Философия в широком смысле этого слова может быть обнаружена во всех цивилизациях. Однако в некоторых из них, таких как древние Индия, Китай и Греция, философия развивалась более систематически. Поскольку в этих странах философские мысли издавна облачались в письменную форму, мы, живущие в настоящее время, можем напрямую ознакомиться с ними. Письменность также давала возможность собирать философские мысли и обмениваться ими иначе, чем в цивилизациях, основанных только на устном слове. То, что написано, длится во времени. Фиксация в письменной форме позволяет возвращаться к ранее сформулированным мыслям, ставить вопросы по их поводу и прояснять их содержание. Таким образом, с использованием письменности анализ и критика философских положений приобрели совершенно новые возможности.

Сжатое изложение истории философии всегда сопряжено с определенным выбором. В этой Истории философии мы начнем с первых греческих философов и проследим развитие европейской философии вплоть до наших дней. Что касается персоналий, то по большей части наш выбор включает мыслителей представителей высших классов из центральных районов Европы. Среди них мало женщин, выходцев из низших сословий и представителей культурной периферии. Такова история! Мы ставим задачу, во-первых, понять, что утверждали эти философы, и, во-вторых, выяснить ценность положений, которые они нам оставили. Нашим исходным пунктом будет Греция приблизительно шестого века до Р.Х.

Вначале полезно бросить взгляд на общество, в котором возникла ранняя греческая философия. Для наших целей достаточно охарактеризовать только ряд его главных особенностей.

Греческий город-государство (греч. polis) во многом отличался от современных государств. В частности, полис был малым обществом как по числу жителей, так и по величине территории.

В V в. до Р.Х. Афинский полис, например, насчитывал около 300 тысяч жителей. Из них, по некоторым данным, около 100 тысяч были рабами. Если исключить женщин и детей, то получается приблизительно 40 000 свободных афинских граждан мужского пола [В Афинах было три группы жителей: собственно афиняне, свободные чужеземцы и рабы. Афинское гражданство переходило по наследству, и чужеземцы не могли автоматически получить его, даже если они (или их родители) родились в Афинах. Афинские женщины, точно так же, как рабы и чужеземцы, исключались из политики.]. Только они обладали политическими правами.

Географически греческие полисы были разделены горами и морем. Сам полис состоял из собственно города и его окрестностей. Путешествие между фаницами полиса и центром города обычно не занимало более одного дня. Ремесла, торговля и сельское хозяйство являлись самыми важными видами деятельности.

Греческий полис представлял собой тесно связанное сообщество, что отражалось как на его политических институтах, так и на политических теориях. Одно время в Афинах существовала непосредственная демократия, при которой в управлении полисом могли принимать участие все свободные мужчины. Политические идеалы характеризовались гармонией равных в политической сфере индивидов, законом и свободой. При этом свобода понималась как жизнь сообща в соответствии с общим для всех законом, а несвобода — как жизнь в состоянии бесправия или под властью тирана. Считалось, что в управляемом законами, гармоничном и свободном обществе возникающие проблемы должны решаться путем открытого и рационального обсуждения.

Поэтому неудивительно, что фундаментальными положениями греческой философии (начиная с первофилософов V века до Р.Х. вплоть до Аристотеля) являлись идеи гармонии и порядка, которые обнаруживают себя и в природе, и в обществе. Для политических теорий Платона и Аристотеля исходным было понятие «человек-в-сообществе», а не понятие изолированного индивида или понятие вознесенного над индивидом универеального закона и государства. Например, не считалось, что человек обладает какими-то «прирожденными правами». Права определялись функцией человека и его ролью в обществе. Под добродетелью (arete) в основном понималась не способность жить в соответствии с некоторыми всеобщими отвлеченными моральными нормами, но скорее реализация индивидом предназначения быть человеком, нахождение соответствующего места в обществе. Закон считался порядком, который обеспечивал функционирование общества, причем, как правило, он не содержал множество формальных запретов, игнорирующих конкретное общество и универсально применимых ко всем обществам.

Сразу отметим, что Платон и Аристотель творили в условиях греческого полиса, и для них, скажем, рабы были столь же естественны, как для нас служащие и работодатели.

Географические факторы способствовали тому, что греческие города-государства часто были политически независимыми. Однако экономически они зависели от хозяйственной кооперации, благодаря которой получали необходимые товары и продукты (например, зерно), которыми не могли обеспечить себя сами.

После заселения Пелопонесского полуострова, что произошло приблизительно в IX веке до Р.Х., начался период экспансии греческих полисов. Нередко территории, окружавшие собственно город, были мало плодородными, а население росло в большей пропорции, чем они могли прокормить. Выход из сложившейся ситуации был найден в VIII веке до Р.Х., когда часть избыточного населения стала основывать колонии (например, в южной Италии). Расширяющаяся торговля вела как к стандартизации мер и весов, так и к чеканке монет. Стало ощутимым социальное расслоение. Вместо натурального обмена, скажем, козьих шкур на зерно, сельские производители начали менять козьи шкуры на деньги, не всегда понимая их реальную меновую стоимость. Стал возможным денежный заем для покупки зерна и даже для того, чтобы расплатиться за исходный заем. Возникла практика исчисления процентов за предоставленный кредит. В результате всего этого появились очень богатые, тогда как многие оказались в глубокой нужде.

Возникшая социальная напряженность привела в VII веке до Р.Х. к общественным беспорядкам. Простой народ требовал экономической справедливости. Обычно под лозунгом ее установления появлялся сильный человек (греч. тиран), который захватывал власть.

Однако зачастую эти диктаторы становились «тиранами» в нашем понимании этого слова и управляли, исходя из своих собственных прихотей. Это опять вызывало политическое недовольство. К VI веку до Р.Х. население городов-государств выступило с требованиями законности и равенства. Афинская демократия (IV в. до Р.Х.) возникла, помимо прочего, как результат этого недовольства.

Генезис греческой философии может быть прослежен до Фалеса (Thales), жившего в ионической колонии Милет во времена Солона (Solon, ок. 630–560 до Р.Х.). Отметим здесь же, что Платон и Аристотель жили в Афинах в IV веке до Р.Х., то есть после поражения афинской демократии в борьбе со Спартой и перед царствованием Александра Великого или Македонского (Alexander the Great, 356–323, царствовал с 336 до Р.Х.).

Мы собираемся предложить определенную интерпретацию главных черт греческой философии вплоть до софистов, поставив в центр вопрос об изменении и проблему единства в разнообразии.

Жизнь. Наше знание о древнейших греческих философах и их учениях является скудным. У нас мало достоверной информации о них, а их подлинные работы по большей части дошли до наших дней во фрагментах. Поэтому то, что о них будет сказано, основано на предположениях и реконструкциях их учений по пересказам других философов.

Считается, что Фалес жил между 624 и 546 г. до Р.Х. Частично это предположение основывается на утверждении Геродота (Herodotus, ок. 484–430/420 до Р.Х.), писавшего, что Фалес предсказал солнечное затмение 585 г. до Р.Х.

Другие источники сообщают о путешествии Фалеса по Египту, что было достаточно необычным для греков его времени. Сообщают также, что Фалес решил задачу исчисления высоты пирамид путем измерения длины тени от пирамиды, когда его собственная тень равнялась величине его роста.

Рассказ о том, что Фалес предсказал солнечное затмение, указывает на то, что он владел астрономическими знаниями, которые, возможно, пришли из Вавилона. Он также обладал познаниями по геометрии — области математики, которая была развита греками. (Арифметика и нуль пришли к нам от арабов. Наши цифры являются арабскими, а не греческими или римскими). Универсальность математических утверждений способствовала формированию у греков представлений о теории и теоретической проверке. Действительно, математические утверждения считаются истинными в ином смысле, чем утверждения об отдельных частных явлениях. Поэтому универсальные утверждения математики должны подвергаться критике иначе, чем это делается для нематематических утверждений. Все это сделало необходимым развитие методов аргументации и рассуждений, не основывающихся на воспринимаемой очевидности.

Фалес, как утверждают, принимал участие в политической жизни Милета. Он использовал свои математические знания для улучшения навигационного оборудования. Он был первым, кто точно определял время по солнечным часам. И, наконец, Фалес разбогател, предсказав засушливый неурожайный год, в преддверии которого он заранее заготовил, а затем выгодно продал оливковое масло.

Труды. Мало что можно сказать о его работах, так как все они дошли до нас в переложениях. Поэтому мы вынуждены придерживаться в их изложении того, что сообщают о них другие авторы. Аристотель в Метафизике говорит, что Фалес был родоначальником такого рода философии, которая ставит вопросы о начале, из которого возникает все сущее, то есть то, что существует, и куда потом все возвращается. Аристотель также говорит, что Фалес полагал, что таким началом является вода (или жидкость). Однако точно не известно, что имел в виду Фалес, если он действительно утверждал это. Учитывая эту оговорку, мы предпримем попытку реконструктивной интерпретации «философии Фалеса».

Итак, говорят, что Фалес утверждал, что «все есть вода». И с этого утверждения, как считается, начинается философия. Для неискушенного читателя едва ли можно найти менее удачное начало. Ведь это утверждение, подумает он, является полной бессмыслицей. Однако давайте попытаемся понять Фалеса. Явно неразумно приписывать ему утверждение «все есть вода» в буквальном смысле. Тогда, например, эта книга и эта стена являются водой точно так же, как и вода в водопроводном кране. Но что же в таком случае мог иметь в виду Фалес?

Перед тем как изложить нашу интерпретацию Фалеса, отметим несколько вещей, которые всегда полезно помнить при изучении философии. Философские «ответы» часто могут казаться либо тривиальными, либо абсурдными. Если в качестве введения в философию прочитать и изучить различные ответы на вопросы о природе и начале сущего, то есть фактически перебрать одну за другой двадцать или тридцать интеллектуальных систем, то философия может показаться чем-то странным и запредельным. Однако для того чтобы понять «ответ», конечно, нужно знать вопрос, на который стремятся ответить. Нам необходимо также знать, какие существуют доводы или аргументы для обоснования ответа.

В качестве иллюстрации воспользуемся следующей достаточно условной параллелью. При изучении физики для понимания полученных ответов нет необходимости постоянно прояснять, какие виды вопросов и аргументов существуют в пользу ответов. Усвоение физики в основном предполагает знакомство с тем, какие вопросы и какие аргументы являются главными для этой науки в целом. Как только студент-физик усваивает вопросы и аргументы, он может изучать ответы на вопросы. Именно такие ответы-результаты излагаются в учебниках. В этом плане философия не похожа на физику. В ней имеются разные типы вопросов и разные типы аргументов. Вот почему в каждом частном случае мы должны попытаться понять, какие вопросы задает изучаемый нами философ и какие аргументы он использует в пользу того или иного ответа. Только тогда мы сможем начать понимать «ответы».

Но и этого недостаточно. В физике также известно, каким образом могут быть применены полученные результаты или ответы. Так, они вооружают нас возможностями управления определенными явлениями природы, как это происходит, например, при строительстве мостов. Но для чего может быть использован философский ответ? Можно, конечно, применять политическую теорию как модель для реформирования общества. Вместе с тем вряд ли так просто указать, как можно «использовать» философский ответ. Обобщенно говоря, предназначение философских ответов не в том, что они могут быть «использованы», а в том, что они способствуют нашему лучшему пониманию некоторых реалий. В любом случае мы можем говорить о разных ответах, которые имеют различные следствия. Поэтому принципиальное значение имеет то, какие ответы мы даем на философские вопросы. Так, политическая теория может иметь разные следствия в зависимости от того, берет ли она в качестве исходного пункта индивида или общество. Значит, важно осознавать, какие следствия может иметь философский ответ.

Рассматривая философские вопросы и ответы, необходимо осознавать наличие четырех факторов:

1. Вопрос

2. Аргумент(ы)

3. Ответ

4. Следствие(я).

Наименее важным из них является ответ! По крайней мере в том смысле, что ответ становится осмысленным только в свете остальных трех факторов.

Поэтому в качестве просто некоторого ответа утверждение Фалеса «все есть вода» вряд ли содержит много ценной информации. При буквальном понимании оно является абсурдным. Однако мы можем попытаться понять, что оно означает путем восстановления (реконструирования) соответствующих ему вопроса, аргумента и следствия.

Можно представить, что Фалес задавался вопросами о том, что остается постоянным при изменении и что является источником единства в разнообразии. Кажется правдоподобным, что Фалес исходил из того, что изменения существуют и что существует какое-то одно начало, которое остается постоянным элементом во всех изменениях. Оно является «строительным блоком» вселенной. Подобный «постоянный элемент» обычно называют первоначалом (Urstoff) [В английском тексте используется термин Urstoff, который в норвежском и немецком языках обозначает простейшее вещество. Его латинским аналогом является substantia, а греческим — hypokeimenon с буквальным значением подлежащее. — В. К.], то есть «исходным (примитивным) материалом», «первоосновой», из которой сделан мир (греч. arche).

Фалес, как и другие, наблюдал множество вещей, которые возникают из воды и которые исчезают в воде. Вода превращается в пар и лед. Рыбы рождаются в воде и затем в ней же умирают. Многие вещества, подобно соли и меду, растворяются в воде. Более того, вода необходима для жизни. Эти и подобные простые наблюдения могли подвести Фалеса к утверждению, что вода является фундаментальным элементом, который остается постоянным во всех изменениях и преобразованиях.

Рассмотренные выше вопросы и наблюдения делают разумным предположение, что Фалес оперировал с двумя, выражаясь современным языком, состояниями воды. Это — вода в «обычном» жидком состоянии и вода в трансформированном состоянии (твердом и газообразном), то есть в виде льда, пара, рыб, земли, деревьев и всего прочего, что само по себе не является водой в обычном состоянии. Вода существует частично в виде недифференцированной первоосновы (жидкая вода) и частично в виде дифференцированных объектов (всего остального).

Таким образом, устройство вселенной и преобразования вещей могут быть представлены в виде вечного кругооборота.

вода в дифференцированном состоянии

вещи

первооснова

вода в недифференцированном состоянии

Итак, суть предлагаемой интерпретации рассматриваемого положения Фалеса кратко выражается формулой — из воды возникают все остальные объекты, и они же превращаются в воду. Отметим, что возможны и другие интерпретации.

Мы не утверждаем, что Фалес на самом деле начал с точно сформулированного вопроса, затем принялся за поиски аргументов, после чего пришел к ответу. Не нам решать, что было для него первым. Мы только попытались реконструировать возможную внутреннюю связь философии Фалеса.

Придерживаясь предложенной интерпретации, можно утверждать, что:

1) Фалес поставил вопрос о том, что является фундаментальным «строительным блоком» вселенной. Субстанция (первоначало) представляет неизменный элемент в природе и единство в разнообразии. С этого времени проблема субстанции стала одной из фундаментальных проблем греческой философии;

2) Фалес дал косвенный ответ на вопрос, каким образом происходят изменения: первооснова (вода) преобразуется из одного состояния в другое. Проблема изменения также стала еще одной фундаментальной проблемой греческой философии.

Рассмотренные выше вопросы и аргументы являются в равной мере и философскими и естественно научными. Фалес, таким образом, выступает одновременно и как естествоиспытатель, и как философ. Однако, что мы подразумеваем под естествознанием в противоположность философии?

По этому поводу отметим следующее. Философию необходимо отличать от других четырех видов деятельности: изящных искусств, экспериментальных наук, формальных наук и теологии. Независимо от того, как тесно она может быть связана с любым из этих видов, она не совпадает с ними. В отличие от искусств философия делает утверждения, которые в определенном смысле могут быть истинными или ложными. Философия не зависит от опыта в том смысле, в котором от него зависят экспериментальные науки (физика, психология). В отличие от формальных наук (логики, математики) философия размышляет над своими собственными предпосылками (принципами) и пытается их исследовать и легитимировать. В сравнении с теологией философия не обладает фиксированным множеством предположений, например, основанных на откровении догм, от которых невозможно отказаться по доктринальным соображениям. Хотя философия всегда имеет определенные виды предположений, от которых, возможно, она никогда не сможет отказаться.

Поскольку Фалес в значительной мере основывает свои аргументы на опыте, его можно назвать «естествоиспытателем». Но поскольку он явно задает вопросы относительно природы как целого, его можно считать и «философом». Отметим, что разделение философии и естествознания возникает только в Новое время, а не в эпоху Фалеса. Ведь даже Ньютон в конце XVII в. называет физику «натуральной философией» (philosophia naturalis).

Однако, независимо от того, будем ли мы считать Фалеса естествоиспытателем либо философом, налицо несоответствие между его ответом и его аргументами. В некотором смысле данный им ответ превосходит по масштабам аргументы! Иначе говоря, выдвигая упомянутые аргументы, Фалес утверждает гораздо больше того, на что он имеет основания. Это несоответствие между аргументами и утверждениями вообще характерно для греческих натурфилософов.

Даже если остановиться на наиболее благоприятной интерпретации, то представляется очевидным, что по существу правильные наблюдения, которые предположительно делал Фалес, не вели однозначно к данному им ответу. Тем не менее трудно переоценить значение его философии природы. Действительно, если все есть вода в ее различных формах, тогда все, что происходит, все изменения должны быть объяснимыми с помощью законов, которым подчиняется вода. Вода не является чем-то мистическим. Она является осязаемой и знакомой, тем, что мы видим, ощущаем и используем. Вода нам полностью доступна — так же, как и ее поведение. Здесь мы имеем дело с наблюдаемыми феноменами. (С современной точки зрения, мы можем сказать, что это открывает путь для научного исследования. Так, можно выдвинуть гипотезу о том, как будет вести себя вода в определенных условиях, а затем проверить, соответствует ли эта гипотеза действительному поведению воды в этих условиях. Другими словами, в случае с водой имеется основа для экспериментального научного исследования).

Сказанное означает, что все, абсолютно все в природе, постижимо человеческим мышлением. Без сомнения, подобный вывод является революционным. Все является познаваемым точно так же, как познаваема вода. Природа, вплоть до ее глубинных феноменов, проницаема для человеческого мышления. Выраженная в отрицательной форме, эта мысль гласит, что ничто не является мистическим или непостижимым. В природе нет места для непознаваемых богов или духов. Именно эта мысль послужила началом процесса интеллектуального завоевания человеком природы.

Вот почему мы считаем Фалеса первым философом (или ученым). Начиная с него, мышление приступило к своему совершенствованию. Из мышления в рамках мифа (мифологического мышления) оно стало преобразовываться в мышление в рамках логоса (логическое мышление). Фалес освободил мышление как от пут мифологической традиции, так и от цепей, привязывавших его к непосредственным чувственным впечатлениям.

Конечно, мы представили очень упрощенную схему. Переход от мифа к логосу не является необратимым событием, которое произошло в определенный момент истории или, говоря более конкретно, во времена первых философов. Мифологическое и логическое постоянно переплетались и переплетаются и в истории человечества, и в жизни отдельного индивида. Переход от мифа к логосу относится к числу задач, которые неизменно возникают перед каждой эпохой и каждой личностью. Многие даже сейчас утверждают, что миф не только не является примитивной формой мышления, которая должна быть преодолена, но что именно миф, правильно истолкованный, является подлинной формой понимания.

Полагая, что Фалес был первым ученым и что наука была основана греками, мы не утверждаем, что Фалес или другие греческие мудрецы знали больше (по объемному показателю) отдельных фактов, чем образованные древние вавилоняне или египтяне. Суть дела в том, что именно грекам удалось разработать понятия рационального доказательства и теории как его средоточия. Теория претендует на получение обобщающей истины, которая не просто провозглашается, взявшись неизвестно откуда, а появляется путем аргументации. При этом и теория, и полученная с ее помощью истина должны выдержать публичные испытания контраргументами. У греков возникла гениальная идея, что следует искать не только собрания изолированных фрагментов знания, как это на мифической основе уже делалось в Вавилоне и Египте. Греки начали поиски всеобщих и систематических теорий, которые обосновывали отдельные фрагменты знания с точки зрения общезначимых свидетельств (или универсальных принципов) как оснований вывода конкретного знания. Примером подобного получения конкретного знания является теорема Пифагора.

На этом мы закончим обсуждение Фалеса и его учения. Добавим, что он, возможно, не полностью освободился от мифологического мышления. Он мог рассматривать воду как живую и обладающую душой. Насколько мы знаем, он не проводил различия между силой и веществом. Для него природа, physis, была самодвижущейся («живущей»). Не различал он дух и вещество. Для Фалеса, понятие «природы», physis, по-видимому, было очень обширным и наиболее близко соответствующим современному понятию «бытие».

Итак, мы получили следующую конкретизацию упомянутых выше четырех факторов философского вопрошания.

Подчеркнем, что ответ («вода является постоянным элементом всех изменений») логически не вытекает из вопроса и аргументов. Именно это обстоятельство и вызвало критику Фалеса со стороны его милетских сограждан.

Жизнь. Они были уроженцами Милета. Анаксимандр (Anaximander) жил приблизительно между 610 и 546 гг. до Р.Х. и являлся более молодым современником Фалеса. Анаксимен (Anaximenes), очевидно, жил между 585 и 525 гг. до Р.Х.

Труды. До наших времен сохранился только один фрагмент, приписываемый Анаксимандру. Кроме того, имеются комментарии других авторов, например, Аристотеля, который жил на два столетия позже. От Анаксимена дошли только три небольших фрагмента, один из которых, вероятно, неподлинный.

Анаксимандр и Анаксимен, судя по всему, начали с тех же предпосылок и задавали тот же вопрос, что и Фалес. Однако Анаксимандр не нашел убедительного основания для утверждения о том, что вода является неизменной первоосновой. Если вода преобразуется в землю, земля в воду, вода в воздух, а воздух в воду и т. д., то это означает, что все что угодно преобразуется во все что угодно. Поэтому логически произвольно утверждать, что вода или земля (или что-то другое) является «первоосновой». Такого рода возражения Анаксимандр мог выдвинуть против ответа Фалеса.

Со своей стороны, Анаксимандр предпочел утверждать, что первоосновой является апейрон (apeiron), неопределенное, беспредельное (в пространстве и времени). Этим способом он, очевидно, избежал возражений, аналогичных упомянутым выше. Однако с нашей точки зрения, он «утратил» нечто важное. А именно, в отличие от воды апейрон не является наблюдаемым. В результате Анаксимандр должен объяснять чувственно воспринимаемое (объекты и происходящие в них изменения) с помощью чувственно невоспринимаемого апейрона. С позиции экспериментальной науки, подобное объяснение является недостатком, хотя такая оценка, конечно, является анахронизмом, поскольку Анаксимандр вряд ли обладал современным пониманием эмпирических требований науки. Возможно, наиболее важным для Анаксимандра было найти теоретический аргумент против ответа Фалеса. И все же Анаксимандр, анализируя универсальные теоретические утверждения Фалеса и демонстрируя полемические возможности их обсуждения, называл его «первым философом».

Анаксимен, третий натурфилософ из Милета, обратил внимание на другое слабое место в учении Фалеса. Каким образом вода из ее недифференцированного состояния преобразуется в воду в ее дифференцированных состояниях? Насколько нам известно, Фалес не ответил на этот вопрос. В качестве ответа Анаксимен утверждал, что воздух, рассматриваемый им как «первооснова», сгущается при охлаждении в воду и при дальнейшем охлаждении сгущается в лед (и землю!). При нагревании воздух разжижается и становится огнем. Таким образом, Анаксимен создал определенную физическую теорию переходов. Используя современные термины, можно утверждать, что, согласно этой теории, разные агрегатные состояния (пар или воздух, собственно вода, лед или земля) определяются температурой и величиной плотности, изменения которых ведут к скачкообразным переходам между ними. Этот тезис является примером обобщений, столь характерных для ранних греческих философов.

Подчеркнем, что Анаксимен указывает на все четыре субстанции, которые позднее были названы «четырьмя началами (элементами)». Это — земля, воздух, огонь и вода.

Фалеса, Анаксимандра и Анаксимена называют также милетскими натурфилософами. Они принадлежали к первому поколению греческих философов. Далее мы увидим, что последующие философы доводят высказанные ими мысли до их логического завершения.

Гераклит (Heraclitus) и Парменид (Parmenides) принадлежат ко второму поколению греческих философов. Первый философ, Фалес, образно говоря, «открыл свои умственные очи» и увидел природу, physis. В этом смысле Парменид и Гераклит имели перед умственными очами не только physis, но и теории первого поколения философов. Как мы видели, в связи с вопросами о постоянном элементе всех изменений вначале возник внутренний диалог между Фалесом и Анаксимандром. Парменид и Гераклит, напротив, вступили в спор по поводу разделяемых их предшественниками базисных предпосылок.

Первое поколение натурфилософов считало, что изменение существует. Для них это было предпосылкой, предположением. Исходя из нее, они спрашивали, что является постоянным элементом всех изменений. Второе поколение философов подвергло сомнению эту предпосылку, задав вопрос о том, существует ли изменение? Его представители сделали предметом критического размышления предпосылку, принимавшуюся первым поколением. Парменид и Гераклит предложили явно диаметрально противоположные ответы на этот вопрос. Гераклит утверждал, что все находится в состоянии постоянного изменения или движения. В то же время Парменид считал, что ничто не находится в состоянии изменения! При буквальном понимании оба эти ответа кажутся бессмысленными. Однако, как и в ситуации с ответом Фалеса, буквальное понимание не соответствует тому, что говорили эти философы.

Жизнь. Гераклит был родом из соседнего с Милетом морского порта Эфес. Он жил около 500-х гг. до Р.Х., то есть приблизительно на 80 лет позже Фалеса. Известно несколько историй о Гераклите, но маловероятно, что они имеют под собой реальную основу. При всем этом имеется возможность восстановить его образ по сохранившимся фрагментам. Гераклит предстает замкнутым, резко саркастическим философом, который не всегда понимался современниками и в силу этого был низкого мнения об их умственных способностях. Вот почему он утверждал, что человеческие мнения и точки зрения похожи на «игрушки для детей» [D: 70 [В немецком переводе в качестве основного источника цитируемых фрагментов досократиков используется работа Die Fragmente der Vorsokratiker. Griechisch und Deutsch von Hermann Diels. Bd. 1. Sechste, veibesserte Auflage. Hb. von W.Krantz. Berlin, 1951. В английском переводе используется работа Ch. H.Kahn. The Art and Thought of Heraclitus: An Edition of the Fragments with Translation and Commentary. Cambridge, 1989. В русском переводе в качестве основного источника используется с сохранением нумерация Дильса-Кранца работа Фрагменты ранних греческих философов. Часть I. От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики. Издание подготовил А. Лебедев. Под редакцией И.Д.Рожанского. М.: Наука, 1989.]]. Те же, кто не понимает, согласно другому фрагменту Гераклита [D: 34], похожи на глухих, «отсутствующих, когда присутствуют». Более того, имея в виду суждения большинства, Гераклит сравнивал его представителей с «ослами, предпочитающими солому золоту» [D: 9].

Непонимание современниками учения Гераклита, очевидно, объяснялось не только ложными суждениями большинства. Как философу, Гераклиту было дано прозвище «Темный». Он часто выражал свои мысли с помощью неясных и многозначительных метафор. В противоположность милетским натурфилософам, которые подчеркнуто стремились дистанцировать себя от мифического, Гераклит был склонен к мифологическому стилю выражения. Он не обладал той степенью научности, которую можно найти у милетцев. Не оперировал он и с логическими, хорошо определенными понятиями, как это делали Парменид и элеаты. Гераклит опирался на интуицию и визионерство — его речь походила на слова оракула. Возможно, он имел в виду самого себя, когда говорил, что «бог, который прорицает в Дельфах, не объявляет и не утаивает, а подает знак» [D: 93].

Труды. Насколько мы знаем, Гераклит хранил свои работы в храме Артемиды Эфесской. Сохранилось относительно много его фрагментов. Считается, что 126 фрагментов достоверно принадлежат ему, а авторство 13 фрагментов вызывает сомнения.

В гераклитовских фрагментах упоминаются также и другие философы. Это свидетельствует о том, что философы начинают интересоваться не только исключительно внешними явлениями, но и занимают определенную позицию по отношению к тому, что другие философы говорили о философских проблемах. В результате, благодаря дискуссиям между философами и комментированию работ одних философов в трудах других, возникает и поддерживается философская традиция.

Утверждение «все, абсолютно все, находится в состоянии непрерывного изменения», оказывается логически противоречивым в свете следующего обстоятельства. Мы не можем сформулировать утверждение «все находится в состоянии изменения» без помощи языка. Он выступает в данном отношении как средство указания и распознавания объектов, которые должны длиться, по крайней мере, определенный интервал времени. Таким образом, условием построения и осмысленности этого утверждения является допущение неизменности объектов, что противоречит тому, о чем говорится в нем. Но Гераклит, действительно, не говорит, что все находится в состоянии непрерывного изменения. Он говорит, что:

1) все находится в состоянии непрерывного изменения [Ср. с фрагментом [D: 91]: «в одну и ту же реку нельзя войти дважды, и нельзя дважды застигнуть смертную природу в одном и том же состоянии… Она образуется и расплывается, приближается и удаляется».], однако

2) изменение происходит согласно неизменному закону (логосу) [См. фрагмент [D: 30]: «космос один и тот же для всего существующего, не создан ни богом, ни человеком, но всегда был, есть и будет вечно живым огнем, возникающим согласно мере и согласно мере угасающим».] и

3) этот закон включает взаимодействие противоположностей [См. фрагмент [D: 8]: «рожденная противоположность собирает вместе, из отдельных музыкальных звуков возникает совершенная гармония, все вещи происходят благодаря конфликту». Ср. с фрагментом [D: 51]: «люди не понимают, как расходящееся само с собой согласуется подобно возвращающейся (к себе) гармонии, как у лука и лиры».],

4) причем это взаимодействие противоположностей как целое порождает гармонию [В учении Гераклита, таким образом, имеются моменты «диалектики», которые могут напомнить нам Гегеля и Маркса с их положением о том, что история движется вперед благодаря взаимодействию противоположностей.].

Мы можем интерпретировать Гераклита следующим образом. Все находится в состоянии непрерывного изменения в соответствии с законом взаимодействия противоположных сил. Так, например, наш собственный дом является объектом, который, как и все остальное, находится в процессе изменения. Изменения осуществляются благодаря взаимодействию противоположных сил. Обобщенно говоря, одни из них носят по отношению к дому созидательный, конструктивный характер, а противоположные им — разрушительный, деструктивный. Однако временно, в течение многих лет, конструктивные силы превалируют над деструктивными. Поэтому дом, как таковой, будет существовать так долго, как сохраняется эта ситуация. Но и баланс сил подвержен изменению, и в некоторый момент времени деструктивные силы начинают преобладать. В результате дом разрушается — сила тяжести и разложение берут верх над своими противоположностями.

Иначе говоря, Гераклит не отрицает, что вещи достаточно продолжительно могут длиться во времени. Однако базисным принципом всех преходящих вещей является взаимодействие между соответствующими силами, баланс между которыми изменяется согласно закону, логосу. Поэтому настоящей субстанцией изменяющихся вещей является не вещественная первооснова, а логос!

Для Гераклита логос является скрытым, общим единством в разнообразии. Тождество — вот что логически предполагается во всех различиях.

Хотя нам известно больше фрагментов из наследия Геракликта, чем милетцев, интерпретировать его не намного легче, поскольку он выражался поэтическими образами. Например, когда он говорит об огне (греч. руr), то остается неясным, был ли огонь для него, как и для милетских философов, «первоосновой» или же он использовал слово «огонь» в качестве метафоры изменения (всепоглощающий огонь). Возможны обе интерпретации.

В одном из фрагментов [D: 90] Гераклит говорит, что «все вещи превращаются в огонь, а огонь — во все вещи, подобно тому, как товары обмениваются на золото, а золото — на товары». Если мы интерпретируем огонь как первооснову, тогда можно допустить связь между философией природы и экономикой. Действительно, понятие первоосновы как общего элемента, посредством которого происходит изменение всех вещей, здесь связывается с понятием денег, золота, как общего для обмена всех товаров базиса, где различные товары сравниваются друг с другом благодаря тому, что они измеряются одним и тем же общим стандартом.

Некоторые ученые политически интерпретируют Гераклита как сторонника войны. Основой для этого служит фрагмент [D: 53]: «война является отцом всего и царем над всем». Более тщательное его прочтение указывает на мысль Гераклита о фундаментальности в природе напряженности между альтернативными силами. Война, конфликт (греч. polemos, отсюда «полемика») являются проявлениями этой космологической напряженности, которая является «отцом» всего, иначе говоря, базисным принципом всего.

Гераклит также говорит о мире, сгорающем во вселенском пожаре и возникающем вновь через регулярные промежутки времени. К этому циклу с непрерывно вспыхивающими пожарами и новыми мирами позднее обращаются стоики.

Альтернативную Гераклиту позицию занимает Парменид. Это не значит, что для него безоговорочно утверждение: «ничто не находится в состоянии изменения». Парменид утверждает, что изменение является логически невозможным. Как и для Гераклита, для Парме-нида исходным пунктом выступает «логическое». Реконструировать его аргументы можно, по-видимому, следующим образом:

А) 1) Что существует — существует.

Что не существует — не существует. 2) Что существует — может быть мыслимо. Что не существует — не может быть мыслимо.

Б) Идея изменения предполагает, что нечто начинает существовать и что нечто прекращает существовать. Например, яблоко из зеленого становится красным. Зеленый цвет исчезает, становится «несуществующим». Эти рассуждения показывают, что изменение предполагает небытие, которое не может быть мыслимо. В силу этого мы не способны выразить изменение в мышлении. Следовательно, изменение логически невозможно.

Конечно, Парменид знал также хорошо, как и мы, что наши органы чувств свидетельствуют о самых разнообразных изменениях. Однако перед ним возникла дилемма. Разум говорит, что изменение логически невозможно. Чувства же свидетельствуют, что изменение существует. На что следует положиться? Грек Парменид с основанием утверждает, что мы должны верить разуму. Разум прав, а чувства обманывают нас.

Еще при жизни Парменида стремились опровергнуть этот вывод. Рассказывают, что один из оппонентов попытался показать абсурдность этого вывода следующим образом. Во время произнесения умозаключения, аналогичного умозаключению Б), этот оппонент встал и начал ходить!

Но, как и раньше, посмотрим на следствия парменидовского утверждения. Впервые в интеллектуальной истории человек настолько полностью доверился ходу и результатам логического мышления, что его не могли поколебать даже противоречащие этим результатам чувственные наблюдения. С этой точки зрения Парменид является первым твердокаменным рационалистом! В этом смысле не столь важно, был ли ход его мысли формально правильным или нет.

Благодаря тому, что Парменид предложил основывать рассуждения на рациональной аргументации, он стал первым ученым, который внес существенный вклад в развитие логического мышления.

Жизнь. Парменид являлся современником Гераклита. Его философский расцвет приходился на V век до Р.Х. Он жил в греческой колонии Элея в южной Италии. Полагают, что Парменид был в родном городе очень уважаемым гражданином, принимал активное участие в общественной и политической жизни, в частности, в разработке законов.

Учеником Парменида был Зенон Элейский (Zenon of Elea), стремившийся защитить учение о логической невозможности изменения. Он пытался доказать, что учения, утверждающие возможность изменения, ведут к логическим парадоксам. Один из таких парадоксов иллюстрируется рассказом об Ахиллесе и черепахе.

Ахиллес и черепаха участвуют в соревновании по бегу. Они стартуют в один и тот же момент времени (t0), но черепаха находится на некотором расстоянии впереди Ахиллеса. Предположим, что Ахиллес бежит в 50 раз быстрее черепахи. Когда Ахиллес в момент времени t, добежит до места, с которого стартовала черепаха (в t0), она проползет дальше на расстояние, равное 1/50 расстояния, которое преодолел Ахиллес за промежуток времени между t0 и t, Когда Ахиллес в момент времени t2 достигнет места, в котором черепаха находилась в момент времени t, тогда она снова проползет дальше на 1/50 расстояния, которое пробежит Ахиллес за промежуток времени между t2 и t, и так далее. Расстояние, на которое черепаха будет впереди Ахиллеса, будет становиться все меньше. Однако она всегда будет впереди, так как черепаха будет продвигаться вперед за то время, за которое Ахиллес будет достигать точки, в которой черепаха была в предыдущий момент времени. Поэтому Ахиллес никогда не догонит и не перегонит черепаху [Этот парадокс типичен для греческого мышления, не допускавшего понятия мгновенной скорости в точке, то есть скорости тела в один бесконечно малый момент времени в одной точке пространства. Итак, существуют некоторые вопросы, которые не могут обсуждаться.].

Говорят, что Парменид был знаком с пифагорейцами, которые разделяли философские взгляды, близкие его рационализму.

Труды. До нас дошла почти целиком философская поэма Парменида. Мы также располагаем информацией о нем из вторых рук, Платон написал диалог под названием Парменид.

Учение Парменида завершается установлением непреодолимой границы между разумом и чувствами. Схематически она может быть представлена следующим образом:

разум / чувства = бытие / небытие = покой / изменение = единое / множественное

Другими словами, разум постигает реальное как нечто покоящееся (и единое). Чувства дают нам только нереальное, которое находится в состоянии изменения (и множественности). Подобное разделение, или дуализм, присуще и некоторым другим греческим философам, например Платону. Но в противоположность другим дуалистам Парменид, по-видимому, в такой степени игнорирует чувства и чувственные объекты, что все «находящееся под чертой» считает лишенным реальности. Чувственных объектов не существует! Если верна эта интерпретация, то мы почти с уверенностью можем считать Парменида представителем монизма. Согласно этому учению, все существующее есть одно (единое), а не многое, и эта реальность может быть познана только разумом.

Какие проблемы унаследовали философы, жившие после Гераклита и Парменида? Третье поколение греческих философов получило в наследство от них два противоположных утверждения: «все находится в состоянии непрерывного изменения» и «изменение является невозможным». Естественной реакцией было бы сказать, что оба эти философа ошибаются, а истина лежит где-то посередине. Философы третьего поколения — Эмпедокл (Empedocles) и Анаксагор (Anaxagoras) — и сформулировали такое утверждение, а именно: «Некоторые вещи находятся в состоянии изменения, а другие — в состоянии покоя». Эти философы считали, что их задачей является примирение Гераклита и Парменида. Вот почему их называют философами-примирителями.

Жизнь. Эмпедокл жил в городе Акраганте, Сицилия, приблизительно между 492 и 432 гг. до Р.Х. Утверждают, что он был участником борьбы за демократическое правление в родном городе. Судя по упоминаниям о нем, Эмпедокл был в равной степени как магом, так и натурфилософом.

Труды. До нас дошло около 150 фрагментов работ Эмпедокла, а также сведения о нем из других источников.

Эмпедокл оперирует четырьмя элементами (или неизменными примитивными началами): огнем, воздухом, водой и землей, а также двумя силами разъединяющей (ненависть, вражда) и объединяющей (любовь). Эмпедокл указывал на два отличия своего учения от учений милетской школы.

1) Допускаются четыре неизменных первоначала (а не одно, ср. с Фалесом и Демокритом).

2) Наряду с первоначалами вводятся силы (изменение и силы не являются внутренне присущими началам, ср. с Аристотелем).

Четыре элемента качественно и количественно неизменны. Никогда их не может быть больше или меньше (количественная неизменность). Эти элементы всегда сохраняют свои собственные характеристики (качественная неизменность). Но разные количества четырех элементов могут соединяться вместе с помощью объединяющей силы и образовывать различные объекты. Например, камни, деревья и т. п. порождаются при соответствующих соединениях разных количеств первоэлементов. Объекты исчезают, когда элементы «отталкиваются друг от друга» с помощью разъединяющей силы.

Учение Эмпедокла можно достаточно вольно истолковать на следующем примере. Представим себе кухню с четырьмя шкафами, в каждом из которых находится определенный продукт: мука, соль, сахар и овсяная крупа. Количество и качество этих продуктов никогда не меняются, даже при их смешивании. Различные по составу и вкусу «овсяные лепешки» получаются путем соединения разных количеств имеющихся продуктов. Наши «лепешки» в дальнейшем могут быть разложены на их исходные составляющие.

Продолжая эту аналогию, можно сказать, что Эмпедоклу удалось разработать модель, которая включала как изменение, так и неизменное. В нашем примере изменение представлено «лепешками», которые возникают и исчезают, а неизменное — количествами и качествами четырех исходных продуктов.

Жизнь. Анаксагор жил приблизительно с 498 по 428 гг. до Р.Х. Ранние годы он провел в городе Клазомены, в зрелом возрасте жил в Афинах, где занимал видное место среди интеллектуалов. Анаксагор входил в окружение Перикла (Pericles, ок. 495–429 до Р.Х.), но был вынужден покинуть Афины из-за своих взглядов, противоречивших традиционным верованиям. Помимо прочего, он утверждал, что солнце является не богом, а большим пылающим телом.

Труды. Сохранилось 22 фрагмента работ Анаксагора.

Во многом Анаксагор размышлял подобно Эмпедоклу, но в отличие от него оперировал «бесчисленным» количеством элементов. На каком основании вводятся только четыре элемента? Как могут все обнаруживаемые нами различные качества сводиться только к четырем примитивным первоначалам? Ведь при условии существования «бесчисленного» числа качеств, по мнению Анаксагора, должно существовать и «бесчисленное» число элементов.

Используя наш пример с кухней, можно сказать, что Анаксагор существенно расширил число находящихся в ней шкафов с тем, чтобы они содержали бесконечное число разных продуктов-ингредиентов. При этом он объяснял изменение в принципе так же, как и Эмпедокл.

Но в отличие от Эмпедокла, Анаксагор оперировал только одной силой: «умом», нусом (греч. nous). По-видимому, он думал, что этот ум, или сила, направляет все изменения к некоторой цели (греч. telos). В этом смысле природа предстает как телеологическая, целенаправленная.

Философы-примирители — Эмпедокл и Анаксагор — интересны главным образом благодаря их роли в развитии натурфилософии в направлении Демокрита и его учения об атомизме.

Жизнь. Принято считать, что Демокрит (Democritus) жил с 460 по 370 г. до Р.Х. Следовательно, он был старшим современником Платона (427–347). Демокрит родился в колонии Абдеры во Фракии. Известно, что он бывал в Афинах и предпринял несколько длительных путешествий на Восток и в Египет. Вероятнее всего, он путешествовал с познавательными и исследовательскими целями.

Демокрит обладал обширными знаниями. Он плодотворно работал в большинстве областей современной ему науки. Названий некоторых его работ достаточно, чтобы показать широту его интересов — Великий диакосмос, Врачебная наука, О том, что после смерти, О строении природы, О мировом порядке и правилах мышления, О ритме и гармонии, О поэзии, О земледелии, О математике, О правильной речи и непонятных словах, О благозвучных и неблагозвучных буквах и т. д.

Труды. Сохранилось от 200 до 300 фрагментов работ Демокрита. В некотором смысле это много, но в свете большой творческой продуктивности Демокрита мы располагаем только относительно малой частью его произведений. Поэтому наши интерпретации его взглядов будут реконструкциями, которые используют имеющуюся вторичную информацию о Демокрите.

Атомизм Демокрита гениален именно в силу его простоты. Существует только один вид первоначал— маленькие неделимые частицы. Они движутся в пустоте, и их движения определяются исключительно механическими причинами. Можно сказать, что, согласно Демокриту, основа природы, во всем ее богатстве и сложности, похожа на гигантскую «игру в бильярд». В ней участвует бесконечное число материальных частиц, мечущихся в пустоте. Все перемещения этих частиц вызываются их взаимными столкновениями. (Пустота, небытие является предпосылкой бытия как движения атомов. Это допущение явно противоречит Пармениду и его элейским последователям).

Суть атомизма может быть представлена в виде следующей схемы, содержащей вопросы — что и как существует? — и ответы на них.

Маленькие материальные частицы мыслятся как физически неделимые (греч. atomos). Их свойства являются исключительно количественными, то есть свойствами, которые можно описать с помощью простейших математических понятий. Это такие свойства, как протяженность, форма, вес и т. п., но не цвет, вкус, запах, боль и т. п.

Атомы столь малы, что не могут чувственно восприниматься. Таким образом, вводится объяснение ощущаемых объектов (дом, камни, рыба и т. п.) с помощью принципиально чувственно невоспринимаемых сущностей, которые могут только мыслиться.

Все атомы состоят из одного и того же материала. Но они различаются по форме и размерам, которые постоянны для каждого отдельного атома. Поскольку разные атомы имеют разную форму, то некоторые из них могут легко соединяться вместе, тогда как другие — с трудом. (В этом можно усмотреть некоторую аналогию с проблематикой валентности в химии!). Вещи возникают, когда атомы «сцепляются вместе». Это происходит в силу того, что иногда механические столкновения ведут к образованию скоплений, в которых атомы могут соединяться друг с другом. Вещи исчезают, когда образующие их атомы удаляются друг от друга. Движения атомов не зависят от божественного или человеческого разума. Все происходит механически, как это имеет место с шарами в игре в бильярд. (Хотя Демокрит, разумеется, не использовал аналогию с бильярдными шарами).

Таким образом, внутреннее развитие греческой философии природы привело к построению превосходной объяснительной модели субстанции и изменения. Она весьма напоминает современную химическую теорию. Но греки не проводили эксперименты для подтверждения своих теорий (предположение об экспериментировании во времена античных греков было бы явным анахронизмом). Поэтому атомизм рассматривался ими наряду с другими учениями о природе. Так, многие предпочитали аристотелевскую, а не демокритовскую философию природы. Это и не удивительно, потому что, в конце концов, Аристотель говорил о чувственно наблюдаемых вещах: земле, воде, воздухе, огне, тогда как Демокрит рассуждал о вещах, которые не доступны чувственному восприятию.

Отметим, что через Эпикура (Epicurus, 341–270 до Р.Х.) и Лукреция (Lucretius, ок. 99–55 до Р.Х.) учение Демокрита, начиная с эпохи Возрождения, оказало серьезное влияние на становление современной физики. Хотя до этого времени именно Аристотель, а не Демокрит, был наиболее влиятельным научным авторитетом.

Такая элегантная модель, как атомная, с ее простыми и немногочисленными принципами, имела и недостатки. Так, многие обыденные чувственно воспринимаемые явления остаются в ней трудно объяснимыми. К их числу относятся такие качественные свойства, как цвет и запах цветов, или неприязнь и симпатия к окружающим нас людям. Как вообще мы можем воспринимать такие феномены, если все, что существует, является количественным?

Демокрит с помощью учения о чувственном восприятии пытался объяснить, каким образом мир представляется более «красочным», чем это позволяют только количественные свойства атомов. Возможно, он считал, что любой объект испускает своего рода атомы-посредники. Когда они вступают в контакт с атомами в органах чувств, возникают особые эффекты, которые воспринимаются нами как свойства, принадлежащие объектам. Они кажутся обладающими цветом, вкусом и запахом. Но сам по себе объект не имеет этих свойств, они ему приписываются нами. Сами по себе объекты имеют только такие свойства, как протяженность, форма и плотность, но не цвет, запах или теплота. Такое различение свойств, которые внутренне присущи объекту, и свойств, которые мы привносим в объекты с помощью наших чувств, сыграло важную роль в философии Нового времени (ср. с теорией первичных и вторичных качеств, которую можно найти у Локка и других философов). Правда, можно задаться вопросом, как мы можем воспринимать свойства, которыми объекты, то есть атомы, на самом деле не обладают, если сами мы являемся ничем иным, как скоплениями атомов. Не слишком ли большим оказывается скачок от количественных к качественным свойствам? Этот скачок остается необъяснимым, если последовательно придерживаться теории атомов, которая утверждает, что существуют только количественные свойства атомов.

Но если оставить в стороне это возражение, то можно увидеть, что атомизм заслуживает внимания и в качестве теории познания. Он допускает только атомы — атомы в чувственно воспринимаемых объектах, атомы-посредники, которые каким-то образом отрываются и удаляются от объекта, и атомы в органах чувств, которые воспринимают этих посредников. Так, ошибки восприятия могут быть объяснены либо тем, что атомы органов чувств находились в беспорядке, либо тем, что атомы-посредники на пути от объекта к органам чувств сталкивались друг с другом и поэтому доставили искаженное сообщение атомам органов чувств.

Однако и демокритовская теория познания не в состоянии решить ряд важных теоретических проблем. Каким образом мы можем знать, что получаемые нами чувственные впечатления на самом деле являются точным отражением окружающих нас объектов? Рассмотренная выше модель не позволяет нам наблюдать, с одной стороны, атомы-посредники, а, с другой, объект, чтобы определить, представляют ли атомы-посредники этот объект таким, каков он есть. Далее, мы не можем доверять нашим ощущениям, так как не уверены в том, что атомы-посредники попадают в наши органы чувств в надлежащем порядке. Кроме того, исходя из наших ощущений, мы не в состоянии отличить сообщение, несомое атомами-посредниками, от сообщения, несомого атомами наших органов чувств. Короче говоря, обладая нашими собственными ощущениями, мы, по-видимому, не способны знать ничего иного, кроме того, что мы имеем такие-то и такие-то чувственные ощущения. Именно так обстояло бы дело, если бы наше знание вещей опиралось исключительно на ощущения. Однако сами по себе атомы являются слишком маленькими, чтобы чувственно восприниматься. Мы постигаем их с помощью нашего разума. По-видимому, эта эпистемологическая теория о чувственном восприятии внешних вещей предполагает, что сама она понимается с помощью нашего разума, а не наших чувств.

Итак, мы проследили некоторые основные линии развития ранней греческой философии на протяжении трех-четырех поколений приблизительно с 600 до 450 гг. до Р.Х. (Демокрит, однако, жил до 370 г. до Р.Х.).

Первое поколение: Фалес, (Анаксимандр и Анаксимен)

Второе поколение: Гераклит, Парменид

Третье поколение: Эмпедокл, Анаксагор, Демокрит.

Важным направлением в ранней греческой философии было пифагорейство, основанное Пифагором (Pythagoras, вторая половина VI-начало V вв. до Р.Х.). Его представители приблизительно с 540 г. до Р.Х. жили в греческих колониях в южной Италии.

В известном смысле можно сказать, что пифагорейцы занимались рассмотренными выше вопросами о субстанции, о фундаментальном начале природы и об изменении. Но предлагаемые ими ответы отличались от ответов, которые давали милетцы, философы-примирители и Демокрит. Пифагорейцы исходили не из материальных элементов, а из структур, форм: математических соотношений.

Пифагорейцы полагали, что природа может быть «раскрыта» с помощью математики. Об этом, по их мнению, свидетельствовали следующие обстоятельства.

1. Учение о гармонии раскрывает связь между математикой и таким нематериальным феноменом, как музыка.

2. Теорема Пифагора, устанавливающая соотношение между сторонами прямоугольного треугольника и имеющая вид с2 = а2 + Ь2, показывает, что математика применима также и к материальным вещам.

3. Круговые (предполагавшиеся истинными) движения небесных тел демонстрируют, что эти тела также подчиняются математике.

Пифагорейцы считали, что математические структуры и отношения лежат в основе всех вещей, то есть являются субстанцией.

В пользу подобного понимания математики ими выдвигались и такие аргументы. Так, вещи исчезают, тогда как математические понятия константны. Следовательно, по своей сути математика является неизменной. Математическое знание является точно определенным знанием, так как его объекты не меняются. Более того, оно является определенным и потому, что математические теоремы доказываются логически.

В общем, пифагорейцы полагали, что в математике они нашли ключ ко всем загадкам вселенной. В силу этого математика приобрела для них мистический характер. Поэтому у пифагорейцев религиозный мистицизм и математическое исследование шли рука об руку.

Пифагорейцы, как и Парменид, отказались от дуалистической точки зрения на мир. Они считали, что мир имеет только одно начало:

Математика / Ощущения = Определенное знание / Неопределенное знание = Реальность (существующее) / Нереальное = Вечное / Изменяемое

Учение пифагорейцев вызывало восхищение у Платона, а позднее, в эпоху Возрождения (вместе с учением Демокрита), сыграло выдающуюся роль в становлении экспериментального естествознания.

Политически пифагорейцы были сторонниками четко иерархического устройства общества. По этому поводу сделаем общее замечание. Философы, оперирующие сложными истинами, усвоение которых требует упорной длительной учебы и особых интеллектуальных и моральных качеств, часто утверждают, что общество должно быть иерархически упорядоченным. В частности, знающие члены общества заслуживают почестей и привилегий и должны управлять им. Однако сама по себе эта связь между эпистемологией и политической теорией не. дает каких-либо указаний на то, какие теории являются истинными.

В учении пифагорейцев присутствовала также связь между иерархической точкой зрения на общество и учением о спасении души (salvation), которое предписывало аскетический образ жизни и приобретение философских и математических знаний.

Известно, что в Античности между Индией и Европой существовали спорадические контакты. Достаточно упомянуть индийский поход Александра Македонского в 327 г. до Р.Х. Несмотря на это, об интеллектуальном взаимовлиянии Востока и Запада известно очень мало. Греки, действительно, получали значительные импульсы с Востока, однако в них трудно выделить индийскую составляющую. Вполне возможно, что индийские учения, полученные через персов, оказали определенное влияние на греческие орфические и пифагорейские школы. Однако этот историко-философский вопрос все еще принадлежит к числу дискутируемых. Тем не менее, кажется несомненным, что, начиная с конца Античности и до XVIII века, философские и религиозные традиции Европы и Индии развивались независимо друг от друга. Впервые широкая европейская аудитория познакомилась с индийскими учениями в эпоху Романтизма. Наше представление об индийской философии все еще остается окрашенным романтическим отношением к Индии. Особенно оно чувствуется в работах немецких философов Артура Шопенгауэра (Arthur Schopenhauer, 1788–1860) и Фридриха Ницше (Friedrich Nietzsche, 1844–1900).

Можно задаться вопросом о том, насколько вообще оправданно говорить об индийской и китайской философии. «Философия» является греческим словом и обозначает вид интеллектуальной деятельности, который возник в античной Греции. Существовала ли в Индии или Китае деятельность, соответствовавшая классической греческой философии? Имеются ли основания, например, для выделения перехода от мифа к логосу в истории индийского мышления? На такие вопросы трудно дать однозначный ответ. Возможно, сам способ формулировки этих вопросов является чрезмерно европоцентристским. Поэтому необходимо исследовать индийское мышление, исходя из его собственных предпосылок, а не критериев, заимствованных из греческой философии.

Однако разумно предположить, что как в индийской, так и в китайской философии возникали претендовавшие на обоснованность и заслуживающие нашего внимания проблемы. К тому же мы находим в этих традициях «внутреннюю логику» и дискуссии, которые во многом напоминают историю греческой философии. Вместе с тем следует отметить, что индийская философия обнаруживает многие особенности, не имеющие аналогов в западной философии. Одна из них состоит в том, что для индийской философии не столь характерна, как для западной, четкая грань между философией и религией. По-иному, чем в Европе, в Индии устанавливалось и различие между мифом и логосом, словом и делом. Маленький отрывок из основного индуистского произведения Бха-гавадгита, написанного приблизительно во времена Иисуса Христа, иллюстрирует это различие и служит полезным уточнением к слишком резкой демаркации философии, жизни и религии.

«Две йоги различны», — глупец поучает,
Но знай, что, достигший одной, получает
Обеих плоды, ибо слиты даянья
И йоги познанья, и йоги деянья»

[Бхагавадгита. Перевод СЛипкина. — В кн. Махабхарата. Рамаяна. М., 1974. С. 185.].

Для понимания роли философии в индийской культуре необходимо ознакомиться с ее историческими и религиозными предпосылками. Остановимся на некоторых основных сведениях. (Читатель, желающий лучше понять индийскую философию, должен обратиться к специальным работам.)

Между XIV–XII веками до Р.Х. этнические группы предположительно из области между Карпатами и Уралом стали проникать на территории долины Инда, являющейся сейчас частью Пакистана. Поскольку они называли себя ариями (благородными), то мы говорим об «арийском» вторжении в Индию. Одно время было широко распространено мнение, что арии обладали более высокой культурой, чем местные уроженцы — дравиды. Однако после открытия в 20-х годах XX в. так называемой «хараппской индской цивилизации» это мнение признано несостоятельным. Еще до пришествия ариев хараппская культура была развитой городской культурой, располагавшейся вдоль Инда.

Вопреки многим векам ассимиляции индийская культура и общественная жизнь характеризовались конфликтом между ариями и дравидами. Не в последнюю очередь он возник благодаря тому, что кастовая система была, видимо, внедрена арийскими пришельцами. Имеется много указаний на то, что вначале существовало четкое различие между светлокожими ариями и темнокожими дравидами. В дальнейшем в Индии возникли четыре касты. Три арийские касты состояли из: 1) брахманов, или ведийских жрецов; 2) воинов и благородных и 3) ремесленников и земледельцев. Низшая, четвертая каста включала тех, кто не был свободен. С течением времени происходила значительная интеграция разных этнических групп. Были введены новые касты, в которые могли входить и неарии. Аналогичные процессы продолжаются и в Индии наших дней.

Религия была сплачивавшей ариев силой. Она зафиксирована в древнейших санскритских текстах, которые называются Веды (ок. 1200-800 до Р.Х.). Веды выражали древнейшее арийское мировоззрение. Как в греческой, скандинавской и славянской мифологиях, в нем боги часто ассоциировались с природными силами. Это мировоззрение характеризовалось извечной борьбой Космоса и Хаоса. В этой битве победа богов не гарантирована раз и навсегда. В борьбе против Хаоса боги нуждались в человеческой поддержке. Жертвы и правильно выполняемые ритуалы вносят существенный вклад в поддержание космического порядка.

Веды трудно назвать философией. Знакомясь с ними, мы погружаемся в некоторый мифический мир. Если бы мы говорили о переходе в индийской духовной жизни от мифа к логосу, тогда его пришлось бы отнести к Упанишадам, новой и гораздо более понятной группе текстов (ок. 800–300 до Р.Х.). Упанишады являются критическим осмыслением ведийского мировоззрения. Возможно, они выражают протест против некоторых сторон арийской культуры. Новейшие исследования находят в них влияние неарийских тенденций. Однако этот сложный вопрос должен быть оставлен историкам религии. Но, как бы то ни было, Упанишады провозглашают новое религиозное и метафизическое учение. Тогда как Веды преимущественно содержат гимны, Упанишадам соответственны аргументы. Означает ли это, что угнетенные нашли способ подать свой голос? Мы этого не знаем и нам остается довольствоваться предположениями. 

Термин «Упанишада» обозначает процесс обучения мудрецом его учеников. С течением времени этот термин стал обозначать и философский текст, выражающий передаваемое в этом процессе содержание. Таким образом, в некотором смысле Упанишады можно уподобить платоновским диалогам.

Одной из центральных тем Упанишад является идея вечного «хоровода» рождения и смерти. Эта идея положена в основу учения о переселении душ (реинкарнации) живых существ, предполагающего их возрождение после смерти. Вечно возобновляющийся цикл, заключенный между рождением и смертью, называется сансара (samsara). Именно в таком цикле воспроизводится вновь и вновь наиболее глубокая «сущность» (атман) человека. В востоковедческой литературе идет продолжительная дискуссия относительно понимания того, что называется атман. Некоторые из Упанишад, видимо, предполагают, что атман является неизменным и субстанциальным (ср. с досократической философией) и отличается от сознающего «Я», или «эго». На этом спорном моменте, как мы увидим в дальнейшем, основана буддистская критика Упанишад.

Другим важным положением Упанишад является отождествление атмана и брахмана. Трудно найти адекватный перевод слова «брахман». Возможно, его следует понимать как абсолютное, всеобъемлющее или божественное. В таком случае отождествление атмана с брахманом означает, что атман тождественен с абсолютным или божественным. Подобные воззрения имеются и в западном мистицизме, где человек (или его душа) может быть одно и то же с Богом (unio mystica). Такое единство предполагает аскетический образ жизни, проповедуемый как индийской философией, так и западным мистицизмом. Его видным представителем в позднем Средневековье был Майстер Экхарт (Meister Eckhart, ок. 1260–1327).

Философы Упанишад, таким образом, повернулись спиной к миру. Их целью стало аскетическое бегство от мира. Истина, по их убеждениям, не «вне», будь то в тексте или в природе. Она внутри тебя. Ты должен научиться «найти самого себя». Можно многое выучить о мистицизме, но это не означает владение мистическим видением. Оно вырабатывается лишь тобой и с помощью твоих личных усилий. В Индии подобная мистическая мудрость приписывалась жреческому сословию, подлинным «браминам».

Тезис об атмане и брахмане может быть истолкован так, что атман тождествен абсолютному. Только при этом условии индивид оказывается способным к новым возрождениям после смерти. Согласно индийской философии, человек должен избавиться от сансары, «хоровода» жизней и смертей. Вся индийская философия ищет путь избавления (мокша — moksha) от вечного цикла перевоплощений. Это положение занимает ведущее место не только в Упанишадах, но и в буддистской философии.

Рассмотрим кратко, почему индийская философия придавала столь особое значение освобождению от этого цикла. Несомненно, это было связано с присущим ей пониманием деятельности, выраженном в учении о карме. Согласно ему, наши действия определяют, возродимся ли мы в следующей жизни «брамином» или ящерицей — и это всего две из миллионов более или менее безрадостных возможностей!

Карма часто рассматривается как ключевое понятие, вокруг которого вращается вся индийская философии. Карма означает деяние, поступок. Так называемый кармический стиль мышления раскрывает одновременно как моральные, так и метафизические измерения философии, которые в современной западной философии обычно отделены друг от друга. Происходит, это благодаря тому, что карма тесно связана как с верой в реинкарнацию, перерождение, так и с идеей моральной причинности. Под моральной причинностью понимается то, что космос пронизан справедливостью. Мы живем в мире, где каждый получает то, что заслуживает, но где также имеется возможность оказаться в лучшем положении в следующей жизни. Другими словами, для добродетельного человека перспективы разворачиваются к лучшему, а для порочного — к худшему. Все несовершенства и страдания в мире являются результатом собственных деяний человека. Однако принадлежность к конкретной касте в значительной степени задает то, что является для человека хорошим и плохим. Таким образом, Упанишады легитимируют кастовую систему. Люди «заслужили» свою принадлежность к определенной касте своими действиями в предшествующей жизни.

Представление о карме не является совершенно чуждым европейскому мышлению. Оно, в частности, выражается в таких пословицах, как «каждый кузнец своего счастья» и «что посеешь, то и пожнешь». Однако в европейском мышлении, в отличие от индийского, моральная причинность не связывается с реинкарнацией. Идея реинкарнации — это специфически индийский феномен.

Итак, в индийской философии моральные действия включены в «хоровод»:…возрождение-жизнь-смерть-возрождение-жизнь-смерть-возрождение… (сансара). Многие западные интерпретации учения о реинкарнации, особенно в Новое время, рассматривали его как выражение идеи о множестве жизней индивида или даже его вечной жизни. Например, навеянная индийской философией теория Ницше о «вечном повторении» всех вещей может рассматриваться как позитивная альтернатива христианскому пониманию бытия [см. главу 24]. Вероятно, мы потому положительно оцениваем идею реинкарнации, что она устраняет страх перед смертью и дает нам возможность снова и снова жить по-новому, то есть фактически прожить бесконечное число жизней. Однако эти соображения плохо согласуются с индийским мировоззрением, которое растворяет личность в цепи кармических трансформаций.

Действительно, главными для индийской философии являются проблемы действий (включая речь и мышление), желаний (desire) и страстей. Учение о реинкарнации утверждает, что наша форма существования в следующей жизни будет отражать наши вожделения и страсти в этой жизни. Здесь напрашивается сравнение с гусеницей, которая пожирает и переваривает все встречающееся на ее пути. Тот, кто имел желания гусеницы, станет ею в следующей жизни. Гусеница является образом той черты западного менталитета, которая выражается в ненасытной страсти ко все большему и непрекращающемуся потреблению. Поэтому, чтобы не стать гусеницей, следует избегать присущих ей действий и желаний.

Каким образом можно освободиться от желаний и контролировать карму? В маленьком отрывке из Бхагавадгиты, важнейшем источнике индийской философии, опорным символом становится огонь. Наши действия должны быть охвачены огнем знания. Этого можно достигнуть аскетизмом и йогой. Только так стремящийся освободиться от кармы обретает конечное спасение (мокша). Но эта цель для большинства из нас недостижима. Мы не можем вырваться из цикла жизней и смертей. Наша «сущность» рискует быть возрожденной в миллионах разных обликов. Тем не менее имеются все основания для того, чтобы поступать в этой жизни наилучшим образом, хотя мы и не можем все сразу стать праведниками. Согласно кармической философии, тот, кто делает добро и желает добра, возродится лучшим существом в следующей жизни или перейдет в более высокую касту. Итак, учение о карме, идея реинкарнации и кастовая система образовали цельное основание для значительной части индийской философии. В ее рамках мораль и социальная система взаимно поддерживают друг друга.

Буддизм, новая религия и философия, начал формироваться в Индии приблизительно в то же время, что и досократическая философия в Греции. В данном контексте выражение «буддистская философия» указывает на верования и философские взгляды, которые в той или иной степени восходят к индийскому основателю буддийской религии Сидцхарте Гаутаме (ок. 563–483 до Р.Х.). Здесь мы не имеем возможности рассматривать другие формы буддизма, которые развились позднее в иных культурах (ср. важную роль буддизма в Тибете и Восточной Азии после утраты им ведущих позиций в Индии).

Как и многие индийские святые, Сиддхарта Гаутама оставил дом и жену и начал странствовать в качестве аскета и мудреца. После многих лет строжайшего аскетизма и самоистязания он обнаружил, что по-прежнему находится в полном неведении (avidya) относительно фундаментальных вопросов человеческой жизни. Поэтому он решил покончить с практикой самоистязания и вернуться к традиционному созерцанию. Через некоторое время на Гаутаму снизошло просветление, и он обрел знание, которое давало ответы на эти вопросы. В дальнейшем он стал известен под именем Будда (Просветленный).

В V веке до Р.Х. в религиозной жизни Индии преобладала ведийская традиция, тогда как Упанишады занимали важное место в философии. Новое буддийское учение резко выступило против древней ведийской литературы и отрицало все формы ритуалов и церемоний. В то же время оно было критическим осмыслением некоторой части Упанишад.

Парадоксально, но Будда придерживался крайне отрицательного отношения к спекулятивному и религиозному мышлению. С известной долей анахронизма современные комментаторы характеризуют его как «эмпирициста» и «скептика». Тексты, которые, возможно, принадлежат Будде, не дают оснований для его позднейшего обожествления. С известной осторожностью буддизм можно охарактеризовать как «атеистическую» религию, то есть религию без систематической теологии или учения о Боге.

Как и многие фрагменты Упанишад, новое учение направлено на освобождение или спасение человека. Состояние освобождения Будда называет нирваной. Этот термин во многом соответствует термину мокша в других традициях. Человек, желающий достичь нирваны, как это делал сам Будда, должен научиться освобождать себя от всего, что связывает его с этим миром, в том числе и от философских и религиозных учений. Используя аналогию с плотом, Будда так пытался объяснить смысл этого требования. Представим, что силой обстоятельств человек вынужден переправиться на противоположный берег бурной реки. Он собирает древесные стволы и скрепляет их прутьями в надежный плот, с помощью которого успешно переправляется через реку. Достигнув цели, он говорит себе, что этот плот действительно был хорошим и полезным. Он решает взять его с собой и несет дальше в своей голове. Итак, он оставляет на берегу реальный плот, который теперь больше не нужен ему. Мораль этой аналогии состоит в том, что новое учение похоже на плот. Плот предназначен для того, чтобы с его помощью пересечь реку и достичь нирваны, но не для того, чтобы нести его с собой. Сходные представления о предназначении философии возникали неоднократно в ее истории. Согласно им, философия является средством, но не тем, чем было бы неплохо просто обладать.

Учение Будды одновременно и трудно, и глубоко. Здесь мы можем только схематически охарактеризовать его основные положения, известные под названием «четырех благородных истин».

1) Мир полон страданий. Рождение — страдание, старость — страдание, болезнь и смерть — страдание. Встреча с человеком, которого ненавидишь, страдание, разлука с любимым человеком — страдание, тщетная борьба за удовлетворение желаемого — страдание. Фактически жизнь, которая не свободна от желаний и страстей, всегда сопряжена со страданием. Это называется истиной о страдании.

2) Причина человеческих страданий несомненно заключается в жажде физического существования и в иллюзорности мирских страстей. Если проследить происхождение этих страстей и иллюзий, обнаружится, что они коренятся во всепоглощающих, имеющих инстинктивное происхождение желаниях. Так, желание, основывающееся на сильной воле к жизни, ищет желаемого, даже если оно иногда оказывается смертью. Это называется истиной о причине страданий.

3) Если желание, которое лежит в основе всех человеческих страстей, может быть устранено, тогда умрет страсть и человеческим страданиям наступит конец. Это называется истиной о прекращении страданий.

4) Чтобы достичь состояния, в котором нет желаний и страданий, необходимо следовать определенному пути. Этапами этого благородного восьмеричного пути являются: правильное понимание, правильная речь, правильное мышление, правильное поведение, правильный образ жизни, правильное усилие, правильная направленность мысли и правильная сосредоточенность. Это и есть истина о благородном пути избавления от причины страданий [Прямой, буквальный русский перевод «четырех благородных истин» см. Ас-вагота. Жизнь Будды. Перевод К.Бальмонта. М., 1913. См. также Антология мировой философии. В четырех томах. Т. 1, ч. 1, М.: Мысль, 1969. — С. 118. Перевод Е.С.Се-мека. О вариантах изложения «четырех истин» см. В.Кожевников. Буддизм в сравнении с христианством. Сергиев Посад. 1916. Т. 2. — С. 10. С.К.].

А.Шопенгауэр дал «пессимистическую» интерпретацию учению о четырех благородных истинах. Он был первым западным философом, который систематически занимался восточной мудростью. Как и Будда, Шопенгауэр в качестве исходного пункта брал страдательную сторону жизни и пустоту существования. По его мнению, все живое пронизано неразумной, слепой и неутолимой жаждой жизни. Вот почему наше бытие наполнено страхом и болью. Неудовлетворенность и боль — вот наши главные ощущения. Желание является только иллюзией, возникающей лишь в преходящий момент удовлетворения этой вечной жажды жизни. Избавление от жизненных мук достижимо только путем отказа от воли к жизни. В этом Шопенгауэр следовал Будде. Шопенгауэр хотел так удовлетворить волю к жизни, чтобы не было никаких мотивов для дальнейших действий. Это состояние конечного освобождения, умиротворенного состояния ума, когда все желания молчат, Шопенгауэр описывает с помощью понятия нирваны. Шопенгауэровская трактовка учения о четырех благородных истинах, возможно, слишком пессимистична, хотя не исключено, что она больше затемняет, чем проясняет его суть.

Европейский облик буддизму придал Ф.Ницше, испытавший влияние Шопенгауэра. Согласно Ницше, идеал буддизма заключается в отделении человека от «добра» и «зла». В этом, по его мнению, состоит главный вклад буддизма в борьбу против страдания. В философии Ницше буддизм становится союзником в ее неприятии платонистской метафизики и христианства [Ф.Ницше. Антихристианин. Перевод В.Флёровой. — В кн. Ф.Ницше. Сочинения. В двух томах. Т. 2. М.: Мысль, 1990. — С. 645–646.]. В заключение отметим, что в западных исследованиях буддизма все еще остается дискуссионным вопрос о том, кто, Шопенгауэр или Ницше, более адекватен в понимании буддизма.

Другим спорным вопросом в буддизме является учение о, так сказать, «самости» (the self). Одной из фундаментальных буддийских идей является требование мыслить мир в терминах процессов, а не вещей или субстанций. Но тогда мы не можем говорить о неизменности «самости», или точнее — «Я-сам». «Самость» не может быть психической субстанцией, лежащей в основе индивидуального. Согласно буддизму, то, что мы переживаем, является всего лишь потоком текущих и преходящих состояний сознания, которое в любой момент времени образует нашу индивидуальность.

Исходя из этого, современные комментаторы усматривают черты сходства между Буддой и философами эмпирицизма, такими, как Юм (Hume, 1711–1776). Не будучи знаком с буддизмом, Юм сходным образом критиковал идею ментальной субстанции [см. Гл. 15]. Кроме того, в конце прошлого столетия Ницше стал выступать с аналогичной критикой представления мышления в терминах субстанции. В наше время она неожиданно оказалась местом встречи премодернистской и постмодернистской философий (pre-modern and post-modern philosophy).

Бхагавадгита (Божественная песнь) является одной из частей большой поэмы Махабхарата. Она представляет собой основной священный текст индуизма — религии, доминирующей в современной Индии. Она была написана неизвестным автором во времена Иисуса Христа. Бхагавадгита имеет форму диалога между Арджуной и его возничим Кришной. В ходе диалога Кришна открывает себя как воплощение Вишну, властелина вселенной, самого Бога.

Бхагавадгита порождает много проблем интерпретации для западного читателя. В ней на менее чем на ста страницах исследуются вопросы, центральные для индуистского понимания морали и реальности. Ее фундаментальная идея заключается в том, что подлинное понимание обеспечивает основу для действий, не отягощенных желанием и недовольством (отвращением). Желание и отвращение являются подлинными врагами человека. Арджуна действует не ради завоевания власти и славы, но ради поддержания справедливого космического порядка. Именно от индивида зависит сохранение этого порядка.

«Исполнить — пусть плохо — свой долг самолично,
Важней, чем исполнить чужой сверхотлично.
Погибнуть, свой долг исполняя, — прекрасно,
А долгу чужому служенье — опасно»

[Бхагавадгита. — С. 184.].

Эта выдержка не выражает какую-то всеобщую этику долга (duty). Кастовая система продолжает оставаться нерушимой частью миропорядка. Соответственно, индивидуальный долг определяется принадлежностью к определенной касте. Вишну недвусмысленно обосновывает законность этой системы:

«Все касты смешав, я б людей уничтожил»

[Бхагавадгита. — С. 182.].

Центральным положением Бхагавадгитгы является индуистская интерпретация освобождения. Снова и снова подчеркивается, что освобождение предполагает контроль индивида над своими действиями, которые не должны быть связаны с какими-либо мотивами или желаниями.

«Лишь разумом, чувствами, сердцем и телом
Пусть действует, дело избравший уделом»

[Бхагавадгита. — С. 186.].

В то же время освобождение связано с ненасилием (ahimsa). Махатма Ганди (Mahatma Gandhi, 1869–1948) в своей интерпретации Бхагавадгишы подчеркивал, что именно насилие должно быть уничтожено огнем знания. По его мнению, Бхагавадгита является вневременным текстом, жизненная мудрость которого применима и к современному человеку.

Греческая философия являлась продуктом жизни полиса. Все без исключения ее представители жили в государствах-городах. Греческий полис был самодостаточным политическим образованием. Внутри своих стен он давал достаточный простор для философских споров и интенсивной интеллектуальной деятельности. Полис также создал общественное пространство для политических взаимодействий и дискуссий и тем самым сделал возможными новые формы политической практики (praxis), в которой участвовали свободные и равные граждане. Все это обеспечило условия для развития более или менее постоянных академических институтов типа платоновской Академии и аристотелевского Лицея. Они были самоуправляемыми и обладали значительной академической свободой.

Таких условий не было ни в Индии, ни в Китае. Китайский город не был полисом в античном смысле этого слова. Он не являлся автономным и юридически независимым образованием, имевшим полномочия на заключение договоров. Китайский город был частью управляемой из центра системы. Все это оказало явное влияние на китайскую философию, которая была ориентирована на проблемы норм человеческого поведения и его бытийных оснований. Она являлась частью консервативной цивилизации и опиралась на культуру канонических текстов, а не публичного дискурса. В китайской философии обнаруживалось мало интереса к спекулятивно-систематическому философствованию, как это было в Греции, и к освобождению или спасению, как это было в Индии. Напротив, она имела более практическую и прагматическую направленность.

В основном китайские философы принадлежали к среде «бедной знати» (poor nobility). Часто они были вынуждены зарабатывать на жизнь работой в секторах административной системы, функционировавших при гигантских императорских дворах. Многие великие китайские мыслители были порождением этой социальной среды. Почти без исключения они были образованными государственными служащими, мандаринами, сдавшими экзамены и прошедшими обучение в государственной системе. В этом смысле они не так уж сильно отличаются от современных профессоров философии! Именно из этой социальной среды вышел философ, известный на Западе под именем Конфуция (Кун-цзы, «учитель Кун»).

Конфуций (Confucius, 551–479 до Р.Х.) жил приблизительно в то же время, что и Будда, Фалес и Пифагор. Написанных им текстов не сохранилось, но основные положения его учения были записаны в Суждениях и беседах (The Analects) — сборнике коротких заметок о беседах (вопросах и ответах) Конфуция с учениками. В основном они посвящены социально-этическим проблемам правильного поведения. Из них вырисовывается образ Конфуция как мыслителя, сильно привязанного к традиции. Так, он считает, что человек может приобрести правильное понимание своих обязанностей только с помощью тщательного изучения традиции. Традиция также становится нормой, с которой должны согласовываться попытки реформирования имеющихся хаотических общественных условий. В силу такого подхода естественно, что изучение древних письменных источников занимает центральное место в учении Конфуция. Его доминантной мыслью оказывается приспособление к миру, а не бегство от него, как это имело место в индийской философии.

Конфуций обнаруживает мало интереса к философии природы и философии религии. Как и для Сократа, для него центральным является человек. Это отношение сжато выражено в следующем положении: «Те, кто любит человеколюбие, [считают], что нет ничего выше его» [Конфуций. Лунь Юй. Перевод Ю.Кривцова. — В кн. Древнекитайская философия. Собрание текстов. В двух томах. М., 1972–1973. Т. 1. — С. 148.]. Критерии правильного поведения суммированы в понятии человеколюбия (humanity), о котором Конфуций говорит в словах, напоминающих Нагорную проповедь Иисуса Христа. Студент «Цзы-гун спросил: «Можно ли всю жизнь руководствоваться одним словом?» Учитель ответил: «Это слово — взаимность. Не делай другим того, чего не желаешь себе»» [Бхагавадгита. — С. 167.]. Идея любви к ближнему в конфуцианстве часто называется принципом меры: то, чего мы желаем от других, должно быть мерой того, что мы должны делать по отношению к ним.

Учение Конфуция о человеколюбии и сострадании не должно интерпретироваться в универсалистском смысле. Он защищает строго иерархическую организацию общества. Для него обязанности личности определяются ее социальным положением. Хорошая жизнь, согласно Конфуцию, развертывается в «пяти присущих человеку отношениях»: правитель-государственный служащий, отец-сын, муж— жена, старый-молодой, друг-друг. Каждый имеет свои собственные обязанности. Отношения правителя с подданными четко выражены в следующей сентенции: «Суть господина подобна ветру, а суть простых людей подобна траве. И когда ветер веет над травой, она не может выбирать, а наклоняется». Эта сентенция может быть понята как приложение принципа меры. В этом контексте она, возможно, означает, что тот, кто является правителем, спрашивает себя: «Какого поведения я желал бы от моих подданных?» Если ответ заключается в том, что они должны подчиняться, то это означает, что принцип меры совместим с традицией господства и подчинения.

Конфуций не развил систематической философии. Прежде всего, он давал полезные советы в области отношений между людьми, а также сформулировал много нравоучений. Вокруг него образовался большой круг последователей, положивших начало практически ориентированному «конфуцианству». Вплоть до нашего времени оно играет важную роль в китайской культуре и обществе. Стиль выражения практической философии в форме сентенций, афоризмов и коротких историй все еще остается характерным для современного Китая. Примером может служить Красная книга Мао [Мао's Red Book. Quotes by chairman Mao Tse-tung], состоящая из цитат Мао Цзэ-дуна (1893–1976).

В дальнейшем конфуцианская этика была развита Мэн-Цзы (Mencius или Meng Zi, ок. 371–289 до Р.Х.). Как и Конфуций, он считал, что человек врожденно добр и что эта доброта может быть развита путем воспитания. Как и многие другие китайские философы его времени, он провел свою жизнь при различных императорских дворах, обучая принцев двум важнейшим добродетелям человеколюбию (жэнь) и справедливости (и).

В то время, как конфуцианство развило практически и политически этическую философию, даосизм (или таосизм) характеризовался мистицизмом и холистическим мышлением. Лао-Цзы (Lao Tzu) обычно рассматривается как крупнейший представитель даосистских тенденций в культурной жизни Китая. Другим влиятельным даосистским мыслителем был Чжуан-Цзы (Chuang Tzu, p. 369 до Р.Х.). О жизни Лао-Цзы известно мало. Достоверно лишь то, что он был старшим современником Конфуция. Считается, что он жил в одиночестве и избегал известности. Имя Лао-Цзы неотделимо от известного произведения Дао дэ цзин (Книга о пути и его добродетели или Книга о дао и дэ), хотя и сомнительно, что оно написано им. Возможно, оно было создано его последователями.

Дао дэ цзин представляет собой классический текст по даосистской философии. Оно трудно для понимания и порождает большие проблемы его интерпретации. Как и Гераклита, Лао-Цзы часто называют «загадочным» и «непостижимым». Дао дэ цзин стал значительным вкладом в китайскую философию природы или бытия. Это отличает его от практически ориентированной конфуцианской философии. Оно также явно порывает с некоторыми центральными философскими положениями, которые обычно ассоциируются с конфуцианской традицией.

Фундаментальным понятием для Лао-Цзы является «дао». О дао говорится, что оно является «неопределенным», «бесконечным», «неизменным», «безграничным в пространстве и времени», «как хаосом, так и формой». Подобные словесные обозначения могут только намекать на то, что они обозначают. Язык, строго говоря, в этом случае оказывается неадекватным, потому что он немедленно предполагает, чем дао является, даже когда это делается путем отрицательных определений. В западном мышлении подобный подход ассоциируется с отрицательной (апофатической) теологией, согласно которой мы не в состоянии положительно высказаться о Боге. Мы можем только утверждать, чем Он не является. Вместе с тем рассуждения Лао-Цзы о дао выглядят как имеющие много общего с типом вопросов и ответов, которым пользовалась греческая натурфилософия. Так, Анаксимандр считал, что «первоначало» является апейроном, неопределенным и безграничным. Здесь, без сомнения, можно увидеть некоторое семантическое сходство между дао и апейроном. Как и Анаксимандр, Лао-Цзы утверждал, что дао предшествует Небу и Земле, что дао является источником рождения и уничтожения всего существующего. Он использует образы, в которых дао предстает «матерью мира», начальным пунктом всего разнообразия существующего. Возможным объяснением дао является то, что оно выступает как бытие бытия, неопределенная исходная сила, являющаяся основой всего, что существует. Однако в других местах Лао-Цзы говорит, что «бытие происходит из небытия». Возможно, он имеет в виду, что исходная сила, или «бытие», должно быть обусловлено «небытием», чтобы избежать превращения дао в вещь или нечто существующее. Подобные интерпретации сопряжены с большой долей неопределенности, но если их допустить, то можно утверждать, что Лао-Цзы представлял проблему дао аналогично тому, как досократики оперировали проблемой субстанции.

Точка зрения Лао-Цзы на изменение имеет явные параллели с ранней греческой философией. Видимо, он считал, что в нашем существовании есть некий основной принцип справедливости. В соответствии с этим принципом, когда нечто заходит слишком далеко, то возникает обратная реакция: «Обернется несчастьем то, что было счастьем, а счастье покоится на несчастье». Когда нечто достигает своей крайности, оно переходит в свою противоположность. Чрезмерное счастье оборачивается горем. Крайнее несчастье обращается в радость. Существует, следовательно, некоторая сила, вмешивающаяся, когда нечто выходит за свои естественные границы, когда торжествует чрезмерность (hybris), и восстанавливающая порядок, который должен быть или будет. Подобные мысли высказывал Гераклит. В одном из фрагментов [D: 94] он говорит, что Солнце не преступит своей меры. Если оно это сделает, то его накажут Эринии, служительницы богини справедливости Дике. Видимо, и Лао-Цзы и Гераклит вводили космический принцип справедливости, который поддерживает упорядоченное существование.

Нетрудно представить, что «загадочность» Лао-Цзы оказалась в противоречии с прагматическими социально-этическими максимами конфуцианства. Лао-Цзы также явно выступал против традиции конфуцианского воспитания мандаринов, заявляя, что было бы лучше, если бы люди имели меньше знания, а не стремились к его максимуму. Слишком большая образованность человека служит только порче его души.