4. Его первое путешествие

Однажды я написал рассказ о покойной миссис Е. Т. Стотсбери, хозяйке гостиницы в Палм-Бич, которая поехала как-то встречать мужа, возвращавшегося из длительной поездки по Европе. Его отсутствие миссис Стотсбери использовала для перестройки замка, и у нее была масса важных новостей, которые она торопилась сообщить мужу. И это нужно было сделать незамедлительно. Как раз перед тем, как выехать на шоссе, она и начала разговор.

- Дорогой, - сказала она мужу, - у меня для тебя сюрприз.

Мистер Стотсбери обернулся к жене и внимательно на нее посмотрел.

- Ева, - сказал он, - мужья не любят сюрпризов.

Этот рассказ напомнил мне моего кота. Коты, оказывается, больше похожи на мужей, чем на жен. Им тоже не нравятся сюрпризы.

Коты любят жить по раз и навсегда заведенному порядку. Оказавшись в моем доме, дни и ночи напролет кот вырабатывал многочисленные правила, а я, как мог, послушно следовал им.

Некоторые правила были основаны на компромиссах. Например, моему коту нравилось рано подниматься, то есть он любил вставать в три часа ночи. У меня-то со сном все было в порядке, а у него были свои отношения со временем.

Сложность заключалась в том, что именно в три часа ночи он желал перекусить. Казалось бы, нет проблем - поставить миску с сухим кормом «Виттлз» перед тем, как отправиться спать. Но не тут-то было: перед сном кот съел бы все, что нашел в миске.

Пришлось подчиниться его режиму и снова пойти на компромисс. Перед сном я ставил у кровати пустую миску, а пакет с сухим кормом - на прикроватный столик. В три часа ночи, а кот был невероятно точен, он просыпался и будил меня. В три часа одну минуту я должен был насыпать в миску «Виттлз» и только после этого попытаться снова заснуть.

Утром вступали в действие другие правила. Это касалось воды.

Думая, что коты ненавидят воду, люди заблуждаются. Есть и такие коты, которые воду любят. У моего британского друга Джона Аспиналла, владеющего частным зоопарком близ Кентерберри, есть бассейн. Так вот, в жаркие дни тигры регулярно погружаются в бассейн и часто, если им нужна компания, могут подойти к двери Джона, поскрестись и выдать тигриную версию «мяу». После чего Джон должен спешно надеть плавки и, выйдя из дома, прямиком вместе с тиграми отправляться в бассейн. Обычно тигры просто залезали в воду, но, после того как увидели Джона, прыгающего с трамплина, они тоже захотели забраться на трамплин и последовать примеру хозяина.

Другой мой друг, Марти Шоль, бывшая нью-йоркская манекенщица, которая вела телевизионное шоу в Лас-Вегасе, обычно брала в бассейн двух своих котов. В один особенно жаркий день, войдя в воду, она заметила, что коты этим очень заинтересовались. Не раздумывая, она взяла в каждую руку по коту и спустилась в воду в том конце бассейна, где неглубоко, потом, мало-помалу, как если бы она учила плавать детей, поддерживая котов руками снизу, она опустила их в воду. Очень скоро они стали плавать в свое удовольствие и даже вдали от нее. После нескольких тренировок они уже совершенно самостоятельно проплывали бассейн туда и обратно. Мой кот, несомненно, был той же породы, что и звери мистера Аспиналла и мисс Шоль. Правда, ему не нравилась падающая вниз вода - дождь или душ. Но его не раздражала тоненькая струйка воды из крана, это ему даже нравилось. Но струйка должна была быть очень тоненькой. Особенно он любил водные процедуры, когда я принимал утреннюю ванну. Душ ему никогда не нравился, независимо от того, был ли я сам под душем.

И вот снова пришлось пойти на компромисс. Хотя я всегда любил душ, я от него отказался и стал принимать ванну. В ванне, решил я, наверняка лучше отмоешься, чем под душем. Еще мне полюбился один ритуал во время приема ванны, этот ритуал кот непрестанно совершенствовал, а я ему следовал.

Однажды, когда я лежал в ванне, кот вспрыгнул на ее край - это был рискованный прыжок, если принять во внимание его покалеченное бедро, - покачался, восстановил равновесие и начал медленный обход ванны, останавливаясь в тех местах, где мог бы дотянуться до моих плеч. Он наклонялся ко мне, толкал меня головой, слегка кусал и продолжал обход. Когда обход заканчивался, кот внимательно обследовал кран, и, если тот был открыт до отказа, так что трудно было напиться, он оборачивался ко мне, требуя, чтобы я отрегулировал воду. И конечно, я подчинялся.

Меня радовали наши водные забавы, как и многое другое.

Однажды я прочитал в журнале «Кошачий каприз» статью - некая дама писала, что одним из наиболее очаровательных поступков, которые совершает ее кот, был обычай принимать вместе с ней ванну. В этом рассказе было все, что происходило со мной и с моим котом, - толчок головой, покусывание плеча, обследование крана и утоление жажды.

Будучи уверенным в том, что мой кот, и только он, был способен на подобные действия, я почувствовал сильное раздражение, но, поразмыслив, рассудил, что если только два кота в мире ведут себя таким образом, то все не так уж и плохо. Кроме того, редакция журнала сочла этот замечательный факт достойным описания.

Однако меня все еще терзали сомнения, и как-то в разговоре с одной моей подругой-кошатницей я спросил ее, купалась ли она в ванне вместе с котом.

- О, да! - немедленно ответила она. - И знаете, когда мы вместе принимаем ванну, он проделывает любопытные вещи. Он прыгает...

- Знаю, знаю, - резко прервал я.

Так, думал я, не два, а три кота, а может быть, и больше? Вполне вероятно, что в мире существуют сотни котов, которые так играют давным-давно, по крайней мере с тех пор, как появились ванны. Возможно, каждый из них считает, что если человек от всех этих проделок приходит в такое хорошее настроение, то он вознаградит кота обильным и вкусным завтраком.

Кстати о завтраке. Хотелось бы пояснить, что наша совместная трапеза не была привычной в общепринятом смысле этого слова. Возможно, правила приема пищи, разработанные нами, были самыми замечательными из всех наших правил.

Мы с моим котом первые придумали ритуал «мощный завтрак».

Все тоже началось с компромисса.

Мой кот обожал завтракать. И после того, как съедал свой завтрак, покушался и на мой тоже. Тщетно я возражал, говоря ему, что он эгоист. Не было смысла также объяснять ему, что я вырос в доме, где животные никогда не допускались в столовую, даже если на столе и не было еды. Мой кот, не обращая внимания, вспрыгивал на стол и норовил куснуть по кусочку от всего, что находилось на столе, начиная с хлеба и заканчивая яйцами. Я решил положить этому конец.

Поэтому мы еще раз пошли на компромисс. Я смирился с его присутствием на столе в том случае, если в доме нет гостей, а он, со своей стороны, обещал не есть то, что в это же время ем я. В этом соглашении был один неоговоренный пункт: когда ложка или вилка у меня во рту и он не уверен, вернется ли она туда, где лежала прежде, чья очередь есть - его или моя? И тогда мы решили: если ложка находится в движении, то это моя очередь, а если нет - его.

«Мощный завтрак» заканчивался. Великое дело было сделано.

Однажды, глядя на кота, поглощающего «мощный завтрак», я заметил, что его бедро все еще не в порядке. Порез на губе уже зажил, а бедро, хоть кот и двигался все свободнее, было далеко от совершенства. Иначе говоря, наступило время, когда кота следовало отвезти к ветеринару.

Я думал отложить этот визит: мне не хотелось прерывать процесс одомашнивания кота травмой, которую я нанес бы, запихивая его в сумку, чтобы вынести из дома. Я уверен, что он воспринял бы это как отъезд навсегда. Но теперь я понял, что откладывать дальше нельзя. И бедро не единственная причина. Его пора было всего обследовать, сделать прививки, и - самое трудное - его необходимо было кастрировать. Независимо от того, выходят они из дома или нет, имеют ли контакты с другими котами, я, всегда проповедовавший идею кастрации, не мог допустить, чтобы мой собственный кот был «не в полном порядке».

Кроме того, он часто потряхивал головой. Сначала я думал, что мне только кажется, но, поскольку это продолжалось, я понял, что у него неладно с ушами. Для меня это не было неожиданностью. Как я говорил в тот первый день миссис Уиллс, это характерно для белых котов.

Ветеринар, которого я выбрал для моего кота, разделял мои взгляды по поводу насилия над животными. Ее звали Сьюзан Томпсон, и, кроме прочих достоинств, она была единственной женщиной в классе ветеринарной школы. Перед тем как заняться частной практикой, она работала в приюте, где я был членом совета, и я знал, что она была профессионалом высокого класса, а также отличалась редким сочетанием мягкости и решительности. Благодаря этим качествам она быстро и безболезненно лечила животных, и все кончалось раньше, чем ее подопечные осознавали, что с ними происходит.

Я позвонил Сьюзан и сообщил ей о высокой чести, которая ей оказана. Она предложила принести кота на следующее утро, а потом выслушала мои диагнозы и подробный рассказ о достоинствах моего кота. Она слушала терпеливо, но, как я чувствовал, без особого интереса, до тех пор пока я не упомянул о кастрации.

- Если мы собираемся это делать, - перебила она меня, - то я оставлю его у себя на ночь. И прошу вас не кормить и не поить его после шести часов вечера.

О том, что он останется в лечебнице на ночь, я знал, но второе условие было для меня неожиданностью. Плохо было уже то, что я должен его вынести на улицу, растревожив как раз тогда, когда он начал привыкать к дому и чувствовать себя в безопасности. И ко всему еще предстояло пережить голодный вечер и утро без «мощного завтрака»! Это было уже слишком!

Но ничего не поделаешь, пришлось выполнять все требования доктора. И потому в тот вечер, когда он, нервничая, не понимал, почему его лишили еды, я пытался отвлечь его и старался растолковать, что виноват в этом не я, а другие люди. Я был к нему особенно внимателен, ласкал его, играл с ним, даже дал ему выиграть в бейсбол с пинг-понговым мячиком. Но он снова и снова издавал свое «айяу», протягивал лапы, хватал меня за ноги и тащил на кухню. Когда же я отказывался, он утешался самым жалобным «айяу», которое я когда-либо слышал от него.

И когда пришло время спать, он остался на полу. Поздно ночью он все-таки вспрыгнул ко мне на кровать, но улегся не рядом, как обычно, а внизу, у самых ног. В три часа он, как всегда, разбудил меня, но, когда я даже не пошевельнулся, чтобы насыпать ему «Виттлз» из коробки, на которую был устремлен его взгляд, он достиг пика раздражения. Он понял, что я лишился рассудка. И надо взять дело в свои лапы. Кот стремительно перепрыгнул через меня на прикроватный столик, одним ударом перевернул коробку, и, как раз тогда, когда он почти достиг цели, я протянул руку и схватил коробку.

Он смотрел так, что мне стало ясно: мы - враги. Но я это игнорировал, ссыпал «Виттлз» обратно в коробку и убрал ее в шкафчик.

Кот повернулся ко мне спиной, спрыгнул на пол и оставался там до конца ночи.

На следующее утро я совершил, если можно так выразиться, искусный и наглый маневр с нашим «мощным завтраком». Я решил, что тоже не буду есть. В конце концов, вовсе необязательно завтракать каждый день.

Вместо завтрака я полез в кладовку и достал сумку, которую Мариан, со своей обычной предусмотрительностью, принесла и тайком спрятала на верхней полке, так чтобы кот не мог ее увидеть.

Как только я вынул сумку, кот пришел в ужас, хотя я был уверен, что он в жизни не сталкивался с такой вещью. Каким-то образом он понял, что я затеваю что-то подозрительное и, что бы это ни было, оно связано с этой дурацкой штукой. Мне сразу же стало ясно, что у него не только нет ни малейшего желания забираться в сумку, но он не захочет даже рядом находиться.

Я соображал, как мне справиться с этой задачей, и вспомнил вычитанный где-то совет: прежде чем вы попытаетесь запихнуть кота в сумку, кот должен быть уверен, что, во-первых, он с ней уже знаком, во-вторых, что он мог бы с ней и подружиться. Надо дать ему поиграть с сумкой или даже внутри нее, для этого надо положить туда одну из его игрушек. И хорошо бы все это сделать значительно раньше, чем вы даже подумаете о том, чтобы его куда-нибудь в ней отнести.

Разумеется, заранее я ничего не сделал, а теперь было слишком поздно. Я вспомнил случай, произошедший с моей подругой, телезвездой Пией Линдстрем. У мисс Линдстрем было два кота, и она отправилась с ними к ветеринару, причем один кот находился в сумке, а второй - под мышкой у мисс Линдстрем. Первый кот, рассказывала она, вообще не реагировал на сумку, а второй - реагировал слишком бурно. Никакими силами его нельзя было заставить забраться в сумку. Даже когда два человека пытались его туда засунуть - один держал кота, другой сумку, - кот все равно вырвался.

Таким образам, Пия отправилась к ветеринару так, как всегда и везде ходила с котами, - один в сумке, Другой под мышкой.

Ветеринар, увидев всю компанию, решил, что либо коты не ладят, либо Пия типичная взбалмошная телезвезда. Он решил ей помочь.

- Я возьму одного вашего кота, - сказал он. - У меня в соседней комнате есть лишняя сумка.

Мисс Линдстрем вскочила.

- О, нет! - воскликнула она. - Пожалуйста, не беспокойтесь. Кот не полезет в сумку.

Но ветеринар не желал слушать возражений.

- Ерунда, - сказал он, взял кота и унес его в другую комнату.

Мисс Линдстрем проводила его взглядом и услышала, как хлопнула дверь.

То, что донеслось до нее потом, было похоже на начало Третьей мировой войны. Раздался грохот падающих стульев, столов и всевозможных предметов, рушащихся на пол. Из комнаты доносились ругательства и кошачий вой. И в конце концов наступила тишина.

Дверь открылась. Вышел ветеринар с сумкой в руке. Его рубашка была разодрана в клочья, руки окровавлены. С сумкой все было в порядке, но кота внутри не наблюдалось. Как солнечный зайчик, он скользнул мимо ног доктора и вспрыгнул на колени к мисс Линдстрем.

Ветеринар опустил сумку на пол, но на порядочном расстоянии от Пии и ее кота.

- Похоже, - сказал он, тяжело дыша, - ему не очень нравятся сумки.

- Да, - сказала Пия, поглаживая кота, - не нравятся.

Конечно, соображая, как посадить кота в сумку, я решил не прибегать к насилию и, немного понаблюдав за котом, надумал все превратить в игру. Для начала я поставил сумку поближе к нему, опустился на четвереньки и показал ему, какая она огромная и как можно из нее выглядывать. Чтобы продемонстрировать это, я засунул голову внутрь и выглянул наружу из-под слюдяного козырька. Я даже подумывал о том, чтобы что-нибудь там съесть. Но сообразил, что в условиях принудительного поста это было бы слишком жестоко. И тогда я попытался показать ему, как там уютно, особенно с мягким одеялом в качестве подстилки. Но кот не выказывал ни малейшего интереса и хотя явно прислушивался к моим словам, однако не желал сделать самого главного - подойти к сумке хоть на шаг.

Я посмотрел на часы - время было на исходе. Я быстро схватил кота, поднял и прежде, чем он понял, что происходит, опустил его в сумку. Другой рукой закрыл крышку и запер сумку.

Кот смотрел на меня изнутри мрачным, горестным взглядом и явно задавал мне три вопроса. Разве мало того, что я пытался ввести его в заблуждение? Неужели я позволил себе совершить типичный человеческий поступок - применить грубую силу? И не вынашиваю ли я, вдобавок к подобному предательству, еще более грязных планов?

Я отказался отвечать на его вопросы. Надел пальто, взял сумку, шагнул к двери, вышел и вызвал лифт. Спускаясь в лифте и направляясь к гаражу, я хорошо понимал, что чувствует мой кот: сейчас его отправят назад, туда, откуда взяли. Чтобы нейтрализовать эти горестные рассуждения, я открыл верх сумки, поставив ее рядом на сиденье автомобиля, и притронулся к нему. Я хотел внушить коту, что мы едем не туда, где он жил прежде, но в то же время не давал ему ни малейшего шанса выбраться и получше рассмотреть пейзаж за окошком. Я был уверен, что мне ни за что не удалось бы запихнуть его обратно в сумку.

К счастью, я быстро нашел удачное место для парковки у офиса доктора Томпсон.

Лечебницу Сьюзан Томпсон отличает одна странность. Вас назначают на определенный день, но не называют часа приема. Но это еще не все - в офисе нет управляющего. Вернее, управляющий есть, но это - кот.

Кота зовут Черныш. Черныш появился у доктора Томпсон, когда его хозяин, которому надоели частые болезни кота, решил «заставить кота замолчать». Доктору Томпсон, однако, это решение не понравилось, и, договорившись с хозяином, она оставила кота у себя.

Почти сразу же Черныш принял на себя обязанности управляющего офисом и остается им до сих пор. Когда я вошел, он был буквально «за конторкой». Я подошел прямо к нему и объяснил, кто мы такие. Он внимательно выслушал меня и, я мог бы поклясться, сверился с записями. Когда я поставил сумку на пол, Черныш встал и важно спустился к моему коту. Тот сразу же забился в глубь сумки.

Это было хорошее начало. Черныш указал нам место, где сесть в ожидании очереди, и там мы и устроились.

Среди пациентов было два кота, маленькая собачка и огромный дог. Все со своими людьми. Черныш указал нам место подальше от дога, но хозяйка дога, к несчастью, очень мною заинтересовалась. Она засыпала меня комплиментами по поводу моей работы с животными, но чем больше она интересовалась мною, тем меньше обращала внимания на своего дога. И так как я чуть приоткрыл крышку сумки, то кот, издав свое «айяу», уставился на пса.

Я вовремя протянул руку между котом и собакой, для которой кот мог бы составить легкую закуску. К счастью, женщина наконец обратила внимание на своего пса, но она, очевидно, была совершенно очарована мною.

- Уверена, - сказала она, - вы один из тех людей, которые знают, что датские доги - самые нежные из крупных животных.

Конечно, я знал это, но как-то забыл проинформировать об этом своего кота.

С каждой минутой ожидание становилось все более томительным, а я не отличаюсь терпением даже при более благоприятных обстоятельствах. Одна из «кошачьих» женщин тоже заинтересовалась мною, вернее, моим котом.

- И как же нас зовут? - спросила она, указывая на кота пальцем.

Я ответил, что пока еще у него нет имени, это связано с Рождеством, и вообще... Она посмотрела на меня так, будто я не достоин быть владельцем кота.

- Нет, это невозможно! - воскликнула она.

После ожидания, которое мне показалось вечностью, когда все прибывшие до нас были приняты и в зале сидели уже другие, меня наконец пригласили к доктору Томпсон. И Черныш, как будто ему кто-то намекнул, встал и пошел с нами. Я раньше не верил доктору Томпсон, когда она рассказывала, что Черныш обычно входит к ней на прием с новым пациентом, но теперь убедился сам.

Как только я вынул кота из сумки и поставил его на стол, Черныш тут же вспрыгнул на табуретку и стал разглядывать кота так же внимательно, как и мисс Томпсон.

- О, он прекрасен, - сказала доктор.

Уверен, она говорила это всем хозяевам. Но я отметил, что, когда она провела рукой по тельцу кота, он не дрогнул.

Еще раз я выпалил свои диагнозы относительно ушей, вывиха бедра и порезов на губе. Доктор Томпсон, проявляя вежливый интерес к моим заключениям, не прекращала своего осмотра. Некоторое время она молчала, а потом сказала обо всем сразу:

- Рот почти в порядке, бедро постепенно выправляется, и моя помощь тут не понадобится. Я хочу прочистить ему уши. Думаю также, что у него небольшая аллергия, но ее мы полечим в следующий раз. Итак, отправляю его в другую комнату, пока не закончу с остальными пациентами.

Меня охватило внезапное волнение. Я хотел знать, куда именно.

- Вот сюда, - сказала она, и я, взяв кота, последовал за ней в соседнюю комнату.

Там было очень много клеток. Она открыла одну из них и впустила туда кота. Я не предполагал, что он окажется в клетке и - в одиночестве.

- Не беспокойтесь, - сказала доктор Томпсон, - с ним в этой комнате останется Черныш.

Но мне нужно было знать, кто же накормит его в три часа ночи! Он ведь захочет есть, а Черныш вряд ли сможет ему помочь.

Доктор Томпсон улыбнулась:

- Не волнуйтесь, он не захочет есть, потому что будет крепко спать. - Она снова открыла клетку. - А теперь погладьте его и скажите, что обязательно приедете за ним завтра утром.

Я сделал все, как она велела, надеясь, что кот мне поверил. Но перед уходом я погладил и Черныша. Я был так рад, что он будет рядом с моим котом.