Глава 1

ИСТОЧНИК И КЛЮЧ

Девятнадцатый век в Европе был великой эпохой независимых духовных учителей (многие из которых, впрочем, оставались, по крайней мере номинально, христианами). Обычным поводом для разрыва с официальной церковью было, как правило, стремление восстановить истинную веру. Но тяга к власти заводила подобных реставраторов чересчур далеко, и мятежники против религиозных традиций неизменно приходили к парадоксальной ситуации, требуя от своих последователей сурового повиновения и полного подчинения.

Этот парадокс отлично иллюстрирует история англичанина Г. Дж. Принса[4]. В 1841 г. мистер Принс, бывший в ту пору викарием при пасторе Чарлинча в Сомерсете, основал движение за религиозное возрождение в рамках англиканской церкви. Он был настолько уверен в принципе божественного руководства, что советовался с Богом, стоит ли ему брать с собой зонтик на прогулку. Принс был замечательным оратором, умелым организатором и весьма обаятельной личностью. Без труда добившись признания своего пастора, мистера Старки, ставшего его преданным учеником, Принс приступил к осуществлению своей миссии. Каждое воскресенье он читал проповеди с такой страстью, что обычно равнодушный сельский приход, состоявший из фермерских семейств и батраков, вскоре дошел до такого безумного религиозного экстаза, какой можно было встретить в те времена разве что у крайних сектантов.

На проповедях Принса мужчины тряслись с головы до ног, женщины вопили, и даже маленькие дети бились в припадках. Церковь в Чарлинче вскоре приобрела несколько двусмысленную славу, и Принс привлек к себе внимание епископа Бата и Уэлса, который проявил недовольство своим подчиненным. Действия Принса подрывали установленный порядок вообще и церковную иерархию в частности.

Податливость, которую проявил пастор Старки перед собственным викарием, создавала дурной прецедент с точки зрения церкви, а зажигательные проповеди Принса попахивали методизмом — учением, крепко-накрепко ассоциировавшимся в представлении большинства англикан с революцией. Получив несколько предупреждений от епископа, Принс и Старки решили покинуть не только Чарлинч, но и саму англиканскую церковь. Они обосновались в близлежащей деревне Спэкстон и создали независимое религиозное сообщество под названием "Агапэ", или "Пристанище любви". Это общество финансировалось богатыми приверженцами Принса, главным образом женщинами, в том числе — четырьмя сестрами Ноттидж, трех из которых Принс выдал замуж за своих учеников. Четвертую сестру родственники успели поместить в психиатрическую лечебницу, прежде чем она последовала примеру сестер, однако сила убеждения Принса была такова, что девушка ухитрилась бежать и в конце концов присоединилась к остальным последователям бывшего викария.

Деньги богатых учениц и учеников текли в "Пристанище" рекой, и вскоре Принс стал владельцем состояния примерно в 1 миллион фунтов стерлингов (в пересчете на современный курс). Он построил в Спэкстоне огромный дом (для братьев и сестер по вере) и жил там в довольстве и даже роскоши. При доме были бильярдная, прекрасные экипажи и несколько лакеев. Вскоре он объявил, что Святой Дух вдохнул в него бессмертие, велел своим ученикам именовать его не иначе как "Возлюбленный" и без тени удивления принимал письма, адресованные "Нашему Господу Богу".

Основной доктриной "Агапэ" было искупление человеческой телесности через любовь. Согласно Принсу, традиционное христианство не обеспечивало эту возможность, поскольку проповедовало умерщвление плоти в пользу духа по примеру подвига Иисуса Христа. Но Господь открыл Принсу, что Иисус, будучи далеко не последним Его словом в деле искупления, являлся лишь одним из представителей длинной цепочки аватар, начинающейся с Адама и Ноя и достигающей высшей точки в самом Принсе. Каждая из этих аватар была избрана для совершения определенного шага в развитии божественного плана. Задача Христа завершилась в жертвенной агонии на кресте, но Принсу была предназначена более счастливая судьба. Ибо как Святой Дух снизошел на Принса, одарив его физическим бессмертием ради великой Цели, так и Принсу предстояло передать это благословение другим.

Первым делом "Возлюбленный" излил это благословение на сестру Зою Патерсон, заключив божественный союз с нею на диване в бильярдной комнате публично, в присутствии остальных братьев и сестер. Хотя Принс и объявил о предстоящей церемонии заранее, но не предупредил учеников ни о характере обряда, ни о том, кому посчастливится стать избранницей. Но, главное, результат церемонии вызвал в общине смущение. Дело в том, что Принс сообщил своим последователям, что, по новому истинному учению, половое сношение с Бессмертным обеспечивает приобщение к бессмертию, каковому должно сопутствовать бесплодие. Но увы! Сестра Зоя забеременела. Тогда "Возлюбленный" получил откровение о том, что это были происки Сатаны, подославшего собственного младенца, чтобы подорвать авторитет нового аватара. Такое объяснение, возможно, и удовлетворило учеников, но после этого случая финансовая поддержка "Прибежища любви" пошла на убыль: гораздо меньше стало посторонних вкладчиков, не принадлежавших к общине. Принс прожил до 1899 года, после чего его сменил "Возлюбленный II" преподобный Г. Смит Пиготт, который в 1902 г. объявил себя божеством и стал впоследствии отцом двух детей, получивших имена "Слава" и "Власть".

Успех, которого добился Принс в привлечении респектабельных представителей среднего класса, несмотря на свое причудливое учение и диковинное поведение, ясно свидетельствует о затруднительном положении, в котором оказались в середине XIX века традиционные европейские религии. История Принса в различных вариантах повторилась во многих городах Европы[5]. Церковь приходила в упадок. Снаружи ее атаковали атеисты и материалисты. Церковные привилегии и тесное взаимоотношения между церковью и государством вызвали огонь критики со стороны либералов и радикалов. Доктринальные противоречия и идейные разногласия между реформаторами и консерваторами подрывали церковные устои изнутри. Приверженность традициям, строгая иерархия и влияние на светскую власть, которые так долго оставались основой стабильности церковной организации, теперь превратились в причины внутренних конфликтов и в поводы для нападок общественности. Короче говоря, церковь теряла авторитет, что явно выразилось в охватившей ее духовной летаргии. Мятежники проникли даже в высшие эшелоны клерикальной власти.

Одним из неизбежных последствий такого положения стало появление независимых религиозных сект в масштабах, которые не имели себе равных начиная с XVII века. Конгрегации, возглавлявшиеся священниками-шарлатанами наподобие Принса, заявляли о своей самостоятельности. Возникла целая новая порода проповедников и пасторов, вооружившихся радикальными доктринами и поддержкой влиятельных лиц и готовых удовлетворить все духовные потребности, которые игнорировала традиционная церковь. Мог ли обычный англиканский пастор потягаться с экзотическим обаянием Принса? И могла ли традиционная церковь убедительно опровергнуть учение Принса, в общем-то не так уж и отличавшееся от того откровения, на котором она сама была основана? Если Иисус Христос был Богом, то почему бы и Принсу не обладать божественностью? Если Иисус был уникален, то и Принс — единственный в своем роде. И если апостол Петр мог основать церковь, почему бы этого не сделать "Возлюбленному"?

Проблемы достоверности откровения и авторитета так же стары, как сама религия. Когда речь идет об откровении, формы, в которых оно выражается, неизбежно искажают его суть. Появляются различные интерпретаторы, которые истолковывают сущность учения и спорят о нем. К тому же процесс осложняется расколами между корпоратистами, наподобие епископа Бата и Уэлса, которые требуют подчинения установленной власти, и харизматическими личностями вроде Принса, провозглашающими правомочность собственного откровения и на все возражения имеющими дежурный ответ: дескать, Иисус тоже подвергался преследованиям. Эти разногласия усугубляются далее спорами между универсалистами, стремящимися выработать общую доктрину, и теми, кто настаивает на приоритете индивидуального понимания Бога каждым человеком.

Вдобавок XIX столетие породило новые серьезные трудности. Давнишние сомнения в истинности христианского учения и традиционной церкви приобрели дополнительный вес благодаря росту престижа и авторитета естественных наук, а также чрезвычайному усложнению библейской экзегетики. Наука стала посягать на постижение сакраментального смысла мира, созданного и хранимого Божественной силой, а образованные историки и текстологи, взяв на вооружение филологию и этимологию, преуспели в демифологизации и очеловечивании самой фигуры Христа.

В итоге христианство предстало чуть ли не заурядной, хотя и занимательной историей одного маленького народа, дидактический вывод из которой с большей или меньшей адекватностью воплотился в различных христианских организациях. В таком контексте Иисус оказывался не единственным уникальным Спасителем мира, а одним из многих авторитетных духовных учителей, в одном ряду с Буддой, Сократом, Конфуцием, Ману и Лао-Цзы. Некоторые из них были мифическими фигурами, другие историческими лицами, чья реальная жизнь была скрыта легендами. Их демифологизацией в той или иной мере занималась современная наука. Все это давало основания предположить, что христианство как таковое представляет собой в действительности тоже своего рода беллетристику, трансцендентное повествование, которое хотя и способно придать определенный смысл "истории" конкретной личности, однако ни в коем случае не может претендовать на роль объективной истины.

Ослабление позиций христианства порождало новые сомнения, вполне достаточные для появления принсов в неограниченном количестве. Никто из новых проповедников не собирался отрицать ценность христианского опыта, не исключал духовности христианства и даже не выступал против существования традиционных церквей; однако все вместе они подрывали веру и в то, и в другое, и в третье. Таким образом, попытки религиозного возрождения XIX века зачастую характеризовались тенденцией отождествить "истинную" духовность с мистикой или оккультизмом: познание истинной реальности переживалось как нечто, лежащее вне привычных форм религиозного выражения. Таков был один из способов очистить духовность от влияния исторических церковных организаций. И притом, что традиционные церкви пришли в упадок, интерес к религии достиг значительных масштабов. Борьба между различными вероисповеданиями вызывала в обществе сильнейшие страсти, поскольку непреложная уверенность в религиозных истинах сменилась неразрешимыми сомнениями, которые в свою очередь пробуждали новые духовные потребности. Вопрос заключался, собственно говоря, не столько в самой духовности, сколько в источнике духовного водительства, на который можно было бы безоговорочно положиться. Именно эта потребность в руководстве привлекала к харизматическим проповедникам такое количество послушных учеников.

Проблема источника духовного наставничества была тесно связана с другим стремлением, навязчиво овладевшим умами многих людей в XIX веке, стремлением отыскать единый ключ ко всем тайнам Вселенной. Ключ этот, как казалось, способен отомкнуть вышеупомянутый источник; и, наоборот, источник способен предоставить этот ключ. Идея эта тоже не была совершенно новой. Объяснение многообразия явлений за счет сущностного единства мира являлось основным принципом древнейших философий и религий. Но в XIX веке желание найти единство в многообразии превратилось в настоящую манию и росло пропорционально умножению новых идеологий. К примеру, предполагалось, что все человеческие языки происходят от единого общего языка, все расы — от одной "материнской" расы, все философии и религии — от одной первоначальной доктрины.

Несмотря на то что два крупнейших философа середины века — Серен Кьеркегор и Фридрих Ницше — заметили, что отыскать ключ и источник в такую субъективную эпоху, как XIX столетие, невозможно, к ним никто не прислушался. Потребность веры в изначальное единство и в абсолютную доктрину стала слишком глубока, захватив даже скептиков. Так, хотя Джордж Элиот высмеивает в своем "Миддлмарче" попытки мистера Касобона отыскать Ключ ко Всем Мифологиям, совершенно очевидно, что он симпатизирует своему герою. Ошибочными ему кажутся методы Касобона, но не его цель.

Единый, абсолютный источник истины сулил ключ к глубочайшей тайне мироздания. И в центре внимания одержимых духовным голодом викторианцев стала смерть с ее ритуалами и свидетельствами, только подогревавшейся неуверенностью в формах (и даже в самом наличии) загробной жизни. Ответ на этот болезненный интерес общество получило совершенно неожиданно в 1848 г. от семейства Фоксов из Гайдсвилля (Рочестер, Нью-Йорк). Две юные дочери мистера Фокса — двенадцатилетняя Кэтрин и тринадцатилетняя Маргарет начали принимать сообщения духов в виде легких стуков и ритмических шумов[6].

Сестры Фокc толковали эти сообщения и в свою очередь отвечали на них тоже стуками посредством простого кода. Вызывали духа они при помощи команды: "Эй, мистер Сплитфут [От англ. Splitfoot — раздвоенная нога. — Здесь и далее прим. пер.], делай, как я". Откровенно игровая форма вызова и намек на Дьявола могли бы насторожить наблюдателей и предупредить их о возможности обмана, но этого не случилось, и сестры Фоке приобрели большую аудиторию энтузиастов. Кэтрин и Маргарет регулярно связывались со своими знакомыми духами, и те выстукивали апокалиптические известия о начале новой эры; именно такие новости и должны были встретить горячий отклик среди американской публики того времени, воспри-имчивой к любым разновидностям новой эсхатологии.

Находились, конечно, и недоброжелатели, которые неучтиво предполагали, что сообщения духов — всего лишь ритмические постукивания, которые Маргарет и Кэтрин тайком производят пальцами рук и ног; но куда больше, чем подобных скептиков, оказалось желающих верить в сверхъестественное происхождение гайдсвилльских феноменов. Сестры Фоке вскоре стали национальными знаменитостями. П. Т. Барнум нанял их для публичных представлений в Нью-Йорке, а Гораций Грили, редактор "Нью-Йорк трибюн", пригласил их остаться. Так началась мода на спиритические сеансы.

Спиритический сеанс предлагал новую версию духовной причастности, в которой вера заменялась очевидностью, а святые таинства — манифестациями духов. Спиритизм стал особенно популярен среди протестантов Восточного побережья Соединенных Штатов, которые особенно остро ощущали нехватку чувственных подтверждений религиозной веры и были чрезвычайно восприимчивы к любому свидетельству высшей милости, сколь угодно необычному. И вряд ли случайно, Гайдсвилль расположен чуть ли не в центре печально знаменитых "пламенных" районов американского штата Нью-Йорк, названных так по причине исключительного обилия религиозных веяний, прокатившихся по этим местам в начале XIX века. Спиритизм с легкостью совместился с эсхатологическими настроениями некоторых здешних сект. И хотя большинство сообщений от духов было весьма тривиально, публика продолжала надеяться, что это — лишь прелюдия к настоящим откровениям из Иного Мира. Иной Мир, подтверждавший свое существование через сестер Фоке, как ожидалось, должен был посвятить людей в тайны жизни после смерти, бессмертия и даже будущего человечества.

Отдельные столкновения с призраками и феномены полтергейста к тому времени уже заняли прочное место в общественном сознании. Духи по-дружески сообщили сестрам Фоке, что они пытались "пробиться" к людям уже давно, в течение целого полувека. И теперь, благодаря Гайдсвилльскому движению, они наконец получили возможность влиять на социальное, нравственное и даже политическое развитие человечества.

Феномены, которые до того времени расценивались как необычные случаи, к тому же опасные и соблазнительные, как выяснилось теперь, были предназначены сообщать людям пророческие сведения о лучезарном будущем, в котором все люди рано или поздно станут причастны к радостям Саммерленда [От англ. Summerland — страна лета.], рая спиритов. Характерно, что ад в сообщениях духов играл самую незначительную роль. Призраков перестали считать страдающими, не находящими себе места духами; они стали восприниматься как посланники Иного Мира и предвестники грядущего счастья. Спиритизм поддерживал веру в некое духовное братство, наблюдающее за судьбами людей.

Укоренившись в Америке, спиритизм быстро завоевал и Европу. В свете неудачных политических революций 1848 года (к этому же году относится появление гайдсвилльского феномена) он быстро сделался частью "альтернативного" духовного освободительного движения, в которое входили вегетарианство, феминизм, реформа одежды, гомеопатия и всевозможные проявления социального и религиозного инакомыслия. Стали популярны многие английские радикалы, в особенности знаменитый Роберт Оуэн социалист-утопист, промышленник и основатель общества "Новая Гармония", а также некоторые члены его семьи. Правда, к тому времени Оуэну было уже за восемьдесят, и над ним постоянно потешалась пресса. Спиритизм сделался весьма популярен в литературных кругах, всегда открытых для любых новинок. Он оказал свое воздействие на Бульвер-Литтона в Англии, Элизабет Барретт Браунинг в Италии и Виктора Гюго во Франции.

К тому времени, когда Гарриет Бичер-Стоу посетила Европу (1853 год), спиритические мероприятия достигли поразительного размаха. И если сеанс стал играть роль богослужения, а медиум заменил священника, то потенциальных медиумов было уже пруд пруди. Знатоки утверждали, что женщины по своей природе вообще более чувствительны к сообщениям духов, особенно если они необразованные, а еще лучше — слегка помешанные. Было общеизвестно, что недостаток интеллекта очищает духовный канал для сообщений и позволяет принимать информацию от духов на более глубинном уровне.

Впрочем, международный успех все равно ожидал представителя сильного пола — Дэниэла Дангласа Хоума (1833–1886), который любил называть себя (и вполне оправданно) "Медиумом королевских домов Европы"[7]. Хотя Хоум и утверждал, что является незаконным внуком десятого графа Хоума, в действительности он провел детство в Америке, где в период "гайдсвилльской лихорадки" был знаменитым мальчиком-медиумом.

Привлекательный внешне, красноречивый, слегка женственный в своих повадках (его недоброжелатели намекали на кое-что похуже, чем изнеженность), Хоум привлекал множество страстных последователей и не меньшее число столь же рьяных противников. Один из его покровителей, экзальтированный исследователь психических феноменов и, по слухам, гомосексуалист лорд Адар, клялся, что видел своими глазами, как Хоум вылетел в горизонтальном положении из окна второго этажа, сорвал цветок с рододендрона и вернулся по воздуху через другое окно в комнату. Многие, правда, объясняли это "наблюдение" легковерием Адара и способностью обаятельного юноши внушить столь доверчивой особе все что угодно.

Посетив Европу в 1855 году, Хоум выступил перед Теккереем, супругами Браунинг, Чарльзом Диккенсом и Бульвер-Литтоном. Роберт Браунинг, как и Диккенс, воспылал к нему настоящей ненавистью (возможно, усиленной восторгом Элизабет) и вывел на него карикатуру в образе мошенника-медиума мистера Сладжа [от англ. Sludge — грязь, тина]. Но несмотря ни на что, Хоум неплохо заработал. Его приняли в аристократических кругах Англии, Франции и Германии, и он произвел впечатление даже на прусского короля. Зловредное же влияние Хоума на императрицу Евгению, которая в это время носила под сердцем принца-наследника, в конце концов заставило министра иностранных дел Наполеона III пригрозить ему высылкой из Парижа.

Хотя большинство сеансов были всего лишь модным развлечением, серьезные спиритуалисты надеялись, что результаты их опытов вскоре получат твердые научные обоснования: в середине XIX столетия слово "наука" было синонимом "бесспорной истины". И чем больше шарлатанов разоблачали, тем большее количество их приверженцев устремлялось в поиски достоверных доказательств спиритических феноменов. Роберт Дэйл Оуэн высказал эту тенденцию в таких словах: "Как щемит сердце, как тяжело становится при мысли о том, что, по Божественному Замыслу, великая привилегия прогресса, которой человек обязан всем, чем он когда-либо был или будет, не применима к Науке Души"[8].

Погоня за научными доказательствами затронула не только убежденных спиритуалистов. Такие организации, как Лондонское Диалектическое Общество, Национальное Светское Общество и еще более известное Общество Психических Исследований, тоже интересовались спиритизмом и нередко проявляли к нему сочувствие и симпатию. Эти организации посвятили много усилий сбору свидетельств и постановке контролируемых экспериментов для наблюдения за манифестациями духов.

Но для тех, кто искренне стремился постичь серьезную теорию спиритуальной науки (в отличие от практикующих медиумов и обществ, претендовавших на научный подход к проблеме), уже и так имелось достаточно материала. Его можно было найти в трудах двух ранних "западных гуру" Эммануэля Сведенборга (1688–1772) и Франца Антона Месмера (1735–1815), также занявших не последнее место в гонке за Универсальным Ключом.

Сын шведского королевского священника Сведенборг[9] посвятил тридцать лет жизни профессиональной деятельности в горнодобывающей промышленности, однако его истинной страстью всегда оставались естественные науки, математика, философия и религия. Будучи чрезвычайно обстоятельным ученым, он основал первый в Швеции научный журнал, предвосхитил ряд современных изобретений (в том числе подводные лодки и самолеты), опубликовал трактаты по космологии, наблюдению Луны, химии, физике, кровообращению и чувственному восприятию. Ему принадлежит теория атомной структуры материи, также предвосхитившая современную, где материя описывается как система делимых до неопределенного предела частиц, сгруппированных в кружащиеся вихри.

Эта теория возникла случайно, как побочный результат исследования, которому Сведенборг посвятил многие годы и которое заключалось в определении местоположения человеческой души и доказательстве ее бессмертия. Предположив, что душа идентична жизненной силе, которая проистекает из коры головного мозга и циркулирует в крови, Сведенборг приступил к длинной серии подробных анатомических экспериментов, чтобы подтвердить свою теорию. Однако этой работе помешал серьезный духовный кризис, начавшийся в 1743 году с целого ряда видений (многие из которых были на удивление чувственными), в том числе — видения Иисуса Христа. Воспитанный в благочестивой протестантской атмосфере, Сведенборг глубоко ощущал собственную греховность, в частности грех гордыни, выразившийся в стремлении стать крупнейшим ученым своей эпохи. Впрочем, каковы бы ни были причины этого долгого духовного кризиса, он коренным образом изменил жизнь мыслителя. В следующем году Иисус Христос явился Сведенборгу еще раз и повелел ему отказаться от научной работы и заняться толкованием Библии.

Сведенборг так и поступил, в результате чего на свет появилось более тридцати томов комментариев и теологических сочинений. Видения стали посещать его чаще. Он побывал в раю и в аду, общался с духами и ангелами и даже с самим Богом. Он с легкостью перемещался между материальным и духовным мирами, входя в последний через духовные органы восприятия, которые он описывал по аналогии с интуицией и воображением (отсюда его позднейшая популярность среди писателей-романтиков).

На основе своего визионерского опыта Сведенборг разработал теорию соответствий, изложенную в сочинении "Clavis Hieroglyphica" ("Иероглифические ключи"), которое в английском переводе под названием "Духовный ключ" было опубликовано в Лондоне в 1784 году. Участвуя в дискуссиях относительно значения египетских иероглифов и о возможности универсального философского языка, Сведенборг утверждал, что каждый символ содержит три смысловых уровня: природный, духовный и божественный. Природный смысл относится к области материальных вещей (включая науку и историю человечества); духовный смысл связан с неосязаемым миром идей и воображения, тогда как божественный смысл ведет к истинной и предельной реальности Бога. Таким образом, каждая материальная вещь — это знак соответствующих духовного и божественного смыслов.

Теория соответствий повлекла за собой серьезные теологические и политические выводы. Особую роль сыграло убеждение Сведенборга, что Вселенная в конечном счете является гармоничным целым, лишь временно нарушенным грехопадением. Отвергнув идеи Страшного суда и вечного проклятия, Сведенборг приравнял грех к ошибке; и эта позиция внесла в его учение явственные нотки социального утопизма.

Видения убедили Сведенборга в том, что рай и ад — это не будущее, ожидающее каждого после смерти, а постоянные реалии, с которыми человек соприкасается в любой момент жизни в зависимости от своего выбора. Из этого Сведенборг заключил, что если бы люди стали развивать интуицию и воображение (а также духовные органы восприятия), перестав возвеличивать роль разума, то последствий грехопадения можно было бы избежать. Ибо разум, по мнению Сведенборга, ведет лишь одной из многочисленных дорог к Истине. Таким образом, Сведенборг ослабляет жесткую связь между наукой и рационализмом, возвращаясь к более старому и более широкому понятию духовной науки как цельного описания космоса, достижимого благодаря применению всех способностей, которыми наделен человек, и благодаря учету иных уровней реальности.

Вскоре после смерти Сведенборга возник целый ряд сведенборгианских церквей и обществ. Некоторые из них процветают до сих пор, хотя сведенборгианство так и не стало особенно массовым. Более явственно его воздействие ощущается в литературе: произведения множества авторов — от Блока и Бальзака до Бодлера, Стриндберга, Эмерсона и Йитса хранят его следы. Но самое мощное влияние идеи Сведенборга оказали на различные варианты альтернативных религий, обязанных шведскому визионеру как минимум четырьмя важнейшими чертами: теорией соответствий ("сродства"), верой в доступность высшего мира, убежденностью в неизбежности общественного и духовного обновления, а также концепцией единства науки и религии, воображения и разума.

Все эти положения сыграли определенную роль в деятельности Франца Антона Месмера, разработавшего теорию гипноза под влиянием экспериментов в области электричества и магнетизма, которые проводили Гальвани и Вольта[10]. Гипноз (в те времена получивший название "месмеризм") часто определяли как животный магнетизм, или электробиологию. Он был в моде в Париже 1780-х годов, после Французской революции пришел в упадок, но пережил возрождение в 1820-х годах, а в 1837 г. достиг берегов Англии. Помимо сведенборгианских идей о "сродстве" тогдашняя теория гипноза основывалась на представлении о том, что все тела окружены и пронизаны магнитной силой, или флюидом (эти два слова использовались как синонимы), и что человек, обладающий соответствующими свойствами ("сенситив"), способен почувствовать этот флюид и по своей воле направить его в нужном направлении для достижения терапевтических целей.

Согласно Месмеру, болезнь вызывается препятствиями на пути свободного течения флюида. Эти препятствия сенситив может устранить при помощи пассов с железным магнитом или (при достаточном опыте) просто руками или даже усилием воли. Исцеление зачастую требует погружения пациента в транс, во время которого он подчиняется приказам гипнотизера, а иногда способен рекомендовать методы для лечения своей болезни, даже предсказывать будущее. (Критики при этом отмечали, что иногда сеансы лечения сопровождались истерическими конвульсиями и обмороками пациентов.) Заявления относительно пророчеств, сделанных в трансе, неизбежно влекли за собой различные выводы о связи между гипнозом и ясновидением. После смерти Месмера многие его ученики утверждали, что поддерживают с ним психическую связь.

Какова бы ни была степень достоверности подобных заявлений, некоторые пациенты, скептически относившиеся к другим видам лечения, свидетельствовали в пользу терапевтической ценности гипноза; среди таких свидетелей — Чарльз Диккенс и популярный писатель Гарриет Мартино, успешно прошедший курс лечения у гипнотизера, которого порекомендовал ему Бульвер-Литтон. Место магнетической силы, или флюида, в общетеоретическом плане было достаточно неопределенным, поскольку эту субстанцию помещали где-то между физическим и духовным мирами, что не мешало выдвигать специфические этические требования к тем, кто способен ею манипулировать. Считалось, что сенситив не только должен обладать властным пронизывающим взглядом, умением сосредоточиться и самоконтролем: в не меньшей мере от него требовались высокая нравственность и духовная ответственность как условие удачи в его изнуряющей работе.

Месмеризм удачно соответствовал также повальному увлечению френологией (или "физиологией мозга", как тогда ее иногда называли), которая претендовала на возможность определения умственных способностей и отклонений путем исследования формы черепа. Доктор Джон Эллиотсон, возглавлявший развитие месмеризма в Англии, в 1824 году основал Британское френологическое общество и оказывал постоянную финансовую поддержку журналу "Зоист. Физиология мозга и месмеризм", организованному в 1843 году и объединившему под своей обложкой оба направления. Вкупе с ясновидением френология и месмеризм образовали могущественное трио, подготовившее почву для возникновения психоанализа — "науки XX столетия", в которой психоаналитик играет роль сенситива.

Казалось, синтез сведенборгианства, месмеризма и спиритуализма прокладывает путь к духовной науке, которая в свое время найдет ключ не только к тайнам жизни после смерти, но и к смыслу всего мироздания. Эти чаяния стимулировали развитие новых версий "научного" христианства, особенно в США. К тому времени в Америке уже сложилась устойчивая традиция автономных религиозных общин, восходящая еще к пуританским корням американцев и зафиксированная в Конституции. По мере того как расширялись границы страны и ускорялся приток иммигрантов, эту традицию чрезвычайно обогатили и усложнили влияния разнообразных европейских учений.

Новые секты, вообще говоря, распадались на два типа: одни служили восстановлению чистоты христианской доктрины, другие — воплощению воли того или иного харизматического лидера, на личном откровении которого основывалось учение данной секты. Иногда (как, например, у мормонов) эти два фактора совпадали, и влиятельному учителю удавалось создать новую церковь вне культа личности, воплощенного в доктрине. Но каковы бы ни были частные особенности той или иной секты, для ее создания необходимы были два условия: наличие лидера и наличие мистического опыта.

Учение "Христианской науки" принадлежит к первому типу[11]. Перенесшая в юности много страданий из-за неудачной личной жизни и постоянных недомоганий (в основном психосоматических), Мэри Бэйкер Эдди (1821–1910) начала с безуспешных экспериментов с гомеопатией. Потом ее пытался вылечить Финеас Квимби, методика которого была основана на гипнозе. Некоторого успеха ему удалось добиться, но лишь отчасти. После смерти Квимби Эдди снова заболела — но внезапно выздоровела, прочитав в Евангелии от Матфея о чудесах целительства, которые совершал Иисус. Этот опыт положил начало созданию "Христианской науки", основы которой Мэри Эдди изложила в 1875 году в книге "Наука и здоровье" (в более поздних изданиях — "Наука, здоровье и Ключ к Священному Писанию"). Первая церковь "Христианской науки" была основана в 1875 году с целью проповеди этого учения.

Эдди, которая в своем учении во многом шла по стопам Сведенборга, отвергла кальвинизм, в суровом духе которого была воспитана, и обратилась к представлениям о Боге, милостивом и милосердном к людям. Она утверждала, что болезнь — это ошибка, результат в корне неправильных представлений о реальности, а зло — нереально, ибо Бог не творит зла и не признает его. Вселенная — гармоничное единство множества сил, и в рамках этой гармонии протекает полноценная жизнь духа. Видимая реальность материального мира — это всего лишь иллюзия, которой люди поддаются под влиянием собственных чувственных желаний. Для исцеления необходим отказ от этих желаний и подчинение божественной милости. А для спасения нужна постоянная бдительность: человек должен быть все время начеку, чтобы замечать и отвергать постоянные поползновения своей бренной оболочки навязать ему низменные желания. Только так он сможет стать достойным Христа. Подобно Сведенборгу, Эдди полагала, что Царствие Небесное является не целью загробной жизни, а непосредственной духовной возможностью для любого человека, который сможет преодолеть отождествление подлинной реальности с материальным миром.

Мэри Бэйкер Эдди вела аскетический образ жизни. Чистота учения была для нее настолько важна, что ради этого ей пришлось основать собственную церковь. Кстати, эта церковь существует до сих пор и насчитывает около 350 тысяч приверженцев. И хотя основательницу ее весьма почитают, своим успехом церковь Христианской науки обязана не столько личным качествам Мэри Бэйкер Эдди, сколько ее учению. При всей своей целеустремленности и независимости Эдди, видимо, не обладала харизмой.

На другом конце спектра — современник Мэри Бэйкер Эдди Томас Лэйк Харрис (1823–1906), чье учение и образ жизни очень напоминают Г.Дж. Принса. Культ личности Харриса был настолько силен, что основанная им община не пережила смерти учителя.

Харрис родился в Англии, но вырос в Америке[12]. Он стал независимым проповедником Универсалистской церкви (которая учила тому, что спасутся все верующие), а затем — учеником медиума Эндрю Джексона Дэвиса. Дэвис был сведенборгианцем, но в учении этого сурового мыслителя его интересовал не столько мистицизм, сколько теория божественной бисексуальности. Согласно Дэвисовой версии этой теории, мужские атрибуты Бога Отца и женские атрибуты Матери-Природы содержатся в духовной конституции каждого человека. Харрис, тяжело переживавший потерю рано умерших матери и жены, нашел утешение в доктрине, позволившей ему обнаружить внутри самого себя источник столь желанной женской любви; однако вскоре он отвернулся от Дэвиса, когда обнаружилось, что его бисексуальная теория была только прикрытием абсолютно гетеросексуальной практики.

Покинув и Дэвиса, и Универсалистскую церковь, Харрис решил попытать счастья в общинной жизни. В 1850 г. он вместе со своим коллегой поселил сотню религиозных искателей в штате Вирджиния, в поместье площадью десять тысяч акров. Там они стали дожидаться Судного дня, предсказанного двенадцатью апостолами, на духовную связь с которыми претендовали все члены общины. Будучи человеком властным и не признавая никакой самостоятельности среди своих учеников, Харрис решил еще больше укрепить свой авторитет, заявив, что впредь он будет единственным посредником между поселенцами и апостолами, но его последователи восстали против такой узурпации своих духовных прав, и община распалась.

В середине 1850-х годов Харрис женился вторично и основал в Нью-Йорке собственную сведенборгианскую церковь. В его конгрегацию вошли Генри Джеймс (отец Уильяма и Генри-младшего), а также Гораций Грили — уже упоминавшийся социалист-утопист, редактор "Нью-Йорк трибюн" и покровитель сестер Фокс. Харрис разработал новую теологию, объявив ее непосредственным откровением, полученным от Бога по образцу видений Сведенборга 1740-х годов. Он утверждал, что, хотя в 1757 году Сведенборгу было дано открыть врата рая в своих "Arcana Coelestia" ("Небесных тайнах"), прояснить сущностный смысл этого труда предназначалось именно ему, Харрису, что он и проделал в огромном сочинении "Тайны христианства", написанном ровно через сто лет после выхода в свет книги Сведенборга и изданном в 1858 году. Обратившись к трехчастному делению мира на материальный, духовный и божественный, Харрис решил, что Сведенборг привел только "небесный" смысл Священного Писания; ему же, Харрису, предстояло произвести более глубокую "духовную" интерпретацию.

Эта интерпретация повлекла за собой ряд любопытных открытий, в том числе — описание жизни на других планетах; заявление о том, что сам Харрис является "краеугольным камнем", от которого зависит спасение рода человеческого; идея тождества дыхания и ключа к божественному милосердию (корни которого, возможно, находятся в каббалистическом представлении о том, что Творение является результатом вдохов и выдохов Бога); учение о бисексуальности Бога, а также анализ истории человечества с точки зрения трех великих кризисов, или поворотных пунктов, а именно — Потопа, Воплощения Христа и появления на свет самого Харриса. Зачатки всех этих идей можно найти у Сведенборга, но Харрис искажает их на манер Принса, помещая себя в центр космической мистерии.

Однако двусмысленная слава Харриса объясняется не столько этими откровениями, сколько учением о "двойниках". Это учение, ставшее Харрисовой версией Универсального Ключа, происходит из сведенборгианства, прочитанного по Дэвису, который проповедовал, что в каждом человеке присутствует как мужской, так и женский принцип. Ко времени написания своих "Тайн христианства" Харрис уже перестал горевать об утрате матери и первой жены: скорбь его развеялась благодаря встрече с той, кого он называл своей "королевой Лили", или "Лили — королевой слияний" (sic!), бессмертной духовной невестой, с которой он общался по ночам во сне наверное, к немалому удивлению своей второй супруги, Эмили Уотерс. Найдя своего "двойника", Харрис (подобно Принсу) горячо вознамерился помочь своим последователям обрести то же. Для этого требовалось крепко обняться с Харрисом, чтобы истекавшая из него сила породила в ученике видение Христовой любви, из которой и возникала собственная "королева Лили" ученика (или, возможно, "король Лили", поскольку ученики, которых обнимал Харрис, были неизменно женского пола).

В 1861 году Харрис основал еще одну общину — Братство Новой Жизни, члены которой называли ее просто "Польза". Перепробовав несколько мест, Харрис в конце концов обосновался со своими последователями в Броктоне, у озера Эри, и обеспечил себе полный и абсолютный контроль над жизнью сообщества. Поселившись в особняке под названием "Вайнклифф" на берегу озера, он стал вести жизнь сельского джентльмена с несколькими избранницами — в числе которых были мисс Джейн Уоринг, чьи деньги использовались для финансирования предприятия, и миссис Реква, которую Харрис считал ближайшим земным подобием своего небесного "двойника".

Каждый обитатель Броктона получил новое имя. Сам Харрис стал называть себя "Верным", а члены общины обращались к нему "Отец". Миссис Реква носила прозвище "Золотая Роза" — видимо, в знак почтения к "королеве Лили". Миссис Харрис жила отдельно от мужа, но под постоянным наблюдением; стоит ли удивляться, что она, как говорили, была подвержена постоянным сменам настроения и депрессиям. Остальные члены общины (в том числе и мистер Реква, обанкротившийся миллионер, который вскоре умер) жили в хижинах и сараях. Все, кроме Харриса, мисс Уоринг и Золотой Розы, занимались тяжелым физическим трудом, который требовался для содержания поместья. Даже миссис Харрис не была избавлена от этой обязанности.

В действительности община представляла собой плохо управляемую ферму. Когда Харрис был в настроении, работники получали духовные наставления. Их духовный рост зависел от выполнения неприятных заданий, принявших удобную для Харриса форму сельскохозяйственных работ. Харрис полагал, что ученикам следует смирить гордыню и отказаться от старых привычек. Только таким путем можно было открыть свое истинное "я" и своего "небесного двойника". При этом Харрис проповедовал известную викторианскую доктрину подавления желаний и усмирения плоти ради обновления духа. Сам он в сельскохозяйственных работах не участвовал.

Члены общины не только не возражали против такого обращения с ними, но даже приветствовали его. Один из них много лет спустя писал своей жене: "[13] удавалось измываться надо мной лучше, чем кому бы то ни было. И поскольку я нуждался в издевательствах, я оставался с ним до тех пор, пока его тирания не принесла желаемого результата… Я чувствовал, что меня надо сломить, и Харрис оказался эффективным инструментом для этого. Более абсурдного тирана, чем он, я не встречал никогда"[14].

Харрис был проницательным психологом. Он никогда не зазывал к себе учеников намеренно и не соглашался принимать в общину богатых искателей истины до тех пор, пока они не начинали умолять его об этом и не выражали готовность абсолютно подчиниться его воле. Харрис требовал также, чтобы супруги, вступившие в общину, спали в одной постели, но не вступали в интимную связь: это должно было способствовать обретению "небесных двойников". Власть этого тирана была настолько сильна, что после его смерти в 1906 году немногие оставшиеся в общине ученики не поверили, что Отец покинул их, и дежурили над его телом, пока оно не начало разлагаться. Среди них была и мисс Уоринг, вышедшая замуж за Харриса после смерти его второй жены в 1895 году и потратившая свое состояние на то, чтобы обеспечить своему супругу достойную жизнь в Калифорнии.

У Харриса было много общего с Принсом. Оба были властными тиранами, оба основали общины, чтобы потворствовать своим низменным желаниям, прикрываясь духовными мотивами. И оба при этом совершенно искренне верили, что нашли ключ к космической тайне, к достижению бессмертия и просветлению через мистический союз с возлюбленной(ым). И несмотря на эксцентричную форму, которую приняла на практике эта доктрина, она в определенной степени связана с индуистскими и буддистскими учениями. Эти учения мало-помалу становились все популярнее в Европе XIX века, и это — один из признаков глобального обращения к Востоку, повлиявшего на множество отраслей западной науки — от филологии до богословия. К примеру, такие крупные христианские секты, как трансцендентализм и унитарианство, испытали влияние ведического учения с его проповедью единства всего творения и единой реальности духа. Обе эти религии — индуизм и буддизм повлияли отчасти на Принса и Харриса. В своем стремлении обновить христианство оба "учителя" расширили свои доктрины до такой степени, до какой это вообще позволяли пределы христианской веры.

Однако задача сделать еще шаг по этому пути и окончательно освободить "западного гуру" от ограничений христианской доктрины, положив в основу учения иные религиозные традиции, выпала на долю других. Самой значительной из таких "западных гуру" оказалась Елена Блаватская, речь о которой пойдет в следующих главах. Но был и еще один крупный учитель, пошедший в этом направлении, — ученик Харриса Лоуренс Олифант[15]. Начав с традиционных учений, Олифант под влиянием Харриса разработал необычный синтез христианства и ислама, который вызвал симпатию даже у королевы Виктории. Кроме того, отношения Олифанта с Харрисом стали образцом для последующего взаимодействия "западных гуру" XX века со своими учениками.

Олифант родился в 1829 году в семье шотландских аристократов, евангелистов по вероисповеданию. Он блистал в высшем лондонском свете, и в числе его близких друзей был принц Уэльский. Он добился выдающихся успехов в бизнесе, литературе, дипломатии и международных интригах, был советником нескольких премьер-министров (в том числе лорда Палмерстона и лорда Джона Расселла), а в 1865 году стал членом парламента[16]. В 1860 году Олифант познакомился с Харрисом. В своем романе "Масоллам", повествующем об этой встрече и вышедшем в свет в 1886 г., через много лет после его разрыва с учителем, Олифант утверждает, что Харрис сразу же произвел на него необыкновенное впечатление. Поначалу он пытался следовать учению Харриса, продолжая вести привычный образ жизни, но вскоре понял, что это невозможно. Харрис потребовал абсолютного и безоговорочного служения, а взамен обещал Олифанту самодисциплину, самооткрытие и (если это вообще интересовало Олифанта) полное обновление жизни. Посетив общину, Олифант решил отказаться от своей блестящей карьеры и присоединиться к Харрису, что и произошло в 1867 году. Чем же было вызвано такое решение? Формальные причины описаны в более раннем романе Олифанта "Пикадилли", изданном в 1865 году — в тот период, когда Олифант находился на перепутье, но еще не пошел за Харрисом. Написанный в форме сатиры на великосветское общество, этот роман, по сути, является историей самого автора. Герой романа, лорд Фрэнк Ванкур, оправившись от странной болезни, порывает со своей возлюбленной и покидает высшее общество, чтобы начать новую жизнь в Америке, под руководством таинственного целителя — "того, чье имя не может быть обнародовано". В "Масолламе", опубликованном уже после мучительного разрыва Олифанта с Харрисом, автор изображает своего учителя зловещим армянином, наделенным необычными способностями. Оба загадочных персонажа — фигуры явно не христианские. Они напоминают суфиев — исламских мистиков, сочетавших в себе роли священника, мага и целителя.

Относительно более глубинных причин для скандального именно своей бескомпромиссностью обращения Олифанта к мистике можно только строить догадки. Не исключено, что в число этих причин входили оккультные силы Харриса и сексуальная податливость его учеников. И Харрис, и Олифант были эмоционально неустойчивы. Оба вели неспокойную, бурную жизнь. Оба были необычайно привязаны к своим матерям; душевная близость Олифанта с матерью была настолько сильна, что леди Олифант сделалась еще более восторженной поклонницей Харриса, чем ее сын, и сменила комфортную лондонскую жизнь на тяготы американской общины. Но глубочайшим мотивом обращения Олифанта к новому учению была, по-видимому, его вера в то, что община Харриса рано или поздно приведет его к неуловимому источнику власти. Кроме того, Харрис обещал ключ к тайнам бытия: когда герой "Пикадилли" осознает тщету своей жизни, "целитель" обещает внести в нее смысл.

Жизнь в Броктоне была на самом деле трудной. Мать и сын фактически стали рабами: они передали свое немалое состояние Харрису и выполняли все его требования. Хотя леди Олифант в порядке исключения было позволено жить в "Вайнклиффе", ей приходилось готовить еду, мыть посуду и убирать в доме; а ее утонченный сын (которого теперь называли Вудбайн [от англ. Woodbine — лесной хмель.) должен был чистить конюшни, носить воду и разгружать кирпичи — нередко в четыре часа утра в лютый зимний холод. Он обморозил нос и пальцы и питался отбросами.

Через два года Олифант покинул общину и вернулся к прежней жизни, но его мать осталась с Харрисом. Впрочем, и сам он по-прежнему находился под его влиянием. Поначалу Олифант попытался объединить общественную и литературную карьеру с попытками пропагандировать идеи своего учителя среди английской аристократии. Расхождение Олифанта и Харриса началось в середине 1870-х годов, но окончательный разрыв произошел только в 1881 г. Приехав в Америку, чтобы изъять свои средства из общины для финансирования другого дела, Олифант обнаружил, что Харрис и мисс Уоринг переехали в Калифорнию, оставив броктонскую ферму на попечение редеющей группы учеников, среди которых находилась и леди Олифант, к этому времени уже тяжело больная раком. Несмотря на болезнь, она отправилась вместе с сыном в Калифорнию, где и произошла встреча с Харрисом. Разыгралась безобразная сцена. "Отец" отказался вернуть деньги. Вскоре после этого леди Олифант слегла, а шесть дней спустя скончалась.

И тогда Олифант сделал шаг, ставший впоследствии типичным для учеников "западных гуру". Вместо того чтобы отказаться от нетрадиционной духовной жизни, испытав отвращение к поведению своего учителя (к этому времени стали всплывать и другие доказательства нечестности Харриса), он взялся отделять доктрину Харриса от его личности. Заявив, что испорченность и высокомерие этого человека отнюдь не опровергают истинности его учения, Олифант продолжал проповедовать это учение. Так ему пришлось самому выступить в роли учителя. К тому времени он уже давно был активным сторонником сионизма, и логика вещей потребовала основать общину в Палестине. Там Олифант и провел остаток жизни, изучая местные разновидности христианского и исламского мистицизма, объединившиеся идеей единения с Возлюбленным, т. е. с Богом.

Здесь вдохновляемый прекрасной Элис ле Странж, которая стала его женой в 1872 году, Олифант проповедовал доктрину "симпневмы", изложенную в сочинении "Симпневмата, или Силы эволюции, действующие ныне в человеке" (1884). Хотя на обложке книги стоит имя Лоуренса, более вероятно, что настоящим автором ее являлась Элис, ставшая еще более страстной, чем супруг, последовательницей идей Харриса. В этой книге разрабатывается учение о "двойниках" и об идеальном обществе гермафродитов, члены которого размножаются искусственными, несексуальными способами (какими именно — не уточняется). "Симпневмата" стала настоящей сенсацией. Ею весьма заинтересовался друг Олифанта генерал Гордон; а на обеде у королевы Виктории в Балморале во время визита в Англию в 1886 году королева даже попросила Олифанта прислать ей экземпляр его книги.

Вскоре после выхода в свет "Симпневматы" Элис скончалась, и в 1888 году Олифант женился на Розамунде Дэйл Оуэн, внучке Роберта Оуэна. С этого момента Розамунда целиком посвятила себя чтению лекций о необходимости соблюдать целомудрие в браке, и эта пара больше напоминала союз "небесных двойников", чем настоящих супругов. Брак этот продлился недолго. Через несколько месяцев после свадьбы Олифант умер, и Розамунда вернулась в палестинскую общину, где вышла замуж за человека намного моложе себя. Через два года он впал в депрессию и покончил с собой, выбросившись в море с борта корабля. Тогда Розамунда взяла в мужья совсем юношу, почти мальчика, и счастливо прожила с ним под неумолкающие скандалы вплоть до самой смерти, постигшей ее в Лоурелсе (Уортинг) в 1937 году.

К концу XIX столетия стало очевидно, что западное общество испытывает острую необходимость в новых, экзотических формах религии, стремясь дополнить или даже заменить ими традиционное христианство. Сведенборг показал один из возможных путей поиска, объединив религию и науку. Месмер и спиритуалисты продемонстрировали другой путь, распахнув двери в духовный мир. Интерес к восточным космологиям и оккультизму быстро возрастал, особенно в среде людей, стремившихся к радикальным политическим и социальным переменам. Но обществу требовались не только новые учения. Эпоха жаждала вдохновенных проповедников, и если те не находились, их место пытались занять политические деятели и писатели. Существовали, конечно, и влиятельные религиозные учителя, стоявшие вне традиционных церквей, — наподобие Принса, Харриса и Олифанта; однако они воплощали новые учения в жизнь лишь в незначительном масштабе. Впрочем, "Христианская наука" и мормоны доказали, что возможности создания новой массовой религии все-таки имеются и что, несмотря на весь мужской шовинизм тогдашней эпохи, Учителем и Пророком может стать и женщина. Оставалось только объявиться некоему индивидууму, который смог бы соединить личный авторитет Харриса и Принса и массовую притягательность учения Эдди с новым знанием, синтезирующим элементы всех радикальных альтернативных доктрин. Эра "западного гуру" уже могла начаться.

Примечания:

1

1. D. Icke. The Truth Vibrations. Aquarian Press, 1991.

4

Глава 1 Источник и ключ

1. Ранняя деятельность Принса описана в его книге 1842 г. "Возрождение в Чарлинче" ("The Charlinch Revival"). См. также "Оливковое дерево" О.Хаксли (A. Huxley. The Olive Tree. Chatto Windus, 1936), и "Пристанища любви" Дж. Монтгомери (J. Montgomery. Abodes of Love. Putnam Co., 1962).

5

2. Теме религиозного сектантства в викторианскую эпоху посвящена масса литературы, в частности следующие труды: "Лондонские еретики" У.С.Смита (W.S.Smith. The London Heretics. Dodd, Mead, 1968) и "Секуляризация европейской мысли в XIX столетии" О.Чедвика (О. Chadwick. The Secularization of the European Mind in the Nineteenth Centure. Cambridge University Press, 1975).

6

3. Наиболее интересные сведения о сестрах Фокс можно найти в книгах Р.Перселла "Кто стучал по столу" (R. Pearsall. The Table Rappers, Michael Joseph, 1972) и Э.У.Форнелла "Счастливый медиум: Спиритизм и жизнь Маргарет Фокс" (E.W.Fornell. The Happy Medium: Spiritualism and the Life of Margaret Fox. University of Texas Press, 1964).

7

4. Хоум был профессионалом. Но большинство медиумов были доморощенными любителями. Они действовали среди узкого круга клиентов на окраинах городов. Клиентуру их составляли представители среднего и низшего классов, вышедшие из-под влияния традиционных форм религии, но испытывавшие потребность в эмоциональной поддержке, которую ранее давала церковь. Поле для мошенничества и шарлатанства было огромным, и фальшивые медиумы попадались на каждом шагу. Их регулярно разоблачали (иногда — даже в буквальном старинном смысле этого слова). Однако многие медиумы были на самом деле убеждены в своих силах и успешно заражали этой уверенностью клиентов. Большинство спиритов были чрезвычайно ранимы и постоянно взвинчены. Подобно актерам или певцам, они жили в состоянии нервного напряжения и весьма зависели от успехов своих представлений. Но, в отличие от актеров и певцов, медиумы не имели возможности демонстрировать и совершенствовать свой дар — если только, как ни парадоксально это звучит, они не были обманщиками (в этом случае они могли совершенствоваться в шарлатанстве). Кроме того, даже самые искренние медиумы были чрезвычайно податливы на требования нанимателей, не отличавшихся особой щепетильностью. Страх потерять работу часто превращал медиума в идеальный объект для манипуляций.

Другой проблемой — как среди медиумов, так и среди их клиентов — была скука. Зрители, конечно, привыкали к сеансам и становились их завсегдатаями, однако они постоянно жаждали новизны, и медиумы пытались удовлетворить это требование. Поскольку удовлетворить его было невозможно, все, что оставалось медиуму в промежутках между сеансами, — успокаивать нервы выпивкой. В итоге алкоголизм представлял собой еще одну проблему практически неизбежную в среде людей, живших под постоянным пристальным вниманием общества и всецело зависящих от своего ненадежного дара, которого никто не знал, а многие и вовсе отрицали. Мэри Розина Шауэрз, известный английский медиум, выпивала прямо во время сеансов, а обе сестры Фокс спились до смерти. Кроме того, "искренние" медиумы совершенно не понимали, что происходит с ними во время сеансов: даже человек, скептически относящийся к реальности духов и посланий от них, не всегда может четко провести черту между сознательным мошенничеством и искренней верой. Спириты оказывались одурачены своим даром не меньше клиентов. Когда медиум заболевал (что случалось нередко), стандартным диагнозом становилось "психическое истощение". Многие спириты умирали в раннем возрасте, не выдержав постоянного напряжения. Короче говоря, у них была нелегкая жизнь.

Интересующимся историей спиритизма можно порекомендовать книги "Иной мир: Спиритизм и психические исследования в Англии, 1850–1914" Дж. Оппенхейма (J.Oppenheim. The Other World, Spiritualism and Psychical Research in England, 1850–1914, Cambridge University Press, 1985), "Спиритуалисты: История Флоренс Кук и Уильяма Крукса" Т.Г.Холла (Т.Н.Hall. The Spiritualists: The Story of Florence Cook and William Crookes. Helix Press, 1962) и "Спиритуалисты" Р.Брэндона (R.Brandon. The Spiritualists. Alfred A. Knopf, 1983). Существует также биография Хоума, написанная Э.Дженкинсом и озаглавленная: "Тень и свет: В защиту медиума Дэниэла Хоума" (E.Jenkins. The Shadow and the Light: a Defence of Daniel Dunglas Home, the medium. Hamish Hamilton, 1982). Из литературы о связях между феминизмом и спиритуализмом наиболее любопытен труд: А.Оуэн. "Темная комната: Женщины, власть и спиритизм в Англии позднего викторианского периода" (A.Owen. The Darkened Room: Women, Power and Spiritualism in Late Victorian England. Virago, 1989).

8

5. R.D.Owen. The Debatable Land Between This World And The Next, n.p., 1872, p. 46.

9

6. Краткую биографию Сведенборга можно найти во всех книгах, перечисленных выше в примечании 4. См. также "Эммануэль Сведенборг: ученый и мистик" С. Токсвига (S.Toksvig. Emmanuel Swedenborg. Scientist and Mystic. Yale University Press, 1948) и "Эммануэль Сведенборг" И.Джонссона (I.Jonsson. Emmanuel Swedenborg. New York, 1971). Большая часть важнейших религиозных трудов Сведенборга переведена на европейские языки. Издано также собрание писем Сведенборга (A.Acton. The Letters and Memorials of Emmanuel Swedenborg, Pennsylvania. Bryn Athyn, 1948).

10

7. О месмеризме см. труд Р.Дарнтона "Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции" (R.Darnton. Mesmerism and the End of the Enlightenment in France, Harvard University Press, 1968). Месмеристы были далеко не единственной группировкой, верившей в существование силового поля, которым можно управлять посредством силы воли. Последователи барона Рейхенбаха (ум. 1869) экспериментировали с магнитным флюидом, который они называли "одил" или "од".

11

8. Подробнее об учении "Христианской науки" см.: S.Gottschalk, The Emergence of Christian Science in American Life. University of California Press, 1973.

12

9. Главный источник сведений о Харрисе — книга Х.Шнайдера и Г.Лоутона "Пророк и пилигрим. Невероятная история Томаса Лэйка Харриса и Лоуренса Олифанта: сексуальный мистицизм и утопические общины, с подробной документацией, способной убедить даже скептика" (H.Schneider, G.Lawton. A Prophet and a Pilgrim, Being the Incredible History of Thomas Lake Harris and Laurence Oliphant: Their Sexual Mysticisms and Utopian Communities Amply Documented to Confound the Sceptic. Columbia University Press, 1942).

13

Харрису

14

10. Лоуренс Олифант, цит. по книге Розамунды Д.Оуэн "Моя опасная жизнь в Палестине" (Rosamund D. Owen. My Perilous Life in Palestine. Alien Unwin, 1928, p.28).

15

11. См. книги А.Тэйлора "Лоуренс Олифант" (A.Taylor. Laurence Oliphant. Oxford University Press, 1982) и М.Олифант "Воспоминания о Лоуренсе Олифанте и его супруге Элис Олифант" (M.Oliphant. Memoir of Laurence Oliphant and of Alice Oliphant, his wife. William Blackwood Son, 1981).

16

12. Помимо прочего, Олифант за свою богатую приключениями жизнь помогал пэру Англии графу Элджину в период, когда тот был генералом-губернатором Канады; участвовал в первой британской экспедиции в глубь Японии (несколько членов отряда погибли от рук местных фанатиков, ненавидевших все западное); в военном походе 1857 года против китайцев (под началом Элджина), в ходе которого был сожжен Летний дворец императора (в наказание за то, что китайцы не пожелали уступить британскому правительству в скандальной истории с торговлей опиумом); препятствовал планам Наполеона III по объединению Италии; вел отчеты о франко-прусской войне из немецкого главного штаба; участвовал во множестве финансовых и дипломатических интриг на Балканах и в Центральной Европе; строил железные дороги на Ближнем Востоке; финансировал закладку трансатлантического телеграфного кабеля; строил заговоры против Османской империи; пытался уладить конфликты вокруг испанского престолонаследия; а также (что было предметом особой его гордости) не совсем безуспешно боролся за создание нового отечества для евреев в Палестине. За пределами узкого круга аристократов Олифант также создал себе некоторую известность благодаря журналистской деятельности, книгам о путешествиях и художественным романам.