Глава XVIII. Вэй-цзы ушел...

1. Вэй-цзы ушел, Цзи-цзы сделан рабом, а Би-гань умер за увещания. Конфуций сказал: «Иньский дом имел трех гуманных людей».

Вэй-цзы был родной брат иньского государя Чжоу от наложницы, а Цзи-цзы и Би-гань будто бы были его дяди. Вэй-цзы при виде беззаконий Чжоу-вана удалился, а Цзи-цзы и Би-гань стали увещевать, за что Чжоу-синь умертвил Би-ганя, а Цзи-цзы был сделан рабом и притворился сумасшедшим.

2. Лю Ся-хуэй был судьею, и его трижды отставляли от должности. Некто сказал ему: «Разве вы не можете удалиться?» Лю Ся-хуэй отвечал: «Если я буду служить людям честно, с прямотой, то куда бы я ни пошел, всюду подвергся бы троекратному изгнанию со службы; а если служить людям кривдою, то зачем же тогда уходить из родного государства?»

3. Циский князь Цзин по поводу обхождения с Конфуцием сказал: «Я не могу принять его как Цзи-ши (первого сановника); приму его по этикету, среднему между приемом Цзи-ши и Мэн-ши», а вслед за тем сказал: «Я уже стар и не могу воспользоваться его услугами». Конфуций удалился.

4. Цисцы послали лускому князю певиц. Цзи Хуань-цзы (временщик) принял их. В течение трех дней не было представлений ко двору. Конфуций удалился.

В 14 г. правления Дин-гуна Конфуций, говорят, был министром уголовных дел (Президентом уголовной палаты) и в течение трех месяцев привел все в такой порядок и благоустройство, что циский князь, опасаясь, что дальнейшая деятельность Конфуция доставит лускому князю первое между удельными князьями место, решился при помощи циских певиц отвлечь князя от правительственной деятельности и выжить Конфуция, – что, как мы видим, ему вполне удалось.

5. Чуский сумасшедший Цзе-юй, проходя мимо Конфуция с песнями, сказал: «О феникс, феникс! Как упали твои добродетели! Прошедшего невозможно остановить увещаниями, а будущее еще поправимо. Оставь, оставь службу! В настоящее время участие в правлении опасно». Конфуций вышел из телеги и хотел поговорить с ним, но тот убежал, и им не удалось поговорить.

Цзе-юй, говорят, был отшельник, притворившийся сумасшедшим. Он встретил Конфуция на пути его в Чу. Сравнивая Конфуция с фениксом, который будто бы появляется в эпоху мира и благоденствия, он как бы издевается над ним за несвоевременное появление и советует ему исправить свою ошибку – удалиться от мира и отказаться от опасной погони за служебной карьерой.

6. Чан-цзюй и Цзе-ни вместе пахали. Конфуций, проезжая, послал Цзы-лу спросить у них, где переправа. Чан-цзюй сказал: «А кто это правит повозкою?» Цзы-лу отвечал: «Это Кун-цю». «А, это луский Кун-цю?» «Да». «Так он сам знает, где переправа». Цзы-лу обратился с тем же вопросом к Цзе-ни. Последний спросил его: «Вы кто такой?» «Я Чжун-ю». «Ученик луского Кун-цю?» «Да». «Волны беспорядков, – сказал Цзе-ни, – разлились по всему миру. Кто-то усмирит их? Кроме того, чем следовать за ученым, удаляющимся от одного к другому, не лучше ли последовать за ученым, удалившимся от мира?» Сказав это, он снова принялся боронить. Цзы-лу удалился и доложил Конфуцию, который с досадою сказал: «Нельзя быть человеку с животными в одном стаде. Если мне не иметь общения с людьми, то с кем же иметь его? Если бы во Вселенной царил порядок, то моего участия в изменении ее было бы не нужно».

7. Сопровождая Конфуция на пути из Чу в Цай, Цзы-лу отстал и, встретившись со старцем, несшим на палке за плечами навозную корзину, обратился к нему со следующим вопросом: «Не видели ли вы моего Учителя?» Старец сказал: «Ты не трудишься, не в состоянии различить сортов хлеба. Почем я знаю, кто твой учитель?» С этими словами он воткнул палку в землю и стал полоть. Цзы-лу стоял, сложив почтительно руки. Тронутый его почтительностью, старик оставил Цзы-лу ночевать, зарезал курицу, приготовил просо, накормил его и представил своих двух сыновей. На другой день Цзы-лу отправился в путь и сообщил о случившемся Конфуцию. Философ сказал: «Это отшельник», и послал Цзы-лу опять повидаться с ним. Но когда Цзы-лу пришел к прежнему месту, то увидел, что старец уже ушел. Цзы-лу сказал: «Не служить – значит отрицать долг. Если нельзя упразднить нравственную связь между старшими и младшими, то как же можно упразднить долг между государем и подданным? Желая держать себя чистым (т. е. укрыться от житейской грязи и смуты), мы нарушаем великие социальные законы. Службою благородный муж исполняет свой долг по отношению к государю. Что Учение не распространяется, это мы знаем».

Старец, или почтенный человек, о котором идет речь, также принадлежал, говорят, к категории отшельников, которые в то смутное и бесправное время, не видя возможности принести пользу своей родине и, быть может, из желания спасти свою жизнь, удалялись от мира и вели уединенную жизнь, заботясь о своем нравственном преуспеянии. Им не нравилась суетливая и, по их мнению, бесполезная деятельность Конфуция и его учеников, направленная к осуществлению на практике в государственном управлении своих идеалов. Потому-то все они и относились к Конфуцию и его последователям с явным пренебрежением. Последние также платили им той же монетой, считая их нарушителями одного из пяти основных принципов социальных отношений, который, по их мнению, они приносят в жертву своему эгоизму. Эти пять принципов суть: любовь в отношениях между родителями и детьми, долг в отношениях между государем и подданным, различение между супругами, порядок между старшими и младшими и искренность (доверие) между друзьями.

8. Отшельники – это Бо-и, Шу-ци, Юй-чжун, И-и, Чжу-чжан, Лю Ся-хуэй и Шао-лянь. Философ сказал: «Не поступившиеся своими убеждениями и не посрамившие себя – это были отшельники Бо-и и Шу-ци». Об отшельниках Лю Ся-хуэе и Шао-ляне он отозвался, что те поступились своими убеждениями и посрамили себя; но слова их согласовались с разумом вещей, а действия – с общим мнением (т. е. справедливостью); у них было только это. Об отшельниках Юй-чжуне и И-и он отозвался, что те, живя в уединении, хотя и были разнузданы в речах, но сами лично удовлетворяли условиям нравственной чистоты, и их удаление от мира соответствовало силе обстоятельств. Философ добавил: «Я отличаюсь от всех этих – я не предрешаю ничего, я ни за, ни против, а руководствуюсь сознанием долга».

О Бо-И и Шу-ци было говорено в гл. V § 32. Что касается Юй-чжуна, иначе Чжун-юна, то он вместе с Тай-бо бежал к цзинским инородцам. Живя в царстве У, он остриг волосы, татуировался и ходил голый. О Чжу-чжане нам ничего неизвестно из классиков. Шао-лянь хотя и был восточный варвар, но строгим соблюдением правил о трауре заслужил одобрение ритуалистов.

9. Главный капельмейстер Чжи отправился в Ци; Гань, распорядитель музыки при завтраке, отправился в Чу; Ляо, распорядитель музыки при обеде, ушел в Цай, и Цюэ, распорядитель музыки при ужине, отправился в Цинь; барабанщик Фан-Шу удалился в Хэ-нэй, к северу от Желтой реки; тамбу-рист У удалился в Хань-чжун, а младший капельмейстер Ян с [игравшим на каменном гонге] Сянем удалились на взморье.

Известно, что музыка составляла одну из прерогатив владетельных князей. Между тем, после преобразования музыки Конфуцием, в царстве Лу три знатные фамилии предвосхитили это право; тогда музыканты, не желая служить узурпаторам, разбрелись по разным частям тогдашнего Китая.

10. Чжоу-гун обратился к Лу-гуну с такою речью: «Благородный государь не бросает своих родственников, не доводит сановников до ропота из-за того, что их не употребляют на службу; аристократию без важных причин не бросает и не ищет всех совершенств в одном человеке».

Это наставление, с которым Чжоу-гун обратился к своему сыну Бо-циню, отправлявшемуся на княжение в Лу.

11. У Чжоу было восемь знаменитых чиновников: Бо-да, Бо-го, Чжун-ту, Чжун-ху, Шу-е, Шу-ся, Цзи-суй и Цзи-гуа.

Одни говорят, что эти знаменитости, рожденные от одной матери с четырьмя сосцами, процветали при Чэн-ване (1115–1078 гг. до Р.X.), а другие полагают, что они жили при Сюань-ване (827–781 гг. до Р.X.). Приводятся они здесь с целью показать, как богата была талантами династия Чжоу.