За два столетия, что минули с тех пор, как ацтеки переселились в Мексиканскую долину, их социальная структура претерпела значительные изменения. Вождь племени превратился в полубожественного владыку, и со времени правления Монтесумы I (1440—1468) политики намеренно поощряли классовое разграничение. Первый пункт в кодексе законов Монтесумы прямо говорит: «Повелитель должен появляться на людях только в крайне важных случаях». В ацтекском обществе статус человека зависел от его ранга. Чиновников было много, так как рост Теночтитлана сопровождался развитием аппарата государственной службы со множеством ступеней должностей. И слова Диего Дурана, написанные в XVI веке о доиспанской Мексике, звучат для нас знакомо:

«У этого народа – особое должностное лицо для каждого дела, сколь бы низким оно ни было. Все так хорошо фиксируется, что не ускользает ни одна частность. У них есть даже должностные лица, ответственные за подметание. Порядок таков, что никто не смеет вмешиваться в работу другого или выражать свое мнение, ибо это мнение тотчас же отвергнут… И количество чиновников в Республике поистине неисчислимо».

На вершине социальной пирамиды находился сам правитель, отделенный от остальных своим богатством и властью, а также барьером придворного ритуала. Даже ближайшие его подчиненные держались поодаль. Берналь Диас оставил записи о том, как командиры королевской охраны представали перед владыкой:

«Они обязаны были снять свои пышные одеяния и надеть другие, более простые одежды. Они должны были быть чистыми и войти босыми, с потупленными глазами, так как они не имели права смотреть в глаза владыки. Они трижды почтительно кланялись ему и подходили к нему, говоря: «Повелитель, мой повелитель, мой великий повелитель!» Затем, когда они сделали доклад, он отпустил их несколькими словами. Выходя, они не поворачивались к повелителю спиной, но пятились от него, по-прежнему глядя в землю, и поворачивались, только когда покидали залу».

Когда владыка путешествовал, его паланкин покоился на плечах знатных людей.

Правитель Теночтитлана являлся главнокомандующим армиями Тройственного союза, а также носил титул тлатоани (Тот, Который Говорит). Ацтеки следовали обычаю, принятому у большинства племен долины, – избирали владыку, но со времени Акамапичтли, первого повелителя Теночтитлана, правитель всегда избирался из одной семьи. Во времена, когда ацтеки представляли собой маленькое племя, было просто узнать общественное мнение путем консультаций с главами семей, но к XVI веку этот способ стал слишком громоздким, и количество избирателей сократилось до ста человек – знати и наиболее важных чиновников, жрецов и воинов. Никакого голосования не проводилось, но избиратели совещались между собой и выдвигали наиболее приемлемого кандидата, которого затем представляли людям для одобрения. В записях не зафиксировано ни одного случая, когда бы кандидат, выдвинутый советом, был отвергнут народом. Из вежливости к другим правителям Тройственного союза, владыкам Тескоко и Тлакопана, их просили подтвердить назначение, а при выборах Тисока в 1481 году именно повелитель Тескоко возложил на голову нового монарха бирюзовый венец.

Выборы основывались на достоинствах и заслугах кандидатов, и обязанностью совета избирателей было найти наиболее достойного среди родственников мужского пола почившего правителя. Избиратели искали человека, который бы доказал свою доблесть в битвах, хорошо зарекомендовал себя на государственной службе, был бы благоразумен и справедлив. В полигамном обществе не было недостатка в кандидатах, так как правитель обычно имел сыновей от нескольких жен – не считая множества братьев, единокровных братьев, дядей, кузенов и прочих родственников, которые также могли быть избраны на высокий пост.

Иногда выбор падал на сына предыдущего правителя. Теоретически трон должен был быть предложен наиболее достойному кандидату, но на практике во внимание принимались все политические факторы. Всегда полезными могли оказаться сильные связи, и Чимальпопока был избран правителем в возрасте десяти или одиннадцати лет, в основном благодаря тому, что его мать была дочерью Тесосомока, правителя Аскапотсалько, которому ацтеки в свое время платили дань. Позднее, когда ацтеки стали в Мексике доминирующей силой, династические союзы стали представлять для них меньшую важность, и совет выбрал ряд энергичных и преуспевающих людей.

Рис. 14. Дворец Монтесумы в Теночтитлане (Кодекс Мендосы). На верхней террасе в тронном зале сидит правитель, сбоку к залу примыкают комнаты для военачальников союзных армий. На нижнем этаже зал для заседаний военного совета (слева) и суда (справа).

Часто трон занимали несколько братьев поочередно. После смерти Ашайякатля в 1481 году трон перешел сначала к его брату Тисоку, а затем к другому брату, Ауитсотлю, прежде чем повелителем стал сын Ашайякатля – Монтесума II.

Правителю помогал сановник, известный как Сиуакоатль (Женщина-Змея), который, несмотря на свой титул, был мужчиной и ведал светскими делами правительства. Он был главой суда, исполнял обязанности правителя во время его отсутствия, он же выступал как председатель выборной коллегии, когда владыка умирал. Вслед за Женщиной-Змеей в иерархии следовали военачальники четырех районов, на которые был поделен Теночтитлан, за ними следовал городской совет, который теоретически имел право принимать политические решения, но на деле всегда подчинялся желаниям владыки. В прежние, более демократические времена членами совета были избранные представители кланов, но ко времени испанского завоевания большинство советников назначались правителем.

Класс, который условно можно назвать «аристократией», состоял из высокопоставленных чиновников, которые включали в себя видных военачальников, глав различных ветвей государственной власти, судей из апелляционного суда, правителей покоренных городов, губернаторов провинциальных городов и районов Теночтитлана. Эти мужчины были вельможами благодаря должностям, которые занимали, а не по рождению или наследованию, как традиционная европейская аристократия. Скорее их можно сравнить с пожизненными пэрами из палаты лордов. Эти текутли не платили налогов, им предоставлялась официальная резиденция, а доход они получали от земель, которые даровались скорее должности, чем личности. При жизни эти люди носили все знаки своей должности, а в беседе к их именам добавлялось окончание цин в знак уважения, точно так же, как мы используем выражения «сэр» и «ваша милость».

В отличие от наследственного лорда текутли не мог быть уверен, что сыну перейдет его должность и все сопутствующие ей привилегии. Частная семейная собственность могла переходить от отца к сыну, но государственные земли оставались за определенной должностью и возвращались к правителю, когда чиновник умирал или уходил в отставку. Если в семье чиновника отыскивался достойный, имеющий необходимые данные мужчина, должность обычно переходила к нему, но окончательное решение оставалось за правителем, который мог назначить того, которого считал нужным.

Сыновья текутли по праву рождения принадлежали к менее знатной аристократии – пилли. Их происхождение и образование давало им некоторые преимущества (именно среди них правитель обычно выбирал своих чиновников), однако состояние и престиж скорее зависели от полученной должности, а не от рождения, и пилли должны были трудиться так же усердно, как и все остальные. Граница между простыми людьми и правящим классом легко пересекалась в обоих направлениях. Простолюдины, которые отличились тем, что взяли не менее четырех пленных в бою, могли занять официальную должность и надеяться на продвижение по службе. С другой стороны, пилли сами должны были прокладывать себе путь, и, если за свою жизнь они не совершали ничего выдающегося, карьера их была незавидной – им не предоставлялся значительный пост, и, как следствие, они не могли оставить своим детям ни славы, ни состояния.

За аристократией и государственными служащими шла масса людей – свободные люди незнатного происхождения, объединенные в кальпулли, или наследственные кланы. Все члены клана считались родственниками по линии общего предка, обычно им была фигура, которая, как говорили, жила во времена, когда земля впервые была населена и поделена между людьми. Ко времени испанского завоевания в Теночтитлане было двадцать таких кланов, плюс кланы Тескоко, присоединенного к империи в 1473 году.

Первоначально кланы вполне могли быть группами родственников, но за два столетия городской жизни узы родства стали менее важными, чем узы местожительства. Слово «кальпулли» означает «группа домов», и в XVI веке кланы были, прежде всего, объединениями землевладельцев, каждое из которых занимало свой район города, а также владело землей, которая распределялась между членами клана, соразмерно нуждам каждой семьи. В рамках кальпулли семьи объединялись в группы по двадцать, которые, в свою очередь, составляли более крупные объединения – по сто хозяйств.

В каждом из четырех кварталов города располагалось несколько кальпулли, кварталы управлялись военным, который назначался центральной властью и обычно был членом монаршей семьи.

Во многом кальпулли напоминали современные округа или графства. У каждого клана был собственный храм и школа, которые они содержали, и местные власти имели дело с советом старейшин кланов – миниатюрной копией центрального правительства. Глава кальпулли избирался членами клана и занимал этот пост пожизненно. Он отвечал за распределение земли, за своевременное обновление реестров, представлял клан в судебных процессах, передавал повеления чиновников, стоявших выше по служебной лестнице, а также надзирал за работой нижестоящих чиновников клана, каждый из которых, в свою очередь, наблюдал за работой и взиманием налогов с нескольких хозяйств.

Глава клана также был председателем местного совета и обладал сомнительной привилегией платить за пищу и напитки, истребляемые во время заседаний. Поскольку он также отвечал за развлечение гостей, расходы его обычно были довольно велики, но в качестве компенсации он был освобожден от уплаты налогов и имел доход от земель, возделываемых членами его клана. В более ранние времена глава кальпулли был весьма могущественным человеком, но при централизованном правительстве он превратился в маленький винтик административной машины. Важные вопросы решались на уровне городского совета, и только самые незначительные дела доверялись главам кланов.

За рамками клановой структуры оставалось два сектора общества – майеки и рабы. Майеки, составлявшие около тридцати процентов всего населения, были свободными людьми, принадлежавшими к угнетаемому классу безземельных крестьян. Не являясь членами клана, они не получали долю при распределении земли и не получали преимуществ от социального обеспечения в кальпулли. Они не были рабами, но не были и полноправными гражданами. Происхождение этого класса неясно, но, поскольку каждый ацтек, рожденный свободными родителями, автоматически становился членом своего наследственного клана, мы можем предположить, что многие майеки не принадлежали к племени ацтеков и, вероятно, были новоприбывшими в долине или потомками покоренных племен. Другие майеки могли происходить из простолюдинов, утративших свои гражданские права вследствие долгов или преступления. Также и дети рабов, которые были рождены свободными, не наследовали никаких клановых прав.

Майек, каким бы жалким ни казалось его положение, был, по крайней мере, свободным человеком. Раб же являлся полной собственностью своего хозяина, и тот мог послать его на любую работу. Рабыни обычно трудились на кухне и занимались домашними обязанностями – ткали полотно, шили одежду. Мужчины работали в поле, были домашними слугами, уборщиками и чернорабочими. Хотя раб не получал плату за свой труд, его участь во многом была более комфортной, чем удел безземельного крестьянина. Мы нигде не найдем примера процветающего майека, но раб всегда был обеспечен пищей и кровом и – в отличие от свободного человека – избегал двойного бремени – военной службы и уплаты податей. Многие рабы занимали ответственные должности, выступая в качестве надсмотрщиков или управляющих поместьями; ацтекские законы позволяли им приобретать землю, собственность и даже заводить собственных рабов. Есть много примеров, когда вдова повторно выходила замуж за одного из своих рабов, а для мужчины было обычным делом иметь рабыню-наложницу. В таком союзе не было ничего постыдного, и Ицкоатль, один из величайших правителей Теночтитлана, был избран на этот пост, несмотря на то что его мать была рабыней, а его отец, Акамапичтли, имел других сыновей от знатной женщины из династии Колуакан.

Главный рынок рабов находился в Аскапотсалько, где торговля живым товаром была столь хорошо организована, что в роли продавцов выступали богатейшие торговцы. Каждый купец имел в городе три или четыре здания, здесь он держал своих рабов до того дня, когда показывал их, одетых во взятые напрокат пышные одеяния, толпе покупателей на рыночной площади. Для демонстрации нанимались певцы и барабанщики, и рабы должны были продемонстрировать свои таланты в музыке и танцах. Обычный раб, не обладающий выдающимися способностями, стоил около двадцати хлопчатых накидок (немалая цена, особенно для бедняка, который на эти деньги мог прожить целый год), но цена на хорошего танцора могла доходить до тридцати или даже сорока накидок. Когда сделка была заключена, продавец снимал с раба пышные одеяния и покупатель одевал его в повседневную одежду, прежде чем отправить раба в деревянную клетку, где тот дожидался, пока новый хозяин заберет его.

Большинство рабов, продававшихся на рынке, были из дальних стран, часто за пределами ацтекского государства. В качестве подати некоторые из приграничных городов обязаны были посыпать рабов в Мексику. Это требование они удовлетворяли, совершая набеги на своих соседей – тарасканов, миштеков, тлапанеков и иные племена, не состоящие в Тройственном союзе. Рабы приобретались торговцами и в Теуантепеке или других городах побережья Мексиканского залива. Законы ясно дают понять, что похищение детей для последующей их продажи работорговцам было прибыльным и потому распространенным преступлением как в ацтекском государстве, так и за его пределами.

Раб, который попадал на рынок, имел один последний шанс вернуть себе свободу. Если он убегал с рыночной площади и достигал убежища – дворца правителя, – то становился свободным человеком и закон давал ему надежду, запрещая всем, кроме его владельца или его сына, ловить беглеца. Любой другой человек, вздумай он вмешаться в погоню, наказывался тем, что сам становился рабом.

Некоторые рабы были преступниками, приговоренными за кражу и неуплату долгов. Другие – добровольными рабами, продавшими себя в обмен на кров и безопасность. Среди последних были крестьяне, у которых погиб урожай или которые не могли уплатить налоги, а также менее достойные личности, например игроки и пьяницы, которые либо были слишком ленивы, чтобы обрабатывать свои поля, либо погубили себя мотовством. Для всех этих людей все еще существовала надежда стать свободными. Воров освобождали, когда они уплачивали стоимость похищенного. Любой раб мог купить свободу, уплатив своему хозяину сумму, равную стоимости его покупки. Также рабы часто освобождались после смерти хозяина.

Была и другая форма добровольного рабства – контракт на службу. В обмен на ссуду бедняк мог отдать в рабство одного из своих сыновей, или группа семей предлагала выполнить определенные полевые работы или предоставить одного из своих членов в качестве домашнего слуги. Если эти подряды выполнялись на должном уровне, не было никакой разницы, кто именно выполнял работу, и часто случалось так, что после нескольких лет рабства один человек сменялся более юным родственником, который также служил несколько лет, прежде чем передать свои обязанности кому-то еще. Дети рабов были свободны, в ацтекском обществе не было класса наследственных рабов.

Даже в XVI веке, когда власть ацтеков достигла своего апогея, рабов было не так много (может быть, около двух процентов от общей численности населения) и ацтеки были очень далеки от такой зависимости от рабского труда, которая характеризовала многие цивилизации Старого Света.

В Мексике раб, хотя и являлся имуществом своего хозяина, все еще сохранял определенное человеческое достоинство. Счастливый человек относился к рабу как к человеку, родившемуся под несчастливой звездой, человеку, чьи беды были вызваны судьбой в той же мере, как и его собственными недостатками. Рабы были дорогостоящим помещением капитала, и даже испанские хронисты соглашаются, что хозяева хорошо обходились со своими рабами.

Рис. 15. Невольники (Флорентийский кодекс).

Торговля рабами регулировалась законом. Благонравный раб не мог быть продан без его согласия, однако закон позволял хозяину избавиться от нечестного, ленивого или непослушного: на шею раба помещали тяжелый деревянный ошейник, и его снова выставляли на продажу на рынке. Если этот урок не шел ему впрок, его ожидала страшная участь: раб, сменивший трех хозяев и не вставший на путь исправления, лишался всяческой жалости и теперь мог быть принесен в жертву.

Каждый аспект жизни гражданина регулировался законом. Законодательство охватывало такие вопросы, как право собственности, долги, сделки и развод, криминальное право имело дело с такими деяниями, как кража, грабеж, государственные преступления и так далее, а также с такими проступками, как пьянство в общественном месте или оскорбление правителя.

Мелкие правонарушения рассматривались местными судами, которые были во всех небольших городах и в каждом районе больших городов. В этих малых судах в качестве судей выступали люди незнатного происхождения, опытные воины и люди «благоразумного и добродетельного воспитания», но их юрисдикция была ограниченна. В случае более серьезных преступлений местный суд арестовывал обвиняемого и проводил предварительное расследование, прежде чем передать дело в вышестоящий суд, Теккали, который собирался в Теночтитлане и в столице каждой провинции. Суд Теккали, с председателем и двумя помогающими ему судьями, заседал постоянно, и одной из его главных обязанностей было вынесение приговора по делам, поступившим из местных судов.

Наиболее сложные дела, а также все те преступления, в которые были вовлечены знатные люди, передавались на еще более высокий уровень и заслушивались перед Апелляционным судом под председательством Сиуакоатля (второе должностное лицо государства), которому помогали судьи, избранные из рядов аристократии. Этот суд заседал во дворце правителя и являлся высшим трибуналом государства. Была возможность подать еще одну апелляционную жалобу – самому правителю, который каждые десять – двенадцать дней устраивал прием при дворе и которому помогали высокопоставленные судьи. В большинстве ранних хроник упоминается количество этих советников – двенадцать или тринадцать, но только двое упомянуты Берналем Диасом в его описании одного из таких заседаний:

«Когда важный сановник явился, чтобы обсудить межевой спор, он принес с собой рисунок, изображающий суть дела, и он указывал земли, на которые претендовал, тонкими полированными палочками. Позади Монтесумы стояли два старика – видные сановники; и когда они вникли в суть дела, эти судьи обрисовали Монтесуме состояние дела, которое он затем разрешил несколькими словами…»

Судебные заседания тщательно протоколировались писцами.

Судьям выплачивалась заработная плата из доходов от земель, выделенных для этой цели, им запрещалось принимать любые другие подарки или плату. Любой судья, который был уличен в получении взятки или был нерадив в исполнении своих обязанностей, отправлялся в отставку, а в случае серьезного проступка его дом сносился и все его имущество конфисковывалось. Государственные чиновники должны были быть неподкупны и справедливы ко всем без исключения, богатым и бедным. Нецауальпилли из Тескоко повесил одного из судей за то, что тот выказывал явное предпочтение знатному человеку в ущерб интересам простолюдина.

Заседание суда начиналось на рассвете, судьи собирались, чтобы заслушать показания и допросить свидетелей. Для получения признания не использовались пытки – в этом отношении индейцы предстают в куда более выгодном свете, чем их европейские завоеватели, – и свидетели клялись именем Уицилопочтли, что будут говорить только правду. Таким образом, ложь превращалась в преступление против богов, и лжесвидетельство каралось смертью. Суд заседал до полудня, когда судьям приносили еду из дворцовой кухни, затем, после короткого отдыха, рассмотрение дела продолжалось и завершалось за два часа до захода солнца.

Каждые восемьдесят дней еще один трибунал заседал в Теночтитлане, и на нем присутствовали представители всех столиц провинций. На этом заседании каждый провинциальный судья докладывал о том, какие дела рассматривались в его регионе, все спорные вопросы выносились на обсуждение. Этот суд действовал как Государственный совет, и там разрешалось обсуждать вопросы, касавшиеся империи в целом.

Величайшим центром знаний в Мексиканской долине был Тескоко, и один из его правителей, знаменитый Нецауалькойотль, составил кодекс законов, который скопировали, с незначительными местными поправками, в Теночтитлане и Тлакопане. Целью Нецауалькойотля было найти разумное сочетание суровости и справедливости. Лучше всего мы можем понять его намерения, если проследим, какие изменения он внес в старый закон, унаследованный от его предков чичимеков.

Рис. 16. Выставленные напоказ пленные. Они содержатся в деревянной клетке, верхняя крышка которой придавлена камнями (Флорентийский кодекс).

Кодекс чичимеков предусматривал смерть в качестве наказания за хищение урожая, однако Нецауалькойотль постановил, что зерно, тыквы и бобы должны высаживаться вдоль дорог и прудов – чтобы каждый нуждающийся мог воспользоваться ими. Таким образом, оказывалась помощь беднякам, в то время как те, кто совершал кражу скорее из жадности, чем в силу необходимости, должны были понести предписанное прежде наказание. Суровые законы о лесах были изменены таким образом, чтобы позволить жителям сел собирать сухие сучья на дрова, но, чтобы сохранить леса, смертная казнь сохранялась для тех, кто срубал живое дерево. Смерть была наказанием для тех, кто передвигал границы полей.

Закон также использовался для защиты классовой структуры ацтекского общества, и среди законодательных актов, выпущенных Монтесумой I, современником Нецауалькойотля, были подобные:

«Лишь монарх и первый министр имеют право носить сандалии во дворце. Ни один военачальник не имеет права войти во дворец обутым под страхом смерти. Знатные вельможи – единственные, кому позволяется носить сандалии в городе, более никому, за исключением людей, которые совершили военные подвиги. Но эти сандалии должны быть дешевыми и простыми. Позолоченные и украшенные сандалии могут носить только знатные люди…

Простолюдинам не позволяется носить хлопковую одежду под страхом смерти, а лишь одежду из волокна агавы. Накидка не должна быть длиннее коленей, и, если кто-либо позволит себе носить накидку до лодыжек, он будет казнен, если он не имеет полученных на войне ран на ногах…»

Список продолжается в таком же духе. В конце его, почти как дополнение, идут законы, касающиеся образования, прелюбодеяния и воровства.

Ни одно дело не должно было рассматриваться дольше восьмидесяти дней. Заключенные, ожидающие суда или исполнения приговора, содержались в деревянных клетках, но длительные сроки заключения в уголовном кодексе не фигурировали. Основные преступления (среди которых было прелюбодеяние, выдавание себя за должностное лицо и пьянство в общественном месте, а также более серьезные преступления – грабеж на большой дороге, колдовство, государственная измена и кража на рынке) карались смертью через побивание камнями, удушение или принесение в жертву.

Рис. 17. Казнь преступника путем удушения (Флорентийский кодекс).

Для прочих категорий преступлений наказание основывалось на принципе возмещения пострадавшей стороне. Человек, напавший на кого-либо, должен был возместить жертве стоимость лечения, а также заменить все, что было повреждено во время драки. Тескоканский закон о краже каноэ предписывал, что вор должен выплатить владельцу стоимость каноэ, а если это сделано не будет, преступника превращали в раба. Тот же принцип действовал в Теночтитлане в отношении всех видов преступлений против собственности. Если преступнику на момент совершения преступления было более десяти лет и если он совершал кражу из храма, дворца или частного дома, то становился рабом в том месте, где имела место кража, и трудился там, пока не выплачивал две стоимости убытка: одну – жертве, вторую – в казну в качестве штрафа. Рабство также служило наказанием для похитителей людей, родственников изменников, а также для тех, кто продал не принадлежащие им вещи.

Знатные люди и государственные служащие должны были демонстрировать высокие стандарты поведения. Простолюдин, ограбивший своего отца, продавался в рабство, но знатного человека за такое же преступление казнили. Смертной казни также подвергали пьяного чиновника или жреца, но, если такой проступок совершал незнатный человек, он отделывался куда более легким наказанием. На первый раз ему публично обривали голову, а его дом сносили, но, если он попадался во второй раз, его казнили. Закону подчинялась также и семья правителя. Трое сыновей Нецауалькойотля были казнены за нарушение составленного им кодекса.

Ацтеки понимали принцип действия колеса, но никогда не использовали его, кроме как в детских игрушках. Причиной тому, вероятно, было не отсутствие изобретательности, а отсутствие тягловых животных и неровный рельеф местности.

В городах были мощеные улицы и широкие церемониальные аллеи, но пересекающие страну дороги, используемые гонцами и торговыми караванами, были грунтовыми. Проводились некоторые ремонтные работы. Дороги очищались от растительности, а после дождей их поверхность ремонтировалась. Убирались поваленные деревья, засыпались выбоины, в холмистых поверхностях вырубались ступени. Для пересечения рек использовались каноэ или деревянные мосты, а для удобства путешественников вдоль дорог строились постоялые дворы и алтари, куда благочестивые люди могли принести подношения.

В Мексиканской долине была сеть дорог, соединяющих основные города. Одна из самых важных длинных дорог (по которой двигались испанцы на Теночтитлан) шла из Шикаланго и торговых городов побережья залива, а дальше на юг еще одна дорога пересекала перешеек Теуантепек. На западе Мексики был торговый путь, связывавший Теночтитлан с Тихим океаном, он проходил через страну сапотеков в Оахаке и заканчивался на побережье в Уатулько, южнее Акапулько.

В ранние колониальные времена эта дорога была снабжена постоялыми дворами и каждая деревня вдоль дороги отвечала за содержание в исправности и порядке 20 миль дороги.

У ацтеков не было ни вьючных животных, ни карт. Всю поклажу люди переносили на своих спинах. Большинство несли свое собственное имущество, но бедняки иногда нанимались носильщиками к другим. Обычно вес груза колебался от 50 до 60 фунтов, а расстояние дневного перехода составляло около 15 миль, хотя в случае срочности носильщики были способны и на большее. Груз крепился к раме, изготовленной из двух крепких вертикальных жердей. Рама была шириной в человеческую спину и имела горизонтальные поперечины.

Рис. 18. Игрушка на колесиках из красной глины, найдена в Тласкале. Возможно, относится к доацтекскому периоду.

В определенный период года дороги были особенно переполнены. После каждого сбора урожая собиралась дань в виде продуктов питания с центральных провинций империи, и нужны были целые караваны носильщиков, чтобы доставить продукты в столицу. Одна мера маиса (около 200 тонн) требовала 8 тысяч мешков весом 50 фунтов каждый. Только в качестве подати Теночтитлан получал 146 мер продуктов питания (маиса, бобов, амаранта) ежегодно, не говоря уже о топливе, хлопке и прочих громоздких товарах. Кроме этого ежегодного сбора, были также полугодовые и с интервалом в восемьдесят дней доставки других предметов потребления, к этому надо прибавить передвижения войск и обычные коммерческие перевозки.

Официальные письма, написанные на полотне или бумаге, доставлялись сменяющими друг друга гонцами. Есть сведения о том, что они могли пробежать за день до 300 миль, делая около 12,5 мили в час. Теоретически это возможно, если гонцы бежали днем и ночью и если каждый из них был тренированным бегуном, который покрывал короткую дистанцию, однако в Перу во времена инков (о которых имеются точные сведения) дневная норма ограничивалась 150 милями. Это более достоверная цифра и для Мексики, но даже при такой сокращенной норме неудивительно, что Монтесума постоянно имел самую свежую информацию о продвижении испанцев или что стол правителя постоянно снабжался свежей рыбой с побережья.

Рис. 19. Путешествующий торговец и его носильщики отдыхают у дороги.

Простолюдины передвигались пешком, но по государственным делам вельмож несли на носилках, в гамаках или даже на спинах слуг, хотя эти экзотические способы передвижения использовались только на короткие расстояния, когда важно было произвести впечатление. Правитель Тескоко, писал Диас, явился приветствовать Кортеса «на носилках, богато украшенных зелеными перьями, серебром и драгоценными камнями. Его носилки покоились на плечах восьми носильщиков, каждый из которых, как говорили, был правителем города». Неудивительно, что, когда боги «участвовали» в процессии, их фигуры также несли на носилках.

Рис. 20. Бога Шочипилли несут на носилках, впереди выступает герольд, дующий в трубу из морской раковины (Кодекс Мальябеккьяно).

У ацтеков не было флота. Морская торговля оставалась в руках живших на побережье племен, но каноэ были жизненно важны для расположенных у озера городов, в особенности для островного города Теночтитлан. По этим внутренним водным путям каноэ перевозили товары из города в город, увозили мусор, переправляли войска и (подобно моторизованным лодкам на венецианских каналах) делали другую работу, которую выполняют современные автобусы и грузовики. Маршруты каноэ соединяли озера Сумпанго и Шалтокан со столицей, а южный маршрут вел в города Шочимилько и Чалько. В случае необходимости в тростнике прорубались каналы шириной от 4,5 до 15 метров, и за их состоянием следили коммунальные работники.

Иллюстрации в кодексах обычно изображают выдолбленные из дерева каноэ. Для управления ими использовались либо шесты, либо весла. На рисунках обычно изображается один гребец, стоящий ближе к корме. Типовое универсальное каноэ имело четыре с небольшим метра в длину, но его размер ограничивался только параметрами используемого для его изготовления дерева. Военные каноэ были гораздо шире. Шире было и судно правителя, на котором стоял трон, навес и еще оставалось место для нескольких гребцов. Существовали также большие каноэ, сделанные из елей, длиной ствола до 15 метров. Такие каноэ могли перевозить шестьдесят пассажиров или 3 тонны маиса.

Управление Теночтитланом и провинциями требовало обширного письмоводительства. Нужно было собирать налоги, документировать все судебные процессы между деревнями или частными лицами; купцы вели реестры своих товаров и доходов. Взад и вперед циркулировали распоряжения и отчеты между столицей и другими городами. Как многие цивилизованные люди сегодня, ацтеки были знакомы с бюрократизмом и официальной перепиской. Кланы вели земельные реестры, и, когда Кортес вошел в Теночтитлан, он без труда извлек из архива правителя карту, показывающую все реки и заливы на протяжении 400 миль вдоль северного побережья. Кроме того, каждый храм имел библиотеку религиозных и астрологических манускриптов, в то время как крупные хозяйства, как у Монтесумы, нанимали на полный рабочий день людей, заботившихся о документах, которых было так много, что они заполняли весь дом.

Иштлилшочитль, брат последнего наследного правителя Тескоко, оставил следующий рассказ в прологе к своей «Истории чичимеков»:

«У них были писцы для каждой отрасли знаний. Некоторые занимались хрониками, записывая в строгом порядке все, что случалось в каждом году, указывая день, месяц и час. Другие ведали генеалогией, записывая родословную правителей и знатных людей, регистрируя новорожденных и вычеркивая умерших. Некоторые рисовали границы и пограничные знаки городов, провинций и деревень, а также распределение земель, указывая, кому они принадлежат. Другие писцы вели книги законов, иные описывали обряды и церемонии, которые были в ходу у язычников. Жрецы записывали все, что касалось храмов с их идолопоклонническими доктринами, описывали празднества в честь их фальшивых богов, а также свои календари. И наконец, философы и ученые мужи были заняты описанием всех наук, которые они открыли, а также заучиванием на память всех песен, в которых заключались их научные знания и исторические традиции».

В судах, особенно в тех, которые занимались земельными вопросами и правами собственности, спорщики подкрепляли свои заявления генеалогическими древами и картами, показывающими земли правителя пурпурным цветом, земли знати – красным, а поля, принадлежащие кланам, – желтым.

От всей этой массы документов почти ничего не осталось, почти все дошедшие до нас книги ацтеков были написаны уже после конкисты. Некоторые кодексы представляют собой копии ранних работ, другие написаны ацтекскими пиктограммами с испанскими комментариями или комментариями на языке науатль, записанными латиницей. Лучшая коллекция доиспанских книг была обнаружена в Оахаке, земле миштеков, где сохранилось более дюжины экземпляров.

Каждая книга, или кодекс, состоит из полосы длиной около 12 метров и высотой около 20 сантиметров, изготовленной из бумаги, волокон агавы или оленьей шкуры и сложенной зигзагом или гармошкой, как современная карта. Концы полосы приклеивались к тонким деревянным пластинкам, служившим обложками и иногда украшавшимся рисунками или бирюзовыми дисками. Обе стороны полосы были покрыты письменами и рисунками, а отдельные страницы были разделены на секции красными и черными линиями. Каждая страница обычно читалась сверху вниз, хотя в некоторых кодексах расположение текста зигзагообразное или даже идет поперек страницы. Полосу просматривали слева направо.

Столь грандиозная выработка документов зависела от постоянного снабжения сырьем, и ежегодно 24 тысячи стоп бумаги, эквивалент 480 тысяч листов, отправлялись в Теночтитлан. Ацтекская бумага изготавливалась из внутреннего слоя коры различных видов фигового дерева. Кора вымачивалась в реке или в известковой ванне, волокна отделялись от древесной массы, затем их клали на гладкую поверхность и колотили каменным орудием с рифленой поверхностью. Добавлялось вяжущее средство (скорее всего, смола), и волокна сбивались в тонкую однородную массу-страницу. После выравнивания и просушки обработанные волокна превращались в хорошо узнаваемую бумагу, но поверхность ее все еще была пористой и неровной, непригодной для рисования до тех пор, пока ее не покрывали белой известковой глазурью или краской.

Рис. 21. Лопатка, используемая при изготовлении бумаги. Плоский камень заключен в рукоять из гибкой лозы.

На этой поверхности писцы рисовали свои фигуры, сначала намечая контуры черным, затем добавляя кистью другие цвета. Основными цветами были красный, синий, зеленый и желтый, иногда красители смешивали с маслом, чтобы добавить рисунку глянца. Писцы были уважаемыми ремесленниками, и эта профессия была, по всей видимости, наследственной.

Ацтекское письмо страдало от одного существенного недостатка: оно не имело алфавита. В нашем алфавите каждая буква представляет один из основных звуков языка и каждое слово (которое является комбинацией звуков) может быть превращено в комбинацию букв. Преимущество алфавита состоит в том, что весь диапазон языка можно точно выразить посредством нескольких символов, которые легко выучить и удобно писать. Ацтеки пользовались иероглифическим письмом, в котором все символы представляли собой разного рода рисунки.

Многие из этих рисунков были простыми пиктограммами, в которых объект был представлен своим миниатюрным изображением, часто весьма стилизованным. Эта система удовлетворительна, только когда имеет дело с объектами, которые легко узнать на рисунке. Довольно легко изобразить список предметов, отправленных в казну правителя, но этот метод не работает, когда требуется изобразить абстрактные понятия или связи. До некоторой степени эту трудность можно преодолеть, используя символы не как пиктограммы, а как идеограммы, в которых объекты выражают не только свою природу, но также заложенные в них идеи и ассоциирующиеся с ними понятия. Так, мысль о смерти может быть передана изображением тела, завернутого в саван, ночь – черным небом и закрытым глазом, война – щитом и дубинкой, речь – крошечным свитком, вылетающим изо рта говорящего. Понятия, использующие идею движения, ходьбы, миграции или последовательность событий, обычно изображались цепочкой следов, идущих в нужном направлении.

Личные имена ацтеков были описательного типа и поэтому могли быть изображены. Так, имя императора Акамапичтли означает «Охапка Тростника», и его пиктограммой являлась рука, сжимающая охапку стеблей.

В ацтекском письме был также фонетический элемент. Каждое слово имеет свое звучание, и рисунки иногда использовались для того, чтобы передать фонетику слова, а не его смысл. Так, условное обозначение зуба (на ацтекском языке тлантли) выражало слог «тлан». Символ дерева или леса (куауитлъ) обозначал слог «куау», камень (тетлъ) – «те», гора (тепетлъ) – «тепе» и так далее. Гласные звуки иногда представлялись фонетически: звук «а» символом воды (атлъ), звук «о» – символом дороги (отли).

Названия городов можно было представить комбинацией таких фонограмм. Знаком ацтекской столицы, Теночтитлана, был камень (тетлъ), из которого росла опунция (ночтли). Точтепекан обозначался кроликом (точтли) над горой (тепетлъ). Куаутитлан обозначался деревом (куауитлъ) с зубами (тлантли), а Куаунауак – деревом со свитком речи, выходящим из него (науатлъ = речь).

Рис. 22. Ацтекская письменность. Образование символов городов из пар пиктограмм.

Эти символы не размещались последовательно, один за другим, как буквы и слова в книге, а образовывали часть более крупной композиции, которая часто принимала вид сцены, в которой многое происходило одновременно. Ацтекский манускрипт нельзя читать в обычном смысле этого слова, его нужно разгадывать, как головоломку, в которой символы представляют собой ярлыки и ключи к разгадке того, что происходит.

Нижняя часть картинки обычно изображает землю, а верхняя – небо. Поскольку ацтекам были неведомы правила перспективы, расстояние показано с помощью размещения самых дальних фигур наверху страницы, а находящихся ближе – внизу. Сравнительная важность обозначается размерами: правитель, одержавший победу, может быть нарисован крупнее, чем его побежденный враг. Все фигуры изображены в профиль, нет поворотов в три четверти или перспективы.

Каждый предмет в композиции дает информацию, прямо или косвенно, и художник предполагает, что тот, кто будет читать документ, знаком со знаками различия, костюмами различных классов и иконографией различных богов. Жрец, например, всегда изображался с закрашенным черным цветом лицом, длинными волосами, и его ушная мочка окрашивалась красным, цветом крови жертвоприношений. Его легко было узнать, даже если он был одет в костюм воина или простое одеяние. Точно так же стариков можно было узнать по линиям, изображавшим морщины на их лицах.

Важную роль играл цвет. Знаки травы, тростника и камыша в черно-белом исполнении выглядели очень похожими, но в цвете их легко было различить: в Кодексе Мендосы трава желтая, тростник синий, а камыш зеленый. Императора легко было узнать по форме его короны и по ее цвету, бирюзовому, носить который мог только правитель.

Такие манускрипты не слишком универсальный инструмент. Информация, которая в них дается, приблизительна, а сам процесс письма был медленным и трудоемким. Писец, который в своих записях не отставал от судебного процесса, мог по праву гордиться своим мастерством. Ацтекская пиктография очерчивает лишь контуры события или ситуации, служа в качестве памятных записок для сведущего читателя, который мог восстановить детали и историю вопроса из материала, заученного на память в школах кальмекак.

Как письмо, так и чтение требовали особых навыков, поэтому неудивительно, что в основной своей массе население оставалось неграмотным. Письму не учили в школах, которые посещались детьми простолюдинов, и, действительно, простому человеку не было в том никакой нужды. В бюрократизированном и централизованном обществе рядовой обыватель получал распоряжения сверху – от жрецов, которые контролировали религиозную сторону жизни, от светских чиновников, которые выбирались из знати и пользовались преимуществом образования в кальмекак.

Ацтеки использовали двадцатеричную систему, считая двумя десятками. Числа от 1 до 19 изображались точками или иногда пальцами. Число 20 изображалось флажком; 400 (то есть 20 х 20) – знаком, который выглядел как перо или ель; 8000 (20 х 20 х 20) – мешком или украшенной кисточками сумкой, в которых 8000 бобов какао.