ДЖОРДЖ ГЕРШВИН

(1898—1937)

Джордж Гершвин умер 11 июля 1937 г., но я не обязан верить этому, если не хочу.

(Джон О'Хара)

Фильмы снимаются по таким историям, как жизнь Джорджа Гершвина (и один фильм «Рапсодия в стиле блюз» был снят с Робертом Алдой и Оскаром Левантом в главных ролях). В девятнадцать лет Гершвин посидел одну ночь со своим другом детства Ирвингом Цезарем и написал «Свани». Эл Джолсон сделал из этой песни величайший «хит» Америки 1920 г. На третьем десятке Гершвин вошел в избранный круг выдающихся американских композиторов, в котором и господствовал до своей кончины от рака мозга в возрасте тридцати восьми лет.

Музыка Гершвина по большей части очень близка нам и звучит чаще, чем произведения любого другого композитора. Его «Рапсодия», «Концерт в фа», «Американец в Париже», «Порги и Бесс», мелодии к спектаклям и фильмам сегодня так же популярны, как во время их написания. Гершвин утверждал, что песня должна исполняться снова и снова, чтобы стать популярной, «раскрученной». Его музыка пережила бесчисленные повторения, но она все еще заполняет концертные залы и театры восторженными толпами.

Музыка Гершвина привлекательна тем, что наполнена солнцем и надеждой и часто сдобрена обезоруживающей меланхолией. Его нежные мелодии поднимаются на богатом гармоническом фундаменте, ритмы джазового века пульсируют в его музыке к фильмам и спектаклям, пропущенные такты и скоропалительные ноты как бы выталкивают написанные его братом Айрой либретто. Джордж принес звуки городской жизни с улиц в «пентхаусы», в концертные залы, бродвейские шоу и оперные театры. Сплав популярных песен с американскими спиричуэлами, пением еврейского кантора, рэгтаймом, свинговым джазом и симфонией провозгласил век, в котором, по выражению его коллеги Коула Портера, «все годится», но только что-то экспрессивное, подвижное и избыточно музыкальное.

Сын иммигрантов из России Морриса (кожевника) и Розы Гершовицов, Джордж вырос в Бруклине и в Нижнем Ист-Сайде Манхэттена. В то время, как его старшего брата Айру точнее всего можно было бы назвать книжником, постоянно писавшим и писавшим короткие и забавные пьески о современных ему нравах, Джордж был атлетом, человеком активным и полным энергии. Он не был вундеркиндом, но в подростковом возрасте проявил растущую склонность и интерес к музыке. В пятнадцать лет Джордж пошел работать популяризатором песен в «Переулке жестяных кастрюль» – районе 20-х улиц на Манхэттене, где было сосредоточено большинство известных музыкальных издательств и магазинов того времени. Популяризатор песен сидел за пианино в тесной комнатушке, исполняя новинки издателя для заходящих покупателей. Продажа не являлась крупным бизнесом до того, как радио и телевидение облегчили доступ к популярной музыке. Гершвин вскоре понял, какая музыка и каким образом оказывала быстрейшее и наилучшее впечатление. Никогда не учась в консерватории, Гершвин учился в условиях жесткой конкуренции на нью-йоркском музыкальном рынке. Идолами Гершвина были Джером Керн и Ирвинг Берлин. В действительности Джордж попытался работать на чуть более старшего и весьма удачливого Берлина, который отказал Гершвину, побуждая его писать собственные песни.

«Свани» оказался самым большим хитом в его карьере песенника. Удивительно теплое и энергичное исполнение ее Элом Джолсоном целиком захватывало слушателей и сделало Гершвина популярным автором. Когда Гершвин писал «Я построю лестницу в рай» и другие песни для альбома Джорджа Уайта «Скандалы 1922 г.», он познакомился с руководителем джаз-оркестра Полом Уайтменом. Их встреча оказала огромное воздействие на историю американской музыки.

Когда Гершвина попросили написать композицию для первого джазового концерта Уайтмена, он постарался показать серьезным слушателям музыки, что джаз «вполне приемлем». Во время поездки на поезде в Бостон на репетицию своего нового (и оказавшегося неудачным) шоу «Добрый дьяволенок», стук колес вдохновил его на сочинение «Рапсодии в стиле блюз». Он закончил работу за три недели. Ферде Грофе, позже получивший известность как автор сюиты «Гранд-Каньон», оркестровал «Рапсодию» для джаз-оркестра Уайтмена. Говорят, Айра дал название этому сочинению после посещения картинной галереи. Ныне знаменитое вступление с пронзительным глиссандо на кларнете и самим композитором за фортепьяно сделало из «эксперимента современной музыки» Уайтмена историческое событие.

Следующее шоу Гершвина с Адель и Фредом Астейрами в главных ролях получило название «Леди, будьте добры!». «Пленительный ритм», «Леди, будьте добры!», «Половина этого голубчика блюза» и «Мужчина моей любви» (последняя песня была изъята из шоу, поскольку получила прохладный отклик) были впервые исполнены в музыкальной комедии. Каждое последующее шоу соответствовало одной и той же формуле: юноша встречает девушку, юноша теряет девушку, юноша получает девушку плюс блестящие песни Гершвина в соавторстве с Айрой. Те шоу, включая «Встань на цыпочки», «О'кей!», «Смешное лицо» (в котором Астейр впервые использовал цилиндр и фрак), «Пусть гремит оркестр» и «Безумная», сегодня почти забыты, их либретто слишком привязаны к своему времени. Песни, обычно исполняемые вне их изначального драматического контекста, впервые прозвучали в тех бродвейских мюзиклах. Песни «Добрый и задушевный», «То безошибочное ощущение», «Делай, делай, делай», «Кто-то охраняет меня», «Это изумительно», «Цилиндр», «Лайза», «Пусть гремит оркестр», «Соблазнительная ты», «В ожидании благоприятного момента», «Но не для меня» и «Я понял ритм» исполняются теперь отдельно, вне контекста тех фривольных историй, частью которых они были. Музыка каждой из перечисленных песен стала неотъемлемой частью американской культуры. Стоит произнести их названия, и вы наверняка запоете их.

Между выпусками шоу Гершвин продолжал изучать гармонию, контрапункт и оркестровку. В более поздние годы Айра не раз утверждал, что его брат стал ученым музыковедом, который на третьем десятке анализировал партитуры Арнольда Шёнберга и постоянно наигрывал фортепьянные пьесы Клода Дебюсси. Руководитель Нью-Йоркского симфонического оркестра Вальтер Дамрош поручил в 1925 г. молодому, но уже популярному Гершвину написать джазовую симфонию. Гершвин откликнулся энергичным блюзовым «Концертом в фа». Даже больше, чем «Рапсодия», «Концерт» подтвердил искусное владение Джорджем музыкальной формой и изобретательной композицией. Ритмы произведения настолько заразительно разгульны, что слушатель охотно подчиняется их очарованию.

Схожим образом его оркестровая композиция «Американец в Париже» принесла в 1928 г. в концертные залы какофонию клаксонов французских такси. Музыкальная прогулка «Американца» по парижским улицам увенчалась небывалым успехом. Впервые ее исполнил симфонический оркестр Дамроша, а со временем все крупные оркестры. В тридцать лет Гершвин стал самым знаменитым композитором в мире. Его музыка начала оказывать влияние на таких разных композиторов, как Равель, Стравинский и Берг.

Шоу «О тебе я пою» на либретто Джорджа С. Кауфмана и Р. Рискина и на стихи Айры впервые было показано в 1931 г. и было награждено Пулитцеровской премией за драматургию (а не за музыку). Мишенью этой саркастической и язвительной сатиры стало американское правительство, самые дорогие нашему сердцу институты. Песни «Кому какое дело?», «Любовь охватывает всю страну», «Потому, потому» и «О тебе я пою» («Бейби») были, по словам критика Брукса Аткинсона, «смешнее, чем правительство, но не опасны». Усложненная драматургия этого шоу подготовила Гершвина к работе над его величайшим произведением – народной оперой «Порги и Бесс».

«Порги» стала величайшей сценической работой из когда-либо написанных американскими композиторами. Жизнь чернокожих в гетто Кэтфиш-роу описана с любовью, чистотой и уважением, которые и сегодня звучат правдиво. Музыка Гершвина уже не была ни мелодиями для бродвейских шоу, ни якобы большой оперой, а была музыкой народа, истинных чувств, страхов, вожделений, надежд, чего-то возвышенного. Как и в большинстве своих крупных произведений, он соединил весь свой музыкальный опыт в трогательно прекрасной экспрессии.

Последние два года жизни Гершвин провел в Голливуде, где написал еще несколько бессмертных песен («У меня этого не отнимешь», «Давай все отменим», «Все они смеялись», «Туманный день (в городе Лондон)», «Пришла любовь» и «Любовь навеки»). Он назначал свидания красавицам актрисам (Симоне Саймон и затем миссис Чарли Чаплин – Полет Годдар), страдал от деспотических выходок продюсера Сэмюэла Голдвина, наслаждался общением со своими, привезенными из Нью-Йорка друзьями и старался заработать достаточно денег, чтобы посвятить остаток жизни серьезным сочинениям. Его смерть от опухоли мозга на тридцать девятом году жизни была такой же трагедией, как и преждевременные кончины Перселла, Моцарта, Мендельсона, Шопена и Бизе.

Многие критики отмечали, что Гершвин смешивал народную и классическую музыку. Однако это было свойственно многим великим композиторам. Музыка простых людей находит свое место в симфонической музыке вместе с величественными сочинениями. Аарон Копленд и Эли Зигмейстер использовали в своем творчестве ковбойские песни, Бенджамин Бриттен – матросские запевки, Сергей Прокофьев – русские крестьянские напевы, Карлос Чавес и Сильвестре Ревуэльтас – мексиканские народные мелодии, и все они брали пример с Гершвина.

Гармонии и характерные ритмы свинга и джаза также испытали воздействие музыки Гершвина. Несмотря на красивые лирические мелодии и остроумные ритмы, его музыка вырастает прежде всего из собственной гармонической структуры. Развитие джаза после Гершвина можно приписать в основном расширению и усложнению гармонии. Еще до исторического концерта Бенни Гудмена в Карнеги-холле Гершвин вместе с Полом Уайтменом показал значение и художественную силу джаза. Ибо подобно Модесту Мусоргскому (чья музыка близка русскому чернозему) и своему великому современнику Дюку Эллингтону Гершвин навсегда стал символом музыки простых американцев, выражаемой с утонченностью, смехом, пикантностью и любовью.