решалась судьба томившихся на судах людей. После долгих препирательств с французским оккупационным командованием было разрешено свезти армию на берег и разместить в трех военных лагерях. Донских казаков — в Чатталдже, кубанских и терских казаков — на острове Лемнос.

Русские части — в 6 километрах западнее города Галлиполи — унылое безлюдное место. В 1919 г. здесь располагался английский военный лагерь.

Французы согласились снабжать эти лагеря продуктами и предоставить оборудование для их обустройства. За это им передавалась большая часть коммерческих судов, а все грузы на них французы сразу же реквизировали.

Число беженцев в Галлиполи достигло 30 тысяч.

Левая эмиграция считала, что армия должна разойтись. Французы с самого начала считали так же. Они не хотели кормить ставших ненужными союзников. Генералитет и старшее офицерство хотели любой ценой сохранить армию в изгнании. Кутепов требовал максимума подтянутости и дисциплины.

В Галлиполи исправно неслась военная служба, устраивались военные парады и смотры, действовали шесть военных училищ, две офицерские школы и несколько курсов. Нарушителей дисциплины ждали три гауптвахты, и они редко пустовали.

Точки над i поставил расстрел 45-летнего полковника П.Н. Щеглова. Он записался в беженцы, но пароход, на котором он хотел уехать, не пришел. Судили военно-полевым судом и расстреляли как дезертира.

22 ноября 1921 г. в Галлиполи было создано Общество галлиполийцев — одна из активных воинских антикоммунистических организаций Русского Белого Зарубежья.

Когда в конце лета до Галлиполи дошли слухи о голоде в России, к командиру корпуса от различных частей поступили ходатайства об удержании однодневного продуктового пайка и отправке его через Красный Крест голодающим. А паек самой армии врачами оценивался как «неполное голодание».

17 апреля 1921 г. французское командование сообщило: «Все русские, еще остающиеся в лагерях, должны знать, что армии Врангеля больше не существует, что их бывшие начальники не имеют права отдавать им приказания, что они совершенно свободны в своих действиях и что им больше не может быть предоставлено продовольствие».

Французы предлагали уезжать в их колонии в Африке или в Бразилию, вербоваться в Иностранный легион.

23 мая 1921 года 3 тысячи человек уехали: на пароходе «Бургас» в Болгарию. Работать.

Остальную армию французы были готовы разогнать силой. В лагере готовились отражать нападение недавних союзников, проводились ночные тревоги и учения, все были готовы к войне….

Французы грозились полностью прекратить снабжение продовольствием. У Кутепова созрел план: если французы прекратят снабжение и велят расходиться, походным маршем двинуться на север: распространять слухи, что идут в Болгарию. А потом резко повернуть на восток и захватить Константинополь. У Кутепова был расчет на помощь греков, которые воевали с турками-кемалистами и очень хотели взять Константинополь-Стамбул. Греки обещали поддержку.

Подошла французская эскадра. Командующий Томассен заявил, что на завтра назначены маневры: десант для овладения городом. Фактически — атака на русский лагерь. Кутепов ответил: «По странному совпадению на завтра назначены маневры всех наших частей по овладению перешейком». Напасть французы не решились. Ночью эскадра ушла. Снабжение продолжалось, захват Константинополя не состоялся.

Зимовать второй раз в полуголодном лагере было опасно. Сербия и Болгария соглашались принять русские части. В августе 1921-го уехали кавалеристы и первый эшелон пехоты. Точку поставил отъезд 6 мая 1923-го «последних галлиполийцев» из отряда генерала Мартынова в Сербию, где они стали дорожными рабочими в местечке Кральево.

Население Галлиполи тепло проводило русских военных, с которыми у жителей — турок, армян, греков — сложились добрые отношения. Характерная деталь — за время пребывания корпуса в Галлиполи в отношении жителей не было совершено ни одного правонарушения. На проводы был устроен «последний парад» русских частей. Мэр города вручил генералу Кутепову памятный адрес. Французский комендант, подполковник Томассен, с которым у командования корпуса были не лучшие отношения, прощаясь с генералом Кутеповым, растроганно сказал, что теперь он еще больше уважает русских.

Навсегда в Галлиполи остались 343 могилы русских людей, нашедших здесь свое упокоение… Включая полковника Щеглова[101].

Болгария платила Сербии и Румынии контрибуцию, как союзница Германии в Мировой войне.

Премьер-министр болгарского правительства, Александр Стоименов Стамболийский был настолько левым социалистом, что многие коммунисты шли к нему. Он пошел на сближение с СССР. На Генуэзской конференции 1922 года Стамболийский обязался разоружить белые части… Сам он при этом предусмотрительно остался в Генуе.

Положение русских в Болгарии и так было сложным. Русский получал 50 левов за работу, за которую болгарин получал 75. А теперь болгары арестовали главу кутеповской контрразведки Самохвалова. У него «нашли» планы болгарских укреплений, донесения агентов, сведения о расположении воинских частей и промышленной инфраструктуры. Русские доказали, что документы подложные, но пока шли судебные разборки, Кутепова уже арестовали и выслали из страны. Над эмиграцией нависала угроза уничтожения.

Русская армия приняла самое активное участие в перевороте Александра Цанкова 9 июня 1923 года. Стамболийский был свергнут. Его заманили якобы для переговоров с царем Борисом III, схватили, пытали и убили.

К власти пришли военные, для которых русские белогвардейцы были дорогими соучастниками переворота. Сразу отпала угроза разоружения и выдачи.

В сентябре 1923 года коммунисты подняли мятеж. Подавляли его тоже с участием белогвардейцев.

Уже в 1919 г. на территорию королевства въехали несколько сот беженцев из России[102]. В январе 1920-го, после поражения деникинской армии, из Новороссийска в королевство были эвакуированы около 8,5 тыс. человек.

Весной 1920 г. в Белграде открыли свои представительства Российское общество Красного Креста (РОКК), Всероссийский земский союз (ВЗС) и Всероссийский союз городов (ВСГ). 21 января 1920 г. приказом генерала Деникина учреждалась особая должность главноуполномоченного по устройству русских беженцев в королевстве.

Генерал Врангель обратился к правительствам многих стран с просьбой о приеме «крымских» беженцев. Одним из первых откликнулось правительство КСХС. Оно дало согласие на въезд более 20 тыс. гражданских беженцев, предварительно заручившись обещанием французских властей оказать им денежную поддержку.

Вновь прибывшие беженцы расселялись по всему королевству в уже имевшиеся русские колонии или основывали новые. Весной 1921-го существовало 233 колонии, а через год их количество увеличилось до 300. Колонии имели право самоуправления. Общая же численность русских беженцев колебалась от 50 до 70 тыс. человек[103].

В декабре 1920 г. генерал Врангель начал переговоры с правительством КСХС о переселении в его пределы армейских частей из района Константинополя. В 1921–1923 гг. в КСХС въехали около 11,5 тыс. военнослужащих бывшей Русской армии[104]. Большинство из них организованным порядком устроились на пограничную службу и строительство дорог[105]. К концу 1923 г. приказ Врангеля от 10 июля 1922 г. о переводе армии на трудовое положение был в основном выполнен.

Это было нищее, несчастное, обездоленное сборище. В начале 1922 г. были трудоустроены более 5,5 тыс. беженцев, из них 2,7 тыс. имели постоянную работу, 2,9 тыс. — временную. Но в 1924-м в королевстве насчитывалось около 19 тыс. безработных российских беженцев[106].

Не удивительно: более половины беженцев в прошлом являлись военными и чиновниками, меньше трети до войны работали в хозяйственной сфере. 14 % приходилось на педагогов, врачей, литераторов, духовенство, художников и артистов, 5 % составляли квалифицированные канцелярские работники. 13 % составляли лица с высшим образованием, 62 % — со средним, примерно 22 % — начальным домашним и только 3 % — лица без образования[107]. Из примерно 200 дипломированных российских юристов в это время имели работу по специальности около 40 человек[108].

Среди эмигрантов около тысячи было старше 60 лет, около 2 тыс. военных и 1 тыс. гражданских инвалидов. Тем не менее русская эмиграция создала 24 учебных заведения с 2916 учащихся. Некоторые из них пользовались авторитетом и у сербов: например, 1-я Русско-сербская гимназия в составе пяти (III–II) старших классов[109].

Первоначально французы изо всех сил противились въезду русских во Францию. Но вскоре выяснилось: въезд алжирцев, вьетнамцев, армян из Турции не позволяет решить вопрос с рабочей силой на крупных заводах. И тогда французы начали ввозить русскую рабочую силу. Только турки в 1921–1922 годах стали теснить русскую эмиграцию с мест, и то без особого результата.

«Русские необычайно ярко заявили о себе в художественной, артистической, культурной жизни, благодаря чему возникло убеждение, что эмиграцию составлял самый цвет русского общества. Из-за этого стереотипного представления о судьбе русской эмиграции забывают, что на самом деле большинство русских эмигрантов были рабочими на заводе Рено и жили в рабочих кварталах для бедняков»[110].

Эмигранты ни политически, ни экономически не были равны с французами. Только Леон Блюм в 1936 году уравнял эмигрантов и граждан Франции.

Въехавшие во Францию в 1920-е гг. жили в бараках для поляков и русских, где кормили исключительно бобами. Их судьбой стал 14-часовой рабочий день.

Не случайно в Париже было 3600 русских таксистов. Среди них попадались поистине легендарные личности, типа «Вовки-казака» с золотыми зубами и шлейфом невероятных приключений.

Впрочем, в формировании образа русского эмигранта, аристократичного и шиковатого, особую роль сыграл кинематограф… Вместо скучной реальности кино создавало «интересный» мир с «интересными личностями»[111].

К 1924 году в Париже жило до 45 тысяч русских. Тут находились самые известные учебные заведения, как Религиознофилософская академия Бердяева: чтобы руководить ей, он в 1924 году переехал из Берлина в Париж.

Но жизнь была трудной и скудной. Не случайно Алексей Толстой и художник Иван Билибин, композитор Сергей Прокофьев вернулись из эмиграции в СССР. А навстречу им тек другой поток… Некоторые советские эмигранты оставались в Париже… Например, Александр Бенуа, командированный в Париж из Эрмитажа в 1926 году, остался в Париже, но с Буниным как с «бывшим» категорически отказывался встречаться.

Русский Обще-Воинский Союз (РОВС) основан 1 сентября 1924 года Главнокомандующим Русской армией генерал-лейтенантом бароном П.Н. Врангелем (1878–1928) как непосредственный преемник Русской армии и продолжатель Белого движения.

Приказ генерала Врангеля № 82 запрещал членам РОВСа состоять в политических партиях. Первоначально основу Союза составляли бывшие воины Белых армий, оказавшиеся после Гражданской войны в эмиграции, а со временем состав Союза стали пополнять их потомки и единомышленники. Своей главной задачей РОВС объявил сохранение кадров для продолжения борьбы с большевизмом.

В 1920–1930-е годы РОВС организационно был разделен на 6 отделов в Европе, 2 — в США, 1 — в Китае.

В состав РОВСа входили полковые объединения частей Русских Императорских Гвардии и армии, Белых армий, а также Общество галлиполийцев, к 1930 году имевшее свои отделы во Франции, Венгрии, Бельгии, Болгарии, Югославии, отделения и землячества во многих странах Русского Зарубежья.

Члены Союза платили небольшие взносы, которые шли на организационные расходы и в страховой фонд на случай потери работы и болезни.

Добровольцы из РОВСа вели подпольную работу в СССР, где они пытались поднять вооруженное восстание против коммунистической диктатуры, вели антикоммунистическую пропаганду.

Члены РОВС сражались с коммунизмом и в рядах армий других стран: в Китае, во время Гражданской войны в Испании в 1936–1939 гг., а также в рядах армии Финляндии во время Советско-финской войны (1939–1940)[112].

С самого начала ГПУ — НКВД считал РОВС одним из своих главных врагов, и чекисты вели против него беспощадную войну.

В Константинополе резиденцией Врангеля стала яхта российского посла. Ее название сменили с «Колхида» на «Лукулл». Это была плавучая штаб-квартира генерала Врангеля. Здесь он жил почти безвылазно, на яхте находились архивы и деньги, принадлежавшие Русской армии, вывезенные Врангелем в октябре 1920 года из Крыма в Константинополь.

Сюда к нему ездили с докладами, здесь проходили совещания. В результате остался один «Лукулл», на котором Врангель жил почти безвыездно. И все его имущество хранилось на этой яхте…

15 октября 1921 года «Лукулл» был протаранен шедшим из Батума итальянским пассажирским пароходом «Адриа». К счастью, незадолго до этого инцидента Врангель вместе с женой и адъютантом сошли на берег.

«Позже спасшиеся с «Лукулла» офицеры-очевидцы утверждали, когда «Адриа» подошла к «Лукуллу» на расстоянии 300 морских саженей, казалось, что она свободно разойдется с яхтой, оставив его с правого борта. Но «Адриа», изменив курс, шла прямо на небольшое судно.

«Адриа» ударила «Лукулл» в борт под прямым углом, разрезала борт яхты на протяжении более трех футов и отошла задним ходом. В пробоину хлынула вода. Удар пришелся как раз в среднюю часть яхты — нос «Адрии» прошел через кабинет и спальню генерала Врангеля. Никаких мер для спасения людей на пароходе не предприняли: не спустили шлюпки, не подали концы и круги. Вытаскивали из воды российских моряков турецкие рыбаки. В результате трагедии погибли мичман Сапунов и еще несколько человек команды.

Виновное судно тут же было арестовано английскими властями. В ходе следствия капитан «Адрии» Симич и лоцман Самурский ссылались на сильное течение как форс-мажор, лишившее пароход возможности маневрировать.

Но выяснилось, что Симич принимал меры, чтобы задержаться в карантине и пройти мимо «Лукулла» ночью. «Адриа» поддерживала постоянные оживленные сношения с советскими портами Черного моря. Пассажиры парохода сообщили, что «за неделю до выхода из Батума туда прибыл из Москвы поезд со сформированным в столице новым составом чеки».

В общем, настоящие виновники угадывались достаточно прозрачно.

Узнав о катастрофе, Врангель пребывал в шоке.

Франция в ультимативной форме заявляла, что не признает больше существования белых армий и не считает генерала Врангеля ее главнокомандующим. В 1925 году Врангель передал права Верховного главнокомандующего Русской армией в зарубежье дяде Николая II, Великому князю Николаю. Николай Николаевич имел обширные связи среди членов французского правительства и высшего генералитета. Была надежда, что он сможет улучшить положение изгнанников.

Сам Врангель с семьей поселился в Бельгии в небольшом доме. Одни говорили, что дом куплен его тещей на деньги, вырученные от продажи австрийской виллы ее мужа. Другие обвиняли Врангеля в том, что он нечист на руку. Эмиграция — «дружное» место.

Внезапно в доме появился некий «брат денщика», о котором и сам денщик ничего не слышал. Характерная деталь: совершенно незнакомый человек, приехавший из Совдепии, свободно жил в доме Врангеля. Такая уж была «конспирация». Вскоре после отъезда брата денщика Врангель неожиданно заболел туберкулезом в сильнейшей форме. До этого 49-летний генерал отличался исключительным здоровьем. Большинство исследователей предполагают, что посланец Советской России подсыпал ему в еду туберкулин: культуру ядовитых бактерий.

Скоротечная чахотка свела генерала в могилу в считаные недели. 38 суток он сгорал в агонии, температура зашкаливала за 40 градусов. При этом Петр Николаевич продолжал работать. Он метался, отдавал приказания, порывался встать.

25 апреля 1928 года, незадолго до смерти, уже исповедавшись и приняв причастие, Врангель обсуждал с генералом Шатиловым вопросы устройства армии. Последними словами Петра Николаевича были: «Я слышу колокольный звон… Боже, храни армию!»

Осенью 1922-го Врангель назначил генерала Александра Павловича Кутепова (1882–1930) помощником главнокомандующего Русской армии, т. е. своим заместителем. Кутепов все ближе входил в окружение Великого князя Николая Николаевича, приобретая все большее значение.

Фактически РОВСом руководил Кутепов и тут же стал создавать «внутреннюю линию»: белогвардейскую Боевую организацию (чуть ли не по типу эсеров), которая должна была засылать в Советскую Россию молодых офицеров для совершения террористических актов и диверсий.

Кутеповская вера во всесилие террора опиралась… на революционную практику. Он говорил, что террор революционеров привел, в конце концов, к краху монархии. Так и антисоветский, антибольшевистский террор закончится падением большевизма. В результате непримиримый борец с революцией все активнее брал на вооружение ее революционные методы.

29 апреля 1928-го, после смерти генерала Врангеля, Великий князь Николай Николаевич назначил его председателем Русского общевоинского союза. Кутепов сказал тогда: «Нельзя ждать смерти большевизма, его надо уничтожать».

Эмиссары Врангеля много раз проникали в Крым, на Кубань, доходили до Москвы. ЧК и армейская разведка ловили их изо всех сил. Все 1920–1930-е годы белые и красные убивали друг друга и умирали с оружием в руках.

В 1922 году дальний родственник царского премьер-министра А.Ф. Трепова, бывший статский советник, сотрудник комиссариата внешней торговли Александр Александрович Якушев был в Норвегии и Швеции. После Февральской революции Якушеву предлагали пост товарища министра во Временном правительстве, но он отказался, мотивируя это своими монархическими убеждениями.

По пути он сделал остановку в Ревеле (Таллинн), чтобы по просьбе живших с ним в одном доме на Арбате сестер Страшкевич встретиться с их знакомым, Ю. Артамоновым. Конечно, это было небезопасно, но Якушеву сказали, что бывший белый офицер Артамонов — воспитанник последнего выпуска Царскосельского лицея, где Якушев когда-то работал. Теперь Артамонов — переводчик в английском консульстве.

После его поездки бывший белый офицер Юрий Артамонов написал письмо однополчанину князю Ширинскому-Шахматову в Берлин, излагая свои восторги по поводу нового друга и мнения Якушина о происходящем в Советской России: что большевизм «выветривается», дело идет к монархии. Монархисты-эмигранты живут вчерашним днем, они смешны. А вот в самой России произошли большие перемены, с этим нужно считаться. Эмиграция в целом не понимает этого, и именно подпольные монархисты должны ее направлять на путь истинный. Что есть подполье, его члены заметны… Что подполье это националистическое, ставит интересы России выше политического строя.

Артамонов послал свое письмо диппочтой с эстонским курьером… А этот курьер давно сотрудничал с ГПУ. Когда Якушев вернулся в Москву, ему показали копию артамоновского письма с его монархическими «пассажами». После чего Якушев был арестован.

С чего и начинается история «Треста»…

Дело в том, что ГПУ давно хотело создать организацию-приманку. Для дезинформации иностранных разведок, отслеживания политической ситуации правых кругов эмиграции, их раскола и разложения, но главным образом, разумеется, для борьбы с террористической деятельностью кутеповской Боевой организации. Этого коммунисты всерьез испугались.

На коллегии ГПУ Дзержинский сообщил, что надо использовать организацию с Якушевым во главе в своих целях. Организации никакой нет! Есть трепотня по вечерам, за «рюмкой чая». Но теперь ГПУ создает свою монархическую и патриотическую организацию.

В эту организацию входит, конечно, Якушев. Он «перековался» в тюрьме? Скорее другое… Как говорил он сам, «при первом же знакомстве с аппаратом ГПУ бросается в глаза его мощь. Кажется он настолько всемогущим и всезнающим, что всякая борьба против него бесполезна. Куда ни глянь — всюду щупальца ГПУ. Внутри страны все более-менее значительные антисоветские организации насыщены осведомителями ГПУ. Во всех заграничных организациях агенты ГПУ… всякими провокационными доводами склоняют эмиграцию прежде всего надеяться на советскую эволюцию, отказаться от террора, верить в пресловутый «внутренний взрыв»[113].

Кроме Якушева, чекисты вводят в «организацию» бывших генералов Андрея Медардовича Зайончковского, преподавателя Военной академии, и Николая Михайловича Потапова, начальника Генерального штаба, потом начальника военной контрразведки. В начале советско-польской войны эти генералы подписали «Воззвание» А. Брусилова: призыв к белым офицерам идти воевать с Польшей на стороне Советской России.

Монархист и государственник Зайончковский окончил Академию Генштаба, участвовал в Русско-японской и Мировой войнах как командир полка, дивизии, корпуса, армии. В мае 1917-го ушел в отставку, а в 1919 г., еще до публикации генеральского воззвания, вступил в Красную Армию, где занимал ответственные посты. В 1922-м и до самой естественной кончины в марте 1926-го он профессор Военной академии РККА, автор фундаментальных трудов по военной истории.

Генерал Н.М. Потапов (1871–1946), сослуживец Кутепова по Преображенскому полку, до революции работал военным атташе в Черногории, выполняя задачи разведывательного характера. Потапов перешел на сторону большевиков одним из первых среди генералов, еще в ноябре 1917 года. Его назначили начальником Главного управления Генштаба, в дальнейшем он снова в военной разведке. С сентября 1921-го Н. Потапов — помощник главного инспектора Всеобуча и занимается военно-преподавательской работой. 21 июля 1936-го Потапову было присвоено звание комбрига. С 1938-го в отставке, умер своей смертью в Москве.

Включение в руководство «Трестом» видных военных — великолепный ход ГПУ. В Белом движении военным доверяли намного больше, чем штатским. В эмиграции знали, что в верхах Красной Армии были командиры, сочувствовавшие Белой армии. Ходили неясные слухи о связях с эмиграцией то одного, то другого… Тухачевского, например.

Идеология «нового движения» продумана не хуже, чем состав.

Монархическое объединение Центральной России (МОЦР) оно же «Трест». Чекисты отлично придумали, на какую приманку ловить эмигрантов. Расскажи им, что в Советской России готовится попытка реставрации дореволюционной монархии образца 1913 года, — никто не поверил бы. Но Якушев ничего подобного и не говорит! В его речах — нечто очень похожее на «Царь и советы», гибрид монархизма с фашизмом… Примерно то, что писали сами же эмигранты.

Арестованный и завербованный Якушев поехал в командировку… вроде опять по делам внешней торговли.

В Риге к нему присоединились Артамонов и Петр Арапов, племянник Врангеля и к тому же ярый евразиец.

Якушева принимают в Высшем монархическом совете, и он активно ведет пропаганду объединения большевиков и монархистов на основе патриотизма. С его подачи (фактически — с подачи ГПУ) в программных документах Высшего монархического совета МС появляются лозунги «Царь и советы», «истинно русские, народные, христианские советы».

Что еще опаснее, Арапов ввел Якушева в круг ближайших сподвижников Врангеля. Великий князь Николай Николаевич три часа разговаривал с ним, лично познакомил с главой контрразведки генералом Климовичем.

Климович сомневается: как такой большой организации удается не быть раскрытой?

Якушев: Везде есть свои люди[114].

Удивительно, но если Врангель не поверил Якушеву, то ведь поверили многие! Пусть плохие конспираторы, но ведь люди далеко не глупые… Понять феномен «Треста» можно только одним способом: ГПУ запустило то, о чем и так мечтали эмигранты, о чем они постоянно говорили.

Что в России происходит «распад большевизма», что там «ищут замену Ленину», и хотят поставить во главе правительства Г. Пятакова как русского человека и «ярого антибольшевика». Что режим опирается на армию, и ориентироваться надо на антибольшевистские силы Красной Армии. Белая же армия «свое уже отслужила».

Якушев еще несколько раз приезжал в Варшаву, Берлин и Париж, встречался с видными монархистами, в том числе с Великим князем Дмитрием Павловичем. Некоторые из них уже тогда обратили внимание, что в беседах Якушев слишком уж настойчиво проводил мысль о том, что, несмотря на «взрывное» положение в России, недопустимо вмешательство в ее внутренние дела иностранцев, интервенция — недопустима. Это настораживало, но такой ярый антисемит и монархист, как Марков-2, заявлял сомневающимся: «Вы не знаете, что делается в России. Красная Армия требует монархического лозунга. Монархическое движение переходит в России в стихию злобы».

Тем более, все проверки «Трест» прошел совершенно блестяще. В Москву посланы «супруги Шульц»: Мария Захарченко (кавалер двух Георгиевских крестов) и ее муж Георгий Радкевич. Перешли эстонскую границу нелегально, но под нежным контролем чекистов. Пришли на явку к Стауницу… агенту чекистов Эдуарду Оттовичу Опперпуту. Тот показал им отличнейшие явки, и супруги донесли о силе «Треста».

Позже в Москву приезжают и Арапов, и Мукалов. Им показывают подставных «командиров РККА», которые монархисты в душе, и они уезжают в восторге.

1924 год — Якушев и Потапов опять в Париже. У Великого князя Николая Николаевича просят они 25 млн долларов: на свержение большевиков. «Дайте денег, и через полгода большевиков не будет!» Денег у самого «императора» нет, а связанные с Николаев Николаевичем промышленники отказываются и давать свои деньги, и брать взаймы у иностранцев. Интересно… А если бы агенты ЧК попросили бы более реальную сумму? Допустим, 1 миллион?

Тут надо сказать, что суммы, выделяемые зарубежными штабами на разведку и попадавшие через «Трест» в ГПУ, были настолько велики, что дали возможность существовать КРО ГПУ на хозяйственных началах, и даже выделять деньги дезинформационному бюро Разведупра: для фабрикации передаваемых за рубеж военных, экономических и политических «секретов».

В 1925 году Шульгину устроили поездку в Россию. Он нелегально перешел границу и под контролем ГПУ два месяца пробыл в России. Якушев даже уговорил Шульгина написать путевые заметки, отражающие деятельность «Треста». Шульгин даже посылает черновик своей книги из Белграда в Москву для сверки! В январе 1927-го книга Шульгина «Три города» выходит в Берлине, и на некоторое время скептики замолкают[115].

В «Трест» верят и англичане! 24 сентября 1925-го матерый британский агент Сидней Рейли нелегально перешел границу по приглашению «Шульцев». Ему устроили встречу с «Трестом», и Рейли послал за границу открытку: «Все в порядке!». Тем же вечером арестован. 29 сентября на финской границе инсценирована «гибель Рейли при переходе границы». Мы не знаем, что говорил «уже покойный» Рейли на допросах, пытали ли его и что он рассказал. Известно, что 3 ноября его расстреляли.

А вот поляки — не верят. Маршал Юзеф Пилсудский распорядился устроить проверку секретного плана мобилизации и наступления Красной Армии на Польшу… «Трест» продает сей «секретный план» за 10 тыс. долларов. «План» изучают и приходят к выводу: фальшивка. Поляки выдвигают две версии: Якушев или мошенник, или агент ГПУ, после чего бесповоротно обрывают все контакты с «Трестом».

В 1926-м в ГПУ понимают, что «Трест» сыграл свою роль, его время кончается. Под занавес ГПУ устраивает похищение генерала Монкевича и распространяет слух о том, что генерал был тайным агентом Советов.

Вот кто не идет на контакты, так это Кутепов. Он отказывается встречаться с Якушевым и Потаповым, и похоже, с самого начала сильно подозревает их в темной игре. А ведь он — главная фигура.

«Трестовцы» постоянно и настойчиво доказывали, что террор, проводимый внутри Советского Союза, лишь помешает организации антисоветских сил, в частности, группирующихся вокруг «Треста». Якушев в письмах к Кутепову прямо взывал: не мешайте нам своими разрозненными выступлениями, мы лучше знаем ситуацию, чем эмигранты.

Кутепов даже соглашается стать представителем «Треста» в Париже и ввести РОВС в правление МОЦР («Трест»). До сих пор спорят — было ли «доверие» со стороны Кутепова, или он просто играл с чекистами?

Во всяком случае, в СССР Кутепов не поехал. В 1927 году он встречается с «Трестом» на финской территории, в Териоках. На его прямые вопросы не было дано ни одного конкретного ответа. Стало ясно, что операцию надо сворачивать, что и было сделано.

О дальнейшем могут быть две версии. То ли Опперпут и дальше действовал, как человек ГПУ. То ли к тому времени Опперпут уже чувствовал, что операции конец. И чтобы избежать неизбежной «ликвидации», сыграл собственную игру.

Во всяком случае, 9 мая 1927 года в рижской эмигрантской газете «Сегодня» появилась заметка под интригующим названием «Советский Азеф». В ней сообщалось о бегстве из Москвы в Гельсингфорс некоего Стауница-Опперпута…который утверждает, что «монархическая организация» в СССР была не чем иным, как… ловушкой для монархической эмиграции, созданной ГПУ.

17 мая в той же «Сегодня» написал сам Стауниц-Оппер-пут. Он сознавался, что с 1922-го состоял секретным агентом контрразведывательного отдела (КРО) ГПУ и в качестве такового являлся одним из главных действующих лиц гэпэушной ловушки, так называемой Монархической организации Центральной России (МОЦР), кодовое название — «Трест».

Он рассказывал, что «Трест» глубоко внедрился в самые высокие политические круги русской эмиграции правого толка и в значительной степени контролирует ее действия. А через эмигрантов «Трест» установил связи с разведками и генштабами европейских стран и постоянно закидывал им дезинформацию. Он заявляет, что даже начальник польского генштаба является советским агентом. Рассказывает, каким образом удалось арестовать и расстрелять Сиднея Рейли. И наконец, Опперпут говорит о том, для чего «Трест» нужен Советам: благодаря работе его агентов на Западе русским эмигрантам не удалось совершить ни одного настоящего диверсионного акта на территории СССР.

Поднялся невероятный шум. Одни газеты злорадно напоминали, что уже давно высказывались подозрения в «гэпэушном» происхождении «Треста». Другие уверяли, что разоблачение Стауница-Опперпута как раз и есть какая-то новая ловушка ГПУ. Третьи утверждали, что представление о «Тресте» как капкане ГПУ — ложно, что ГПУ «промахнулся», что в «Тресте» было много «искренних патриотов, которые кровью запечатлели верность белым идеалам». По этой версии выходило, что чекистский «Трест» был как бы «крышей» для реальной контрреволюционной организации.

Теперь Опперпут сдает Кутепову до 40 агентов ГПУ, а в Россию он сам ведет террористов! С его помощью Захарченко-Шульц начала создавать Союз национальных террористов. И вскоре Опперпут с помощью Кутепова засылает в СССР две группы по три человека в каждой, с оружием и взрывчаткой. Сам Опперпут бесследно исчезает в Москве, члены его группы гибнут в перестрелке с сотрудниками ГПУ. Ленинградская же группа В.А. Ларионова в последний момент не слушается Опперпута, и потому ей удается вполне реальный теракт: взорвала партклуб на Мойке в Ленинграде. 26 трупов.

Зачем нужен этот кровавый спектакль? Да чтобы инициировать шумиху в прессе и привлечь внимание Европы к тому, какую опасность представляет белая эмиграция.

Всего же благодаря «Тресту» ГПУ арестовало семнадцать агентов и террористов, заброшенных в СССР, раскрыло одиннадцать явочных квартир в Москве, Ленинграде и Закавказье.

Интересно, что в эмигрантской прессе к Якушеву относились сочувственно: считали, что он стал «чекистом поневоле», так как оказался в «железной клетке». Так, к примеру, считал В. Шульгин. Видимо, сказывалось обаяние «человека своего круга».

О реальной судьбе Якушева известно лишь то, что в 1932-м его труп был найден в реке в окрестностях Ленинграда. Чекисты, руководившие операцией «Трест», сначала получили ордена Красного Знамени, а потом стали жертвами партийных чисток. Судьба Опперпута достоверно неизвестна. По одной версии, он погиб в 1927-м (или в 1928-м) при переходе границы из СССР в Польшу. По другой версии, так и трудился в ГПУ — НКВД. В 1942-м (или в 1943-м), в Киеве, расстрелян гестапо — как советский шпион, работавший под псевдонимом Коваленко[116].

Террористы Кутепова продолжали «ходить в Россию». В 1928 году Кутепов послал боевиков убить Бухарина. Не получилось. И тогда в январе 1930-го из Москвы в Берлин прибыли бывшие полковники де Роберти и Попов. Они представляли Внутреннюю Российскую Национальную организацию.

Встретились с Кутеповым. Воспользовавшись тем, что Попов вышел в сортир, де Роберти предупредил: ВРНЦ — очередная ловушка, просил помочь ему с семьей уехать из России… Поверил ли Кутепов? В его положении можно было верить всему или не верить совершенно ничему.

26 января 1930 года, в воскресенье, в 9 часов 30 минут вечера, Кутепов вышел из своей квартиры в доме 26, Русселе и пошел в Клуб галлиполийцев. Ходу было примерно минут 20. На углу Русселе и Удино, возле госпиталя, стояли красный и желтый автомобили. Два рослых человека стоят возле желтого автомобиля, рядом прохаживается полицейский… Двое кинулись к Кутепову, втолкнули генерала в автомобиль. Полицейский спокойно стоял смотрел.

Полиция получила несколько заявлений видевших событие. Она перекрыла все дороги в аэропорты и на вокзалы и притом заявила, что на углу Удино и Русселе нет и никогда не было полицейского поста.

0 судьбе Кутепова ходило множество слухов. Его увезли в Россию. Он задохнулся в мешке. Кутепов убит на дуэли чекистом Ивановым. Кутепов вывезен в СССР, живет в заключении. Нет, его сослали в Сибирь. В 1930 году в Риге вышел роман француза Клода Феллисье «Тайна похищения генерала Кутепова». «Оказывается», Кутепова…похитила английская разведка.

Тайна открылась в 1970-е: коммунист-депутат Морис Онель перед смертью рассказал французскому историку Жану Элленстайну, что его брат был тем самым «полицейским». Он-то и заколол ножом Кутепова в машине: Кутепов яростно отбивался, его «хотели попугать и не рассчитали».

Труп сбросили в гараже в пригороде Парижа, Леваллуа-Перре. Через несколько дней в гараже вырыли яму, сбросили труп и залили бетоном. Гараж этот давно снесли, и Кутепов лежит неведомо где. Где-то в Париже.

Остается добавить, что организаторы убийства Кутепова, Захар Моисеевич Якович и его жена Александра Иосифовна, в 1937 году казнены в СССР как германские шпионы и троцкисты. Жалеть ли о них?

Давно известно, что хорошие военнослужащие — очень плохие террористы. Для этих двух занятий нужны совершенно разные душевные качества.

История терроризма РОВС — это сплошная история провалов. «Ходили в Россию» многие, но результативность почти нулевая. Летом 1928-го РОВС пытался убить Бухарина и Крыленко. Оба покушения неудачны. Пытаются взорвать здание МОПР — неудачно. Бросили бомбу в бюро пропусков ГПУ — ни одного покойника.

В 1930 году четверо боевиков РОВС шли в СССР, чтобы создать здесь боевую организацию. Задержаны.

В 1931 году — хозяин явочной квартиры (чекист) «принимает» пришедшего из-за рубежа боевика РОВС. Гуляют по Москве, на Ильинке встречают Сталина… Тот почти без охраны гуляет по Москве. Белый поднимает пистолет… Чекист вцепляется в руку, оттаскивает в подворотню, на ходу придумывая что-то «убедительное»… Покушение не состоялось.

Есть, конечно, глухие упоминания об удачных рейдах. В 1934 году в Ленинграде ловили двух боевиков РОВСа. Подняли сотни людей, но не поймали.

Полковник Зуев «ходил в Россию» четыре раза, последний раз — в 1938-м. Не пойман, умер своей смертью.

Но что они сделали, эти белые боевики? Жгли правления колхозов? Убивали районных уполномоченных? Красные-то похищали и убивали верхушку белых в Париже… Совершенно другой масштаб успехов.

С марта 1920-го генерал Евгений Карлович Миллер (1867–1939), бывший глава Северного правительства в Архангельске в 1919–1920 гг., жил в эмиграции во Франции. С апреля 1922-го он — начальник штаба генерала Врангеля, с июня 1923-го состоял в распоряжении Великого князя Николая Николаевича. После похищения советской разведкой генерала А.П. Кутепова в 1930-м Миллер стал председателем РОВС. Являлся также председателем Объединения офицеров 7-го гусарского полка, Общества взаимопомощи бывших воспитанников Николаевского кавалерийского училища, Общества северян.

В своей статье «Почему мы непримиримы» Миллер изложил мотивы своего решительного и бескомпромиссного неприятия большевистской власти: «Православная вера, родина, семья — вот те три устоя, на которых русский народ строил свою жизнь, свое государство. А им советская власть, олицетворенная коммунистами, объявила беспощадную войну. В моей душе сейчас живут три чувства — безграничная ненависть к большевикам, правящим Россией, надежда, что мне придется участвовать в свержении их власти, и вера в грядущее возрождение России».

22 сентября 1937 г. Миллер был похищен и вывезен агентами НКВД из Парижа в Москву. Целью операции было продвижение на пост председателя РОВС агента НКВД генерала

Н.В. Скоблина. Этот человек принял активнейшее участие в организации похищения, заманив Миллера на встречу с сотрудниками НКВД, действовавшими под видом немецких дипломатов. Отправляясь на встречу и чувствуя опасность, Миллер оставил записку сотрудникам с указанием, к кому он отправился вместе со Скоблиным: «У меня сегодня в 12.30 часов дня свидание с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмэн и Раффэ. Он должен отвезти меня на свидание с германским офицером, военным атташе при лимитрофных государствах, Штроманом и с Вернером, прикомандированным к здешнему германскому посольству. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устраивается по инициативе Скоблина. Возможно, это ловушка, а потому на всякий случай оставляю эту записку. 22 сентября 1937 года, генерал-лейтенант Миллер».

Таким образом, планы НКВД продвинуть своего агента Скоблина на пост РОВСа сорвались. Сам Скоблин бежал в Испанию, а потом в США. Вскоре он был убит — скорее всего, агентами НКВД. Жена Скоблина, певица Надежда Плевицкая (через которую завербовали самого генерала), была арестована и осуждена на 20 лет тюрьмы за шпионаж и соучастие в убийствах. В 1940 году тюрьму в Эльзасе, где она отбывала наказание, захватили нацисты. Уже при них Н. Плевицкая умерла при неясных обстоятельствах 5 октября 1941 года.

Миллера доставили в СССР на теплоходе «Мария Ульянова» и держали в тюрьме НКВД на Лубянке под именем Петра Васильевича Иванова. На допросах генерал не сообщил никакой информации, способной причинить вред деятельности РОВС. Он несколько раз обращался к Ежову с просьбой разрешить ему тайно посетить православный храм, передать ему Евангелие и «Историю церкви» (или «Жития святых»), а также разрешить пользоваться бумагой и пером. Ответа не было.

Е.К. Миллер расстрелян 11 мая 1939 года. Могила его неизвестна.

Как бы страшны ни оказывались судьбы белых, намного страшнее были судьбы красных агентов.

Участник похищения Миллера, муж Марины Цветаевой, Сергей Эфрон (1897–1941), бежал в СССР. Расстрелян как шпион нескольких государств. Жена покончила с собой в ссылке в Елабуге. Дочь вышла из лагерей в 1955 году.

Александр Николаевич Петров при эвакуации в 1920-м оставил в Севастополе жену и трехмесячного ребенка. К нему пришли: его семья жива, ее адрес можно узнать в Берлине там-то… пошел по адресу и тут же был взят агентом Менжинского, бывшим генералом Доставаловым (бывшим начальником штаба Кутепова).

— 70 % генерального штаба работает на красных, — говорил Доставалов. — Мы с вами были в Белой армии, а как к нам относились союзники?! Как вас встретили в Европе?! Иностранцы хотят только расчленения России…

Петров 7 лет работал на ГПУ. Как ни удивительно, семью его отпустили, и Петровы тут же уехали подальше от Европы, в Бельгийское Конго.

Это — пример очень благополучной судьбы. А вот Дмитрия Быстролетова и его жену Иоланту завербовали в Праге. Эта пара много что сделала для красных. Был эпизод, когда Иоланта собственноручно убила провалившегося агента.

А потом Быстролетов, чтобы получить доступ к документам итальянской контрразведки… выдал свою жену «замуж» за итальянского полковника Вивальди. Религиозная женщина, Иоланта испытывала страшные мучения. Она заявила, что, выйдя замуж за Вивальди, не считает себя больше женой Быстролетова.

Вивальди покончил с собой, обнаружив, как его подставили: обнаружил агента, рывшегося в его бумагах.

Быстролетовы вернулись в СССР и были арестованы как «чехословацкие шпионы» в 1938-м. Иоланта покончила с собой в лагере, Дмитрий вышел в 1954-м полным развалиной.

Братский наш такой наказ:

Коммунистов бей ты враз!

Бей обрезом, бей колом,

Бей крестьянским топором!

(Русская Правда. 1931. № 67)

Братство Русской Правды (БРП) возникло в Прибалтике, из остатков армии Юденича. Создано оно в 1921 году в Берлине герцогом Г.Н. Лейхтенбергским, литераторами С.А. Соколовым-Кречетовым и А.В. Амфитеатровым, генералом П.Н. Красновым, полковником А.П. Ливеном и другими бывшими белогвардейцами.

Центральным печатным органом БРП был журнал «Русская Правда». БРП имела свои отделения в Париже (В.Л. Бурцев), в Прибалтике (А.П. Ливен), на Дальнем Востоке (Д.В. Гондатти), в Югославии (С.Н. Палеолог и С.Н. Трегубов) и в Америке (А.А. Вонсяцкий). Деятельность Братства Русской Правды поддерживал Великий князь Николай Николаевич. Братство также пользовалось благословением первоиерарха РПЦЗ митрополита Антония (Храповицкого).

Деятельность БРП иногда приводится как пример очень успешной работы. Считается, что БРП до 1932 года вело партизанские действия в Белоруссии, проникало в СССР из Маньчжурии, Персии, Финляндии, государств Прибалтики. К тому же боевики Кутепова сделали не так уж много, ГПУ их откровенно «переиграло». А что известно о боевиках БРП?! Почти ничего… Вот это конспираторы! — делает вывод Шамбаров[117].

Тем более, каков масштаб борьбы с красными!

«По всей России гуляют повстанческие отряды, уничтожая и вырезывая ответственных коммунистов и чекистов. Все губернии Западной России сплошь охвачены повстанчеством. Там орудуют Боевые Дружины нашего Братства Русской Правды, руководимые нашим боевым «Западно-Русским Центром».

И далее: «Между Гомелем и Новозыбковом одна из наших Братских Дружин захватила поезд, в котором находились ответственные коммунисты Гомельского округа. Трое чинов ГПУ были расстреляны на месте, а пятнадцать человек видных советских работников уведены в качестве заложников. Вскоре после этого во время стычки между красными и одной из наших Дружин в руки красных попали два начальника Дружины, Алексей Грушницкий и Николай Абрамов. Они были доставлены в Минск и расстреляны по приказу Минского ГПУ, отказавшись выдать под пытками тайну нашего Братства»[118].

«По всей России от руки Русских мстителей падают ненавидимые народом комиссары… В Москве, в Кремлевской красной «головке» паника и растерянность под влиянием совершаемых один за другим террористических актов над крупными «товарищами»… Пора кончать, братья Русские! Пора кончать с чужеродной властью! Бей змею в голову всюду, где ни встретишь»[119].

Казалось бы, куда больше, но ведь получается:

«…от Петербургской губернии до Западной Украины, от Балтийского моря до Черного работают наши Братские Боевые Дружины, объединяемые «Западно-Русским Боевым Центром», с Главным Атаманом Братом № 72 во главе. Повсеместными лихими налетами они захватывают населенные пункты, уничтожают отряды ГПУ, жгут тюрьмы и здания Чеки, обезоруживают красные гарнизоны, взрывают мосты и склады военных припасов и быстрым своим судом расправляются с чекистами и ненавидимыми народом Комиссарами».

«Под Крайском наша 3-я Братская Дружина три дня билась с высланным из Минска конным отрядом ГПУ и, отбив его, ушла в леса… 3 августа Братьями РП сожжено здание Совнархоза в Минске. В Борисове, после неудачной попытки их освободить, были расстреляны, после тяжелых пыток во дворе тюрьмы ГПУ Братья полковник Николай Седлецкий, Лаврентий Рутковский и Николай Сергеев.

В ответ на это под Борисовом Особой Братской группой были выслежены, захвачены и повешены три чекиста, выполнители расстрела помянутых Братьев. На груди казненных приколоты записки: «Казнены Братством РП за участие в расстреле Братьев Седлецкого, Рутковского и Сергеева». По всей Белоруссии гремит имя начальника нашей 9-й Братской Дружины, атамана Клима, недавнего красного офицера, выдающегося своими отчаянно смелыми набегами и крутыми расправами с комиссарами и чекистами. 18 июля атаман Клим в районе Слуцка наголову разбил высланный против него отряд ГПУ под начальством члена Слуцкой ГПУ Грюнберга. Сам Грюнберг повешен…»[120].

Возникает, конечно, вопрос: почему никто, кроме издателя «Русской Правды», литератора Сергея Алексеевича Соколова (литературный псевдоним Сергей Кречетов) (1878–1936), ничего не слыхал об этой громадной партизанской войне? А вот, оказывается, в чем дело!

«По приказанию из Кремля красные газеты всячески замалчивают то, что творится в России, стараясь скрыть от глаз Европы вскипающую волну повстанчества и народного ответного террора. Замалчивают и имя нашего Братства, опасаясь увеличить его популярность»[121].

А какие советы!

«Сделай лук потуже, а к нему стрелы с наконечниками из разогнутого рыболовного крючка. Смажь наконечник стрихнином либо салом с тараканьим ядом. Подстреливай в сумерках из-за угла коммунистов»[122].

А какой язык! Вот стихотворение «Два слова», посвященное «Братьям-террористам» харбинской поэтессы Марианны Колосовой:

Граната и пуля — закон террориста.
Наш суд беспощаден и скор.
Есть только два слова: «Убей коммуниста»
За Русскую боль и позор.
<…>
Граната и пуля — закон террориста!
Мы сами решаем свой час.
Во взорах отвага, как солнце, лучиста.
И души, как пламя, у нас.
«Убей коммуниста!» Свершились два слова.
За ними блистанье и гул…
И Русский террор беспощадно сурово
В лицо комиссарам взглянул[123].

Стр-рах! Какая грозная женщина…

До сих пор многие утверждают, что «для борьбы против большевизма члены Братства Русской Правды организовали подпольную сеть на территории Советской России, нелегально переправляя своих соратников в СССР для проведения диверсионно-террористических актов»[124].

Только в 1932 году чекисты то ли внедрили в БРП своего агента Кольберга, то ли ловко спровоцировали организацию, обвинив Кольберга в предательстве. А полковника Аргунова, руководителя Дальневосточного отдела БРП, убили агенты ГПУ.

Такое мнение высказывают даже вроде серьезные ученые[125].

А тогда, в русской эмиграции, БРП пользовалось поддержкой митрополита Антония (Храповицкого), генералов П.Н. Краснова и Д.Л. Хорвата, лидера правых кругов русской эмиграции в Югославии С.Н. Палеолога, литератора А.В. Амфитеатров. Даже генерал П.Н. Врангель «полупризнал» в конечном счете БРП. В общей сложности в поддержку БРП, то есть литератора Соколова, собрали до 50 тысяч долларов.

Это при том, что рассказы о подвигах «братчиков» в Советской России, вся эта «Русская бывальщина (из жизни повстанческих отрядов «Зеленого Дуба»)»[126] атамана Дергача и приведенные выше творения — откровенная клюква. Причем ведь все, поддерживавшие БРП, были людьми очень неглупыми, образованными и к тому же обладали хорошим литературным вкусом. Как же они могли принимать всерьез эти «разогнутые крючки» с тараканьим ядом и комиссаров, развешанных на соплеменных дубах?!

Это много позже стали писать, что БРП была организацией «вполне реальной (хотя, конечно, она о себе воображала больше, чем было на самом деле)»[127].

И что «эмигрантское руководство БРП пыталось представить стихийную активность белорусских национальных отрядов (так называемых «Дружин Зеленого Дуба») и остатков организаций Савинкова и Булак-Балаховича как направляемую из единого центра в Берлине, а когда эта активность была подавлена ОГПУ — занялось прямой фальсификацией»[128].

Вплоть до объяснений, что «резонирующий маньяк» Соколов просто бредил из-за опухоли мозга[129].

Если Соколов и был ненормальным, это не объясняет, как редактору и основному автору «Русской Правды» удавалось морочить голову известным эмигрантским политикам и общественным деятелям и получать на протяжении десяти лет довольно приличное финансирование.

Одна причина поразительного легковерия умных и опытных людей — сюрреалистическая реальность всей русской революции и Гражданской войны. Если Россией управляют люди, которых до 1917-го знали в лицо разве что филеры наружного наблюдения… Если князь водит в Париже такси, а в его дворце открыли женсовет… Если убийца и кокаинист стал послом и щеголяет с перстнем императора Николая II Александровича на немытой лапе… где границы вероятного и невероятного? Поверить можно почти во все что угодно.

Вторая причина — искренняя вера в заговоры. Если жидомасонский заговор и немецкие деньги сделали правительством России шайку беглых каторжников, то получается: тайные заговоры и терроризм — очень эффективное дело.

Третья причина совсем проста: эмиграции очень хотелось верить в нечто подобное. Вот и умнейший, образованнейший человек, генерал Краснов, пишет роман «Белая Свитка», в котором в Советской республике происходит грандиозный заговор. Там у него и аэропланы у белорусских партизан, и контрреволюционные извозчики в один прекрасный момент, свозящие всех коммунистов в фильтрационный лагерь, и прочий, не буду извиняться за выражение, бред[130]. Чтобы писать такое, нужно очень…Ну ОЧЕНЬ хотеть, чтобы в Совдепии зрел заговор.

Конец Братства Русской Правды так же сюрреалистичен, как и вся его история. В июне 1932 года делегация БРП отправилась в США: хотели заинтересовать нефтяную компанию «Стандард ойл» планом взрыва Бакинского нефтепровода. Просили за это 1 млн долларов.

Глава Северо-Американского центра братства, уже известный нам Вонсяцкий, в ультимативной форме заявил, что не допустит получения таких денег без его санкции (против взрыва, стало быть, ничего против не имел). Вонсяцкий написал о деньгах Соколову, а копии отправил П.Н. Краснову и С.Н. Палеологу в Белград.

А Кольберг тут же написал им, что может получить 1 млн долларов, а Вонсяцкий чинит этому препоны. Соколов, Краснов и Палеолог выбрали миллион, потребовав отставки Вонсяцкого.

Колберг же по возвращении в Европу стал писать покровителям Братства, что привез из Америки большую сумму денег, но финансированию организаций на местах препятствует Соколов. Возник грандиозный скандал, и тут-то ГПУ «дало утечку» информации о том, что Кольберг — их агент. Правда ли это, неизвестно до сих пор, но Вонсяцкий уверял: какие-то деньги члены парижской группы привезли, но делиться с другими не хотели…[131]

На этом история Братства Русской Правды подошла к концу. Она осталась в памяти, как своего рода литературный проект и грандиозная мистификация. А конец все-таки стыдный.

Перед русскими рабочими открываются еще невиданные горизонты!..До сих пор все рабочие движения неизменно кончались разгромом. Но теперешнее движение интернационально и потому непобедимо! Нет в мире силы, которая могла бы погасить огонь революции! Старый мир гибнет. Нарождается новый мир.

(М. Спиридонова, лидер эсеров, 1918)

В Гражданской войне с большевиками воевали вовсе не только белые, войну с ними (а часто одновременно и с белыми) вели зеленые и крестьянские отряды и правительства социалистов. Они тоже продолжали войну.

С территории Речи Посполитой действовали петлюровцы Ю. Тютюнника. Их центры возникли в Тирасполе, Одессе, Житомире, Киеве, Минске, Гомеле. ЧК создавала свои боевые организации на Волыни, числом до 10 тысяч человек: чтобы с территории Советской Украины бороться с поляками. Для украинцев это была гражданская война со множеством убийств, переходов на сторону друг друга и невероятной жестокостью, по сути дела, всех.

Махно только в конце 1921 года ушел за границу, в Румынию. До этого воевали и с ним. Переход на сторону красных разведки Махно дал возможность расправиться с подпольем анархистов в 27 городах, истребить до 5 тысяч человек.

Борис Викторович Савинков (1879–1925), он же «Б. Н.», Вениамин, Галлей Джемс, Крамер, Ксешинский, Павел Иванович, Деренталь, Роде Леон, Субботин Д.Е., Ток Рене, Томашевич Адольф, Чернецкий Константин. Литературный псевдоним — В. Ропшин.

Подробно рассказывать о Савинкове нет нужды. О нем написано много. Этот человек прямо-таки демонизирован в исторической и художественной литературе, в кино. Он был среди тех, кто стоял во главе эсеровского террора начала XX века. После революции 1905-го он — эмигрант, журналист и писатель. Когда пала монархия, вернулся в Россию, стал фронтовым комиссаром, а затем — фактическим военным министром Временного правительства. В Гражданскую войну вел активную боевую работу против большевизма.

В январе 1920-го Савинков получил письмо от Ю. Пилсудского, своего старого, еще школьного, товарища. Пилсудский предлагал Савинкову обосноваться в Польше. Было очевидно: предстоит война Польши с Советской Россией (она действительно началась в марте 1920-го).

Летом 1920-го Савинков создал в Польше Русский политический комитет. Поляки позволили ему формировать русские воинские части. Врангель с подозрением смотрел на Польшу, под лозунгом единой и неделимой России, и к формированию русских войск на польской территории относился неоднозначно. А поляки считали Врангеля «реакционером» и державником и боялись полностью подчинить ему «свою» русскую армию.

Участвовать в войне с Советской Россией русским войскам, создаваемым в Польше, не пришлось: сформировали их в октябре 1920-го, когда война уже закончилась.

БОРИС ВИКТОРОВИЧ САВИНКОВ (1879–1925)

Террорист, социал-демократ и эсер, руководитель Боевой организации партии эсеров, писатель — автор романов, публицист, мемуарист, убийца нескольких сотен человек. Литературный псевдоним — В. Ропшин. Клички «Б. Н.», Вениамин, Галлей Джемс, Крамер, Ксешинский, Павел Иванович, Деренталь, Роде Леон, Субботин Д.Е., Ток Рене, Томашевич Адольф, Чернецкий Константин

Сформировались два крупных отряда, общая численность — 25 тысяч штыков и сабель. Один находился под командованием генерала С. Булак-Балаховича, другой — под командованием генерала Б. Пермикина (по другим источникам — Перемыкина). По условиям перемирия войскам Балаховича и Пермикина следовало покинуть Польшу. Но на совещании Русского политического комитета решено было военные действия продолжать «на свой страх и риск».

Булак-Балахович назвал свое воинство «Народной демократической армией», себя объявил демократом, не подчиненным белому генералу Врангелю. Пермикин же, напротив, заявил, что подчиняется не полякам и даже не Русскому политическому комитету, а главкому Врангелю. Врангель присвоил пермикинцам имя 3-й армии.

Савинков впоследствии писал, что балаховский отряд был анархическим, а пермикинский — монархическим. Как определить одновременное руководство монархистами и анархистами? Вероятно, как профессиональный авантюризм.

И до революции Савинков бегал с каторги и стрелял из револьвера (а подручным у него был информатор охранки Азеф). Намного больше Савинков «умел разыскивать истеричных молодцов, падких до его красноречия и готовых умереть за революцию. И они действительно умирали, а тем временем Савинков благополучно выбрался в Париж… Там он боролся со всеми существующими правительствами, сидя ежедневно с 12 до 14 в ресторане Ларю и запивая воспоминания о своих чудесных побегах бутылкой превосходного бордоского».

Так писал о Савинкове Великий князь Александр Михайлович. Добавить остается, что деньги на бордоское доставались или от грабежей и воровства, или были гонорарными. Пока Савинков врал, сколачивал все новые шайки, интриговал и убивал, в России печатались его статьи и книги с описаниями — какое в России скверное правительство. Само по себе — полный сюрреализм: печатать творения беглого каторжника. А ведь печатали! И отправляли в Париж гонорары, которых хватало на рестораны.

Сидеть в Варшаве, натравливая на большевиков одновременно анархистов и монархистов, — очень в духе Савинкова.

Пермикинская 3-я армия действовала недолго. В ноябре 1920-го Врангель эвакуировал войска из Крыма, и Пермикин ушел в Польшу. Более удачным оказался рейд Балаховича. Его «Народная демократическая армия» дошла до Днепра. Но и она к началу декабря 1920 года вынуждена была отойти за польскую границу. В Польше оба отряда были интернированы в концентрационные лагеря. «Перемыкинщину» и «балаховщину» Савинков позднее назвал «последней «белой» попыткой свержения коммунистической власти».

Савинков же пришел к выводу, что Белое движение проиграло потому, что не являлось «народным», демократическим. Крестьянская Россия не пустила к власти белых, а теперь она воюет с красными и не даст им укрепиться у власти. Новая революция возникла стихийно, снизу. Но ведь народу нужно начальство! О «безначалье народа» печаловались еще народовольцы. Теперь же задача интеллигенции состоит в том, чтобы объединить «зеленые отряды» в России «политической программой, продиктованной желаниями крестьян», и развернуть новую борьбу с большевизмом.

В марте — апреле 1921 года «зеленый оргцентр» был создан. Он получил название «Народный союз защиты родины и свободы» (НСЗР и С). В июне 1921-го Учредительный съезд в Варшаве утвердил Программу Союза. Она требовала отказа от всякой интервенции против Советской России, широкой автономии для всех народов, ее населяющих, узаконения передачи всей земли крестьянам и указывала, что власть в России может быть «установлена только путем свободного избрания ее съездом свободно же избранных Советов». Крестьянство привыкло к Советам, и потому власть должна принадлежать им.

Все замечательно, но только с руководством крестьянами получалось плохо: как и во время Гражданской войны, они совершенно не собирались подчиняться городским умникам. Ни белым, ни эсерам, ни кому-то еще.

Савинковский Союз засылал своих агентов и резидентов в разные города и области России. Там создавались его ячейки и комитеты, устанавливались связи с уже подпольно существовавшими ячейками, а также с действовавшими повстанческими отрядами. Его слушались, если хотели.

Среди партизан, как называл их Савинков, и даже среди его эмиссаров встречалось немало откровенно уголовного элемента.

Савинкову много раз доносили о погромах, грабежах и убийствах невинных людей. Он уверял, что Союз старался очиститься от них, но одновременно сам пропагандировал и восхвалял налеты, нападения на советские учреждения и террористические акты против советских руководителей. Особенно поощрялись им диверсии против средств жизнеобеспечения, скажем, железных дорог, а также взрывы и теракты в частях Красной Армии.

Романтик революции и террора, Савинков порой врал не хуже Соколова-Кречетова. И по тем же причинам: чем дальше, тем меньше у него было успехов. Тоже ведь профессиональный литератор.

Савинков уверял, что если пока и не сумел объединить все «зеленое движение», но к декабрю 1921-го он уже создал не отдельное тайное общество, а «союзное объединение» многочисленных тайных «зеленых» обществ, как великорусских, так и иноплеменных. Он рассказывал, что «заключил союз» с карельскими и ингермандландскими партизанами, с Морской организацией петроградских и московских моряков и рабочих, с партизанами Псковской губернии, с белорусскими тайными обществами, в частности, с Белорусским военно-политическим центром, с советами крестьянских, казачьих и горских депутатов Кубани и Северного Кавказа.

Будь это все правдой, «зеленая революция» и правда произошла бы. А так ведь она произошла в основном в реляциях Союза.

Савинков подписал военную конвенцию с Украинской Народной республикой, то есть с Петлюрой, пытался заключить такие же конвенции с Грузией, Арменией, Азербайджаном, пытался установить прямую связь с «зелеными» армиями Антонова в Средней России и Пепеляева в Сибири».

Вот именно — он «пытался». Создавалась бурная фиктивная деятельность для подъема престижа и значимости савинковского Союза в «зеленом движении», в политических кругах стран Европы и их спецслужб.

К концу 1921-го — началу 1922-го ГПУ признало Савинкова одним из основных врагов Советской России и разработало специальную операцию «Синдикат-2», имевшую цель «вывода» Савинкова на советскую территорию для его захвата.

«Синдикат-2» очень похож на «Трест»… А точнее — «Трест» прямо вытекал из «Синдиката». Даже один из основных провокаторов этих двух операций один и тот же — старый знакомый, Эдуард Оттович Опперпут (1894 —????). В разное время это Селянинов, Касаткин, Упелинц, Стауниц.

Родился он в 1894 году в Латвии, воевал на фронтах Первой мировой войны и дослужился до чина поручика. В 1917 году стал членом партии левых эсеров, после Октябрьской революции вступил в Красную Армию. К концу 1920 года Опперпут — уже комиссар 17-й стрелковой дивизии, стоявшей в Смоленске и в Гомеле.

Судя по всему, этот человек, как и Савинков, тоже органически не способен был существовать без риска, крови, опасности, тайных операций, секретов, предательства.

Этот персонаж начал с того, что явился к Савинкову и рассказал, что в Гомеле создал тайную организацию и играл в ней руководящую роль. Опперпут-Селянинов вручил Савинкову ряд секретных документов: приказы по Красной Армии, сведения о дислокации войск в различных военных округах, фотографии военных объектов, часть данных о мобилизационном плане на случай войны с Польшей. Савинков продал материалы французской военной миссии в Варшаве, а на полученные деньги отпечатал большое количество антисоветских листовок.

В СССР Опперпут привез бумагу от Савинкова, в которой говорилось, что «Селянинов» им «проверен» и ему следует оказывать всяческое содействие. Он привез в СССР антисоветскую литературу, банки с кокаином и даже ядами: для отравления красноармейских кухонь.

Вот тут ГПУ и прихватило Опперпута. В тюремной камере он снова «перековался» и дал очень интересные для ГПУ показания.

Опперпут показал также, что руководство НСЗР и С готовилось применить яд для отравления пищи «надежных войсковых частей Красной Армии, батальонов ЧК, частей Особого назначения и т. д.». Все это и многое другое (взрывы мостов, складов и т. д.) должно было готовить почву для вооруженного восстания, намеченного на сентябрь 1921 года.

Он написал обширную брошюру «Народный Союз защиты родины и свободы», в которой представил савинковскую верхушку как морально совершенно опустившихся людей, продавшихся иностранным разведкам преступников и наркоманов.

Опперпут написал письмо В. Менжинскому, в котором просил освободить его, чтобы он мог «загладить свой проступок», и направить его в Варшаву. Он обещал «в месячный срок… полностью ликвидировать все савинковские организации».

ГПУ предпочло оставить пока Опперпута в тюремной камере. Но арестованные по его доносам и перевербованные агенты Савинкова включились в гэпэушную игру, посылая своему лидеру сообщения о якобы существующей в России Либерально-демократической партии. Они просили Савинкова приехать в СССР и возглавить организацию.

Этот «трест для Савинкова», «Синдикат-2», сработал: Савинков тайно перешел польскую границу и… 15 августа 1924 года был арестован в Минске. Кутепов все же был умнее и реалистичнее.

В ходе судебного процесса Савинков осудил свою войну с коммунистами и признал, что Советская власть — хорошая, народная и отвечает народным чаяниям. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Савинкова к расстрелу, который ВЦИКом (без прошения со стороны осужденного) был заменен на 10 лет тюрьмы. Савинков находился на Лубянке в особых, благоприятных для него условиях. Тюремная камера походила на гостиничный номер. Он писал, читал, встречался с любовницей и с друзьями. Он постоянно писал Дзержинскому, просил о том, чтобы его освободили и дали ему работу… видимо, в ГПУ.

7 мая 1925-го, находясь в комнате чекистов (на 5-м этаже), после прогулки с ними в Царицыно, Савинков неожиданно бросился к открытому окну и выбросился на камни. До сих пор неизвестно, прыгнул он сам или ему «помогли». Мог прыгнуть и сам — для этого «адреналинового наркомана» мучительно было даже думать про «бездеятельные» годы в тюрьме.

Из всей этой истории следует, что и эсеры, и «зеленые» поступали принципиально так же, как и белые.

Что же до Опперпута, то, замазав по самые уши в «Синдикате-2», его использовали еще и в «Тресте».

Уже нам, близким потомкам героев этой книги, бывает трудно их понять. Тем более, трудно будет понять нашим потомкам. Как ни странно, понять проще явных авантюристов типа Опперпута — от них во все времена было понятно, чего ждать. А вот логику людей как раз серьезных, ответственных и умных понять трудновато… Потому что все участники событий видят реальность искаженно: сквозь призму своих представлений, как «должно быть».

Идеология — это ведь и есть способ истолкования реальности в желательном для себя духе. Коммунисты вбили себе в голову, что прям завтра весь мир кинется делать мировую революцию… Их очень легко было убедить, что революция и правда начинается. Любое шевеление в любой стране Европы истолковывалось «по Марксу».

А враги красных, что белые, что зеленые, искренне верят, что прямо завтра в России начнется антикоммунистический бунт и народная революция. Потому умные, опытные, проницательные Кутепов и Савинков так легко покупались на слухи об антисоветских организациях в СССР. Им казалось невероятным не то, что такие организации есть, а как раз то, что их нет. Не могут же народные массы не проникнуться их идеологией!

Примечания:

1

Проэкор Д.М. Фашизм: путь агрессии и гибели. М., 1985. С. 14.

9

Киган Д. Первая мировая война. М., 2004.

10

Мерников А.Г., Спектор А.А. Всемирная история войн. Минск, 2005.

11

Норден А. Уроки германской истории. М., 1948. С. 51.

12

Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг. Т. 2. М., 1924.С. 89.

13

Артемов В.А., Кардашова Е.В. Фридрих Эберт — первый президент Германии. Воронеж, 2001.

92

Залесский К.А. Кто был кто во Второй мировой войне. Союзники Германии. Москва, 2003.

93

Эхо планеты. 1992. № 30. С. 24.

94

Татьяна Максимова: Русские фашисты // Родина. 1992. № 11,12.

95

Родзаевский К.В. Завещание русского фашиста. М., 2001.

96

Стефан Д. Русские фашисты. Трагедия и фарс в эмиграции. 1925–1945. М., 1992.

97

Епископ Никон (Рклицкий). Жизнеописание блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Т. 1–7. Нью-Йорк, 1956–1961.

98

Фелъштинский Ю. Вожди в законе. М., 2008.

99

Чистяков К.А. Покушение М. Конради на главу советской делегации В.В. Воровского в Лозанне 10 мая 1923 г. // Новый исторический вестник. 2002. № 1(6).

100

Горелик Г.Е. Москва, физика, 1937 год // Трагические судьбы: репрессированные ученые Академии наук СССР. М., 1995. С. 54–75.

101

Голдин В.И. Солдаты на чужбине. Русский Обще-Воинский Союз, Россия и Русское Зарубежье в ХХ — ХХ! веках. Архангельск: Солти, 2006.

102

Манакин В. Руси у Кралевини \\ Алманах Кралевине Срба, Хрвата и Словенаца. 1 св. 1921–1922. Загреб, 1922. С. 236.

103

Там же. С. 249.

104

Русская армия в изгнании, 1920–1923. б.м., б.г.20, с. 9.

105

Даватц В. Годы. Очерки пятилетней борьбы. Белград, 1926. С 19–20.

106

Дни (Берлин — Париж), 1925, 19. X.

107

Зарубежная русская школа, 1920–1924. Париж, 1924. 26. С. 24.

108

Алексеева Е.В. Российская эмиграция в Королевстве сербов, хорватов, словенцев (по документам Архива Югославии) // Отечественные архивы. — 1995. № 6. С. 20–26.

109

Прва Руско-српска мушка гимназиjа у Београду. Београд, 1931.

110

Менегальдо Е. Русские в Париже. 1919–1939. М., 2001.С. 8.

111

Там же. С. 52–56.

112

Иванов И.Б. Русский Обще-Воинский Союз. Краткий исторический очерк. СПб,1994.

113

Флейшер Л. В тисках провокации. М., 2005.

114

Войцеховский С. «Трест». Воспоминания и документы. Канада, Изд. «Заря», 1974. Стр. 45–46.

115

Шульгин В.В. Три столицы. М., 1991.

116

Войцеховский С. «Трест». Воспоминания и документы. Канада, Изд. «Заря», 1974. С. 45–46.

117

Шамбаров В.В. Государство и революция. М., 2003.

118

В Советской России // Русская Правда. 1927. Май — июнь. С. 14.

119

В Советской России // Русская Правда. 1927. Май — июнь. С. 16.

120

Тамже. С. 14.

121

В Советской России // Русская Правда. 1927. Июль — август. С. 14.

122

Зубарев Д.И. Красная чума и белый терроризм (1918–1940) // Индивидуальный политический террор в России. XIX — начало XX в.: Материалы конференции. М., 1996. С. 166.

123

Русская Правда. 1928. Март — апрель. С. 7.

124

Назаров М.Н. Миссия русской эмиграции Издательство Родник, 416 стр. 1994.

125

Дробязко С.И., Евсеева Е.Н., Жданов Д. и др. Между Россией и Сталиным: Рос. эмиграция и Вторая мировая война / Карпенко С.В. (отв. ред.) идр. Рос. гос. гуманит. ун-т. М., 2004.

126

Русская Правда. 1927. Сентябрь — октябрь.

127

Зубарев Д.И. Красная чума и белый терроризм (1918–1940) // Индивидуальный политический террор в России. XIX — началоXX в.: Материалы конференции. М., 1996. С. 166.

128

ДобкинА.И. С.А. Соколов-Кречетов: От «Золотого Руна» к «Русской Правде» // In memoriam: Исторический сборник памяти А. И. Добкина. СПб.; Париж, 2000.С.93.

129

Там же. С. 99.

130

Краснов П.Н. Генерал Белая Свитка // Краснов П.Н. Собрание сочинений в 3 тт. Т. 3. М., 1993.

131

Вонсяцкий А. О «Братстве Русской Правды» // Новое русское слово. 1950. 12 июня. С. 28.