Последним блестящим взлетом дворянской культуры в России, ее заключительным величественным аккордом стал русский духовный ренессанс конца XIX — начала XX века. В основе этого мощного духовного и культурного течения стояла грандиозная фигура поэта, мыслителя, философа и богослова Владимира Соловьева, неразрывную связь с которым — прямую или косвенную — признавали все деятели Серебряного века. Соловьев был предтечей возрождения религиозного сознания и русской философской мысли. Он вдохновил своими идеями целое поколение богословов, мыслителей, общественных деятелей, писателей и поэтов. (Среди них такие философы, как Флоренский, Булгаков, Трубецкие, Лосский, Франк и отчасти Бердяев. Огромным было влияние мистических стихов Соловьева и его эстетики на развитие русского символизма, что признавали Мережковский, Гиппиус, Брюсов, Вячеслав Иванов, Блок, Белый и другие.) К несчастью, культура Серебряного века не привилась на русской почве и не соединилась с народной. Она расцвела на страницах многочисленных журналов и альманахов, в салонах и религиозно-философских обществах, где шла напряженная разработка глубочайших философских и религиозных вопросов. Массами в ту пору владели совсем другие идеи. И поэтому в 1917 г. эта культура была сметена рационально-атеистической, марксистско-большевистской идеологией, которая потам на многие десятилетия утвердила в России свое безграничное господство.

Владимир Сергеевич Соловьев родился в январе 1853 г. в Москве. Отец его, Сергей Михайлович Соловьев, знаменитый русский историк, профессор (впоследствии — ректор) Московского университета, автор многотомной «Истории России», имел на сына очень большое влияние. Получив хорошее и разностороннее домашнее образование, Соловьев в 1864 г. поступил в третий класс Первой Московской гимназии, которую окончил в 1869 г. С этими годами Соловьев связывал начало своих духовных исканий. В детстве религиозное чувство его было очень сильным. В гимназии горячая вера уступила место столь же страстному неверию. Позже в своей автобиографии он рассказывал:

«Самостоятельное умственное развитие началось у меня с появления религиозного скептицизма на тринадцатом году, жизни. Ход моих мыслей в этом направлении был совершенно последователен, и в четыре года я пережил один за другим все фазисы отрицательного движения европейской мысли за последние четыре века. От сомнения в необходимости религиозности внешней, от иконоборства, я перешел к рационализму, к неверию в чудо и в божественность Христа, стал деистом, потом пантеистом, потом атеистом и материалистом. На каждой из этих стадий я останавливался с увлечением и фанатизмом. Так, в эпоху своего протестантизма я не ограничивался охлаждением к церковному богослужению, к которому прежде имел страсть, но предался практическому иконоборству и выбросил за окно и в помойную яму некоторые иконы, бывшие в моей комнате… Мой отец, хорошо видевший, что происходит в моей голове, воздерживался от прямого противодействия, но косвенным образом старался показать мне, что смотрит на мое неверие как на болезнь, очень огорчен ею, но уверен, что я в конце концов должен выздороветь». Период нигилизма длился у Соловьева с 12 до 16 лет, от 1865 до 1869 г., и составил настоящую эпоху в его жизни. Один из его друзей, Лопатин, писал: «Я никогда потом не встречал материалиста столь страстно убежденного. Это был типичный нигилист 60-х гг.».

В 1869 г. Соловьев поступил на филологический факультет Московского университета, с которого потом перешел на физико-математический, более соответствующий его тогдашнему состоянию духа. В годы учебы он пережил новую эволюцию мироощущения — от крайнего атеизма обратно к идеализму и христианству. Сам Соловьев так описывал этот процесс: «Я поступил в университет с вполне определившимся отрицательным отношением к религии и с потребностью нового положительного содержания для ума. В естественных науках, которым я думал себя посвятить, меня интересовали не специальные подробности, а философская сторона естествознания. Поэтому я серьезно занялся только двумя естественными науками: морфологией растений и сравнительной анатомией. Ища философию в естественных науках, естественно было обратиться к самой философии». Первой книгой, которая посеяла сомнение в его атеизме, стала «Этика» пантеиста Спинозы.

От нее он перешел к «Логике» Гегеля. Затем, через Канта, — к Шопенгауэру и Шеллингу. От аскетизма Шопенгауэра был только шаг к аскетизму Евангелия. Таким образом, круг замкнулся — Соловьев вернулся в лоно религии, но вернулся совсем не той дорогой, по которой когда-то ушел, а через умозрительный философский идеализм. Поэтому на этот раз он обратился не к каноническому православию, а к изощренному мистицизму. Тогда же он с увлечением занимается спиритизмом, обнаружив у себя способности сильного медиума.

Внешние обстоятельства жизни Соловьева в эти годы были следующие. В 1872 г. он оставил физико-математический факультет и опять поступил вольным слушателем на историко-филологический, проучился здесь год и подал прошение об увольнении из числа студентов. В 1873 г. он успешно выдержал экзамен на степень кандидата историко-филологических наук и вскоре был зачислен вольнослушателем в Московскую духовную академию. Поселившись отшельником в Сергиевом Посаде, он погрузился в изучение богословия и философии. Именно тогда, при чтении работ западноевропейских мистиков, у Соловьева пробудился горячий интерес к учению о Божественной премудрости — Софии, следы которого он нашел у Парацельса, Беме и Сведенборга.

Здесь же в Академии Соловьев начал писать свою магистерскую диссертацию «Кризис западной философии», которую блестяще защитил в 1874 г. Вскоре после этого он был принят ординарным профессором на кафедру философии Московского университета.

Летом 1875 г. Соловьев отправился в Лондон, чтобы (как было написано в официальном свидетельстве, выданном университетом) изучать в библиотеке Британского музея «памятники индийской, гностической и средневековой философии». Главной целью Соловьева было чтение каббалистических книг, в которых он надеялся разыскать новые сведения о Софии. Его мистический настрой в это время был так велик, что он дважды удостоился чести видеть свою богиню. (Первое лицезрение Софии произошло еще в детстве, когда Соловьеву было десять дет. София явилась ему тогда в православном храме.) Теперь он увидел ее второй раз — в библиотеке Британского музея, но только на мгновение и не полностью. Богиня назначила ему третье свидание в Египте. В сильнейшем возбуждении, оставив все дела, Соловьев устремился в Африку. Здесь перед рассветом, в безлюдном и глухом месте по дороге в Фиваиду, София явилась к нему в последний раз. Во время этого свидания Соловьева посетило своего рода озарение, о котором он следующим образом сообщал в своей поэме «Три свидания»: «Что есть, что было, что грядет вовеки — все обнял тут один недвижный взор… Все видел я, и все одно лишь было, — один лишь образ женской красоты… Безмерное в его размер входило, — передо мной, во мне — одна лишь ты…» Этим третьим свиданием завершилось ученичество Соловьева. В дальнейшем он выступает уже как сложившийся оригинальный философ. Одна за другой в течение пяти лет выходят его «Философские начала цельного знания» (1877), «Чтения о Богочеловечестве» (1878) и «Критика отвлеченных начал» (1880), заложившие основы его философской системы.

Из этих произведений особого внимания заслуживают «Чтения о Богочеловечестве». Чтения (лекции) стали крупным событием в культурной жизни столицы. Их посещали видные сановники, светские дамы, общественные деятели, студенческая молодежь. На них присутствовали Достоевский и Толстой. Новым и необычным был сам тон выступлений. Соловьев говорил не как философ, а как богослов и как проповедник нового христианства. Суть его учения заключалась в следующем. Старая традиционная форма религии исходит из веры в Бога, но не проводит этой веры до конца. Современная, внерелигиозная цивилизация исходит из веры в человека, но и она не проводит этой веры до конца. Последовательно же проведенные и до конца осуществленные обе эти веры — вера в бога и вера в человека — сходятся в полной и всецелой истине Богочеловечества, которая была раскрыта еще отцами Вселенских соборов и нашла выражение в догмате о двух природах Христа.

Соловьев так разбирает и комментирует этот догмат. В центре мирового процесса лежит чудо Боговоплощения, которое на начальном этапе проявляется как все более сложная организация материи. Сначала она осуществляется под воздействием слепых сил (гравитации, электрических, химических), затем — на более высоком уровне — в мире растений и животных. Космический эволюционный процесс завершился созданием совершенного организма — человека, после чего естественная эволюция сменяется историей. Человек в философии Соловьева является центром мира. Идеальный мир Божественного и материальный мир природы соединяются в нем. Человек равно принадлежит двум этим мирам, вмещая в себе их единство и их противоположности. Смысл человеческой истории заключается в постепенном и все более полном сближении человечества с Богом и в постепенном познании Его сути. Соловьев определял пять этапов этого познания: 1) наивный первобытный политеизм, когда божественное начало скрыто от человека за миром явлений и человек поклоняется обожествленным силам природы; 2) буддизм (по мнению Соловьева, это было отрицательное откровение Бога, когда Божество впервые предстало человеку в абсолютном противопоставлении миру явлений и природы, не в виде личности, а как абсолютная сущность); 3) платоновское учение о идеях (здесь реальному, зримому миру противопоставлялся идеальный мир идей, составляющих в сумме сложную органическую систему); 4) монотеизм иудейства (Бог впервые предстает здесь перед человеком как Личность, это первое в истории личностное откровение Бога); 5) александрийская философия Филона и Плотина, развивавшая учение о Божественном Логосе и Триединстве.

Явление Христа стало кульминационным моментом истории. Познание природы Божества после этого было оплодотворено новым великим откровением — учением о Богочеловеке. Абстрактные религиозные образы и философские символы прежних эпох впервые воплотились тогда в Живого Человека. Божественный Логос снизошел в поток времени и стал историческим лицом. Божественное впервые зримо воссоединилось в этом акте с человеческим. Христос, по мнению Соловьева, стал первым идеальным или нормальным человеком будущего Богочеловечества. Он индивидуальное и вместе с тем универсальное существо, указавшее путь дальнейшего развития мира.

Будущее человечества — во всеобъемлющем соединении с Божеством. Когда оно свершится, история окончится и наступит Царство Божие. Однако для того, чтобы человечество преобразилось в Богочеловеческое общество, необходимы два основания: 1) сохранение во всей чистоте Божественного начала, данного Христом; 2) развитие во всей полноте человеческого свободного начала (ибо воссоединение человечества может произойти лишь на основаниях полной и всеобъемлющей Любви).

Размышляя о форме организации будущего Богочеловечества, Соловьев пришел к мысли, что это будет теократия. Ибо Богочеловечество, воссоединенное с Богом через Христа, есть Церковь, которая должна в конце концов обнять собой всю природу и образовать вечное тело Божие. Рост и развитие этого тела — есть вся дальнейшая история человечества от Христа. Соловьев рассматривает ее преимущественно как историю церковную. Переходя к современности, он пишет, что в настоящее время истина Христова сохраняется восточным обществом и православной церковью, которые, однако, не осуществили принципа человеческой свободы. Последняя в наибольшей мере развита западным обществом и католической церковью, утратившими, однако, чистоту христианского учения. Православная церковь в настоящий момент как бы осуществляет в себе Божественное начало, а католическая — человеческое. Их воссоединение — главная и первостепенная задача человечества.

Когда эти начала сольются между собой, на земле установится идеальная человеческая цивилизация — свободная вселенская теократия.

В 1880 г. Соловьев защитил в Петербургском университете докторскую диссертацию «Критика отвлеченных начал» и был принят в этот университет приват-доцентом. Но уже весной 1881 г. его преподавательская и профессорская карьера навсегда завершилась. В конце марта 1881 г., вскоре после убийства народовольцами Александра II, Соловьев произнес речь в зале Кредитного общества, в которой призвал молодого царя во имя христианской правды помиловать убийц своего отца. Лекция эта вызвала огромный энтузиазм среди молодежи, но шокировала чиновников министерства Народного образования.

Соловьев понял, что должен подать прошение об отставке. Он расстался с университетом без сожаления, предполагая использовать все свое время для занятий философией.

Главную свою задачу он видел в разработке идеи вселенской теократии и принципов, на которых должно произойти воссоединение церквей. 1884–1887 гг. были посвящены работе над книгой «История и будущность теократии». В Публичной библиотеке в Петербурге он изучает Акты Вселенских Соборов, греческую и латинскую патрологию, читает творения Афанасия Великого, Кирилла Александрийского, Григория Великого, Иоанна Дамаскина, Блаженного Августина, святого Иринея и других западных и восточных отцов церкви, подробно штудирует католическую догматику. Одновременно он изучает древнееврейский язык, читает в оригинале Библию и Талмуд.

Исследование теократии Соловьев начал со времен Авраама, Исаака и Иакова. В своем труде он подробно прокомментировал библейские книги Бытие, Исход, Судей, Царств и Пророков. В процессе работы его прежние выводы и взгляды на природу теократии в значительной степени меняются.

Он приходит к мысли, что будущая вселенская церковь должна сохранить жесткую иерархическую структуру и подчиняться одному первосвященнику.

В процессе объединения одна из церквей должна признать главенство первосвященника другой, и сделать это должна та из них, которая в меньшей степени сохранила чистоту заветов Христа. И тут глубокое изучение причин церковного раскола привело Соловьева к неожиданным результатам. Исследуя историю развития догматов христианской церкви, он показал, что каждый следующий Вселенский Собор вносил в предшествующую догматику свои новшества, развивавшие и углублявшие понимание природы Божества. Причем догматы католических соборов, отвергнутые православной церковью, являются раскрытием и дальнейшим выражением тех идей, которые уже содержались в учении восточных отцов и были приняты на семи Вселенских Соборах. Это открытие стало первым шагом Соловьева на пути к католичеству.

В 1887 г. он берется за новый труд — «Россия и вселенская церковь». Эту работу можно рассматривать как второй том «Теократии». Критика православия здесь углубляется и усиливается. Уже в первых главах Соловьев показал, что ни в русской официальной церкви, ни в других восточных патриархатах нет истинного духовного управления. Православная церковь стала частью государственной машины и находится под прямой властью светского государя.

Истинная церковная власть, установленная самим Христом, осуществляется теперь только на Западе. Точно так же хранительницей вселенской идеи является не православная, а католическая церковь; не Запад, а Восток отпал от вселенского единства, и носитель его — римский первосвященник, прямой наследник апостола Петра. Внимательно рассмотрев спорные вопросы, расколовшие прежнее единство христианского мира, Соловьев нашел правильными и признал все догматы католической церкви. Этот богословский вывод имел большое влияние на его личную судьбу. Со второй половины 80-х гг. он установил очень активные контакты и переписку с деятелями католической церкви, а в 1896 г., незадолго до смерти, принял католическое вероисповедание.

В России к выступлениям Соловьева отнеслись очень неоднозначно. Он разошелся со многими прежними друзьями. Обер-прокурор Синода Победоносцев заявил, что всякая его деятельность вредна для России. Духовная цензура стала чинить изданию его книг всевозможные препятствия и не пропустила «Теократию». Соловьеву пришлось печатать ее за границей в католическом Загребе. А «Россия и вселенская церковь» была выпущена в 1889 г. в Париже на французском языке. Понятно, что никакого движения к объединению церквей эти книги не произвели.

В начале 90-х гг. Соловьев начал и сам осознавать утопичность своих планов. Пережив глубокий духовный кризис, он постепенно охладел к идее объединения церквей и к догматическому богословию. В последние годы в его работах усиливаются мистические и эсхатологические настроения. Перед смертью он был весь полон предчувствием конца света и скорого прихода Антихриста. Этой проблеме посвящена одна из последних его больших работ «Три разговора» (1900). Речь в ней идет о близком конце всемирной истории, о том, что человечество призвано готовиться к пришествию Антихриста, и для этого все истинные христиане должны соединиться. Но это соединение Соловьев' мыслил теперь не в виде унии, проведенной официальными представителями разделившихся церквей, а как свободный союз немногих верных. Только эта мистическая церковь избранных устоит в последней борьбе с Врагом и сможет основать Божие Царство.

Умер Соловьев в июле 1900 г.

Николай Александрович Бердяев родился в марте 1874 г. в Киеве. Отец его в молодости служил кавалергардским офицером, избирался киевским уездным предводителем дворянства, а затем в течение 25 лет был председателем правления Киевского земельного банка. О своей семье Бердяев рассказывал с большой теплотой. «В детстве, — писал он, — я пользовался большой свободой и независимостью, которую очень активно отстаивал… Родители меня никогда не стесняли и не насиловали. Я не помню, чтобы меня когда-либо наказывали». Все его предки были военными, и, по семейной традиции, Бердяев поступил во второй класс Киевского кадетского корпуса. Но ему, с его вольнолюбивым характером, учеба в военном заведении не могла понравиться. «Я не любил корпуса, не любил военщины, все мне было не мило», — вспоминал Бердяев. По окончании шестого класса его перевели в Петербургский Пажеский корпус, но он вскоре вышел из него и в 1894 г. выдержал экстерном экзамены на аттестат зрелости. Вопреки воле родителей Бердяев поступил на естественный факультет Киевского университета, а через год перешел на юридический.

В университете Бердяев сошелся с революционной молодежью, увлекся марксизмом и в 1898 г. вступил в члены нелегального киевского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». В том же году полиция арестовала весь киевский социал-демократический комитет. Бердяев провел месяц в тюрьме, затем на время следствия его выпустили под подписку о невыезде. В 1900 г. суд приговорил его к трехлетней ссылке в Вологду. Все эти годы Бердяев жил напряженной духовной жизнью, много читал и размышлял над философскими вопросами. В Вологде начался его трудный путь от критически трактуемого марксизма к идеализму. В 1901 г. вышла первая книжка Бердяева «Субъективизм и индивидуализм в общественной борьбе», написанная еще в духе марксизма. Но уже в 1902 г. Бердяев вступил в полемику с ортодоксальными марксистами по философскому подходу к проблеме нравственности. В этом споре он уже стоял на позиции идеализма. (Бердяев понимал нравственность как голос Божий внутри человека, который дан «для мира сего», но «не от мира сего», то есть он считал, что нравственные законы не выводятся из сущего, из эмпирического бытия.)

В 1903 г. Бердяев возвратился в Киев. В 1904 г. он женился на Лидии Трушевой, а в конце года перебрался с женой в Петербург. Здесь началась его і активная журналистская деятельность. Бердяев быстро перезнакомился и сблизился со многими видными представителями тогдашнего петербургского литературного мира (Мережковским, Гиппиус, Чулковым, Белым и др.) и занял в этом кругу далеко не последнее место. Поначалу он вошел в редакцию журнала «Новый путь» (переименованного вскоре в «Вопросы жизни»), а после его закрытия сотрудничал в других журналах. Он так же активно включился в деятельность созданного незадолго до этого религиозно-философского общества, члены которого вырабатывали идеи «нового религиозного сознания», по сути новой вселенской религии. Бердяев глубоко изучает философию и богословие. Хотя цельной философской системы он тогда еще не создал, по многим вопросам он имел своеобразные оригинальные взгляды. (Наиболее важная его работа петербургского периода «Новое религиозное сознание», 1907.) Уже тогда Бердяев подчеркивал особую роль личности и индивидуальности в мировом процессе и говорил, что «сам Бог воплотился в форме личности и заповедал утверждать личность для вечности, признал безмерную ценность индивидуальности».

Освобождение его из-под влияния марксизма проходило медленно и трудно.

Одно время он пытался построить свою философию на марксистской основе и живо участвовал во всех дискуссиях русских марксистов. В те годы шла острая полемика между «легальными марксистами» и их ортодоксальными противниками (Плехановым, Лениным). Бердяев критиковал последних за нетворческое отношение к положениям Маркса и за слепое преклонение перед догмами. В статье «Философия жизни» он писал: «Было когда-то великое учение, могучее и сильное, и мы находились под его гипнотической властью. То был классический марксизм, и в нем трепетали творческие силы, но марксизм, родившийся в особую, уже пройденную историческую эпоху, состарился и одряхлел… эпигоны этого учения стараются залатать его ветхие одежды, но заплаты эти делаются из материи совсем не подходящей, совсем чуждой…»

В 1908 г. Бердяев переехал в Москву. Здесь завершается его переход к мистическому реализму. Его книги и статьи начинают привлекать к себе общественное внимание. В период между первой и второй революцией известность Бердяева росла и сравнялась с известностью Мережковского. Их обоих считали предвестниками «новой эры» в религиозно-общественном развитии человечества. (В московский период Бердяев кроме большого количества статей написал книги «Философия свободы», 1911, и «Смысл творчества», 1916.) Бердяев с энтузиазмом встретил Февральскую революцию, которая вызвала в нем подъем духа. Приветствуя ее, он говорил: «Это — «падение» священного римского царства, которое приравнивается к падению Рима и Византии…

Окончательно отжившая верхушка отвалилась, и никто не пожалел о ней.

Небывалая низость старой власти объединила всех сверху донизу… и вот с молниеносной быстротой, в огромном единении была сметена старая власть, не дававшая России жить. Рассеялся долгий давящий кошмар, и народ русский вышел из заповедного мрачного царства в светлое царство свободы».

Октябрьскую революцию, последовавшую через несколько месяцев, он считал величайшей ошибкой. Бердяев, впрочем, многое готов был понять и принять в советской власти; единственное, с чем он не мог смириться, так это с удушением свободы мысли и духовности.

В трудные годы революции и Гражданской войны Бердяевы жили очень бедно. Николай Александрович перебивался случайными лекциями и торговлей книгами в Книжной лавке писателей. В 1920 г. его материальное положение несколько поправилось. Совет факультета Московского университета избрал его профессором и пригласил читать лекции по философии. Но через два года сотрудничество с новой властью прервалось, причем не по вине Бердяева. В конце августа 1922 г. появилось известное постановление ГПУ «О высылке наиболее активных контрреволюционных элементов из среды профессоров, врачей, агрономов, литераторов». В черный список попал и Бердяев, хотя, разумеется, к числу «активных контрреволюционных элементов» он не принадлежал. В сентябре 1922 г. он с женой навсегда покинул Россию и поселился в Берлине.

В то время германская столица была одним из крупнейших центров русской эмиграции. Это навело на мысль основать здесь русский учебный центр.

Уже в ноябре Бердяев вместе с несколькими профессорами объявил о создании Русской религиозно-философской академии. В феврале 1923 г. был открыт Русский научный институт. Однако жить в ту пору в Германии из-за инфляции и экономических неурядиц было трудно. Летом 1924 г. Бердяев переселился в Париж. (Через год сюда же переехала Религиозно-философская академия.) Первые годы жизни в Париже Бердяев тоже очень нуждался. Но в конце 20-х гг., благодаря издательской деятельности (с 1926 по 1939 г. Бердяев был редактором религиозно-философского журнала «Путь»), а также переизданию его сочинений (к которым на западе проявляли все больше и больше внимания) и полученному им небольшому наследству, материальное положение его поправилось. В Кламаре, недалеко от Парижа, он приобрел небольшой благоустроенный особняк с садом и зажил «вполне по-буржуазному». В эмиграции были написаны фундаментальные работы Бердяева «Философия свободного духа» (1927), «О назначении человека» (1931), «Свобода и дух» (1935), в которых были разработаны основные положения его оригинальной философской системы.

«Исходная точка моего мировоззрения, — писал Бердяев, — есть примат свободы над бытием». Божество в его теогонии не изначально. Его возникновению, точно так же как и сотворению мира, предшествовал первичный хаос, божественное Ничто. Из этого Ничто рождается Святая Троица, Бог-Творец.

Сотворение мира Богом-Творцом есть уже вторичный акт. «С этой точки зрения, — пишет Бердяев, — можно сказать, что свобода не создается Богом: она коренится в Ничто… извечно». Отсюда вытекает, что Бог не обладает властью над свободой. «Бог-создатель, — пишет Бердяев, — является всемогущим над бытием, над сотворенным миром, но у него нет власти над небытием, над несотворенной свободой». Эта свобода первична по отношению к добру и злу, она обуславливает возможность как добра, так и зла. С точки зрения Бердяева, действия какого-либо существа, обладающего свободной волей, не может предвидеть даже Бог, поскольку эти действия всецело свободны. Таким образом, он не может помешать появлению в мире зла, возникающему тогда, когда иррациональная свобода приводит к нарушению божественной иерархии Божества. «Миф о грехопадении, — пишет Бердяев, — говорит о бессилии Создателя отвратить зло, вытекающее из свободы, которую он не создавал…» В этом аспекте Бердяев рассматривает явление на землю Христа.

Он приходит в первичный хаос, в пучину свободы, из которой появляется зло, ради того, чтобы взять на себя и искупить все грехи мира. Божественное самораспятие на кресте должно покорить порочную свободу путем просвещения ее изнутри, без насилия над ней, и не отвергая созданного мира свободы».

Преображение и обожествление человечества возможны только путем отказа от иррациональной ради свободной любви к Богу. Это не может быть достигнуто ни принуждением, ни насилием, а только свободным сознательным выбором каждого человека. Исторический процесс состоит в борьбе добра против иррациональной свободы. Его направленность в сторону прогресса далеко не однозначна. Социальные катаклизмы (войны, революции) то и дело отбрасывают человечество в царство иррациональной свободы, обратно к первоначальному хаосу. Поэтому революции и войны ничего не могут создавать; они только разрушают и никогда не бывают творческими. Точно так же огромную опасность представляют эпохи бездуховности, когда торжествует нерелигиозный гуманизм, рационализм и атеизм.

Философия свободы порождала особое, пристальное внимание Бердяева к проблеме личности. Личность в его понимании это сверхъестественная, а не естественная категория. Она ни в коей мере не должна рассматриваться как часть какого-нибудь целого (например, общества, нации, государства).

Человек как личность имеет большую ценность, чем они. Поэтому право человека и его долг — защищать свою духовную свободу против государства и общества. Это необходимо, так как в жизни государства, нации и общества мы часто обнаруживаем темную демоническую силу, стремящуюся подчи, нить личность человека и превратить его в простое орудие для своих собственных целей. Бердяев всегда восставал против тех социальных теорий, которые высказывают попечение о «дальнем» за счет «ближнего», подменяют любовь и заботу о конкретной личности какими-то абстрактными программами достижения «общего блага». В особенности негативно воспринимал он строившийся в СССР сталинский социализм, в котором личность оказывается рабой общества. Сам он признавал только единственную форму социализма — персоналистическую, в которой «будут признаны высшие ценности человеческой личности и ее право на достижение полноты жизни».

В последние десятилетия жизни в творчестве Бердяева важное место занимают труды, в которых он попытался осмыслить трагедию русской революции. Среди них особо следует отметить работу «Истоки и смысл русского коммунизма» (1937).

На старости лет Бердяеву пришлось пережить еще один социальный катаклизм. В 1940 г. Париж оккупировали немцы. Бердяев ненавидел фашизм и на почве его отрицания готов был даже сблизиться с коммунистическим движением. Он стал членом подпольного «Союза советских патриотов» (из русских эмигрантов), сотрудничал в газете «Русский патриот», помогал Сопротивлению. После войны, в 40-е гг. имя Бердяева обретает европейскую известность (и по сей день он, по-видимому, самый известный на Западе русский философ). Его избирают почетным членом и доктором многих европейских университетов, а книги переводят на все европейские языки. Последней большой книгой Бердяева, вышедшей в 1947 г., стало «Самопознание» (Опыт философской автобиографии). Умер он в марте 1948 г.