9. Его внешняя политика

Внешняя политика Белого Медведя, как и внешняя политика наших президентов, оставляла желать лучшего. На домашнем фронте у него были подъемы и спады, но даже когда шла полоса невезения, он легко это переносил. Он не был самым смышленым котом на свете, но отличался редкостным обаянием и талантом общения - не только при помощи хвоста, но и при помощи улыбки, совмещавшей в себе улыбки всех знаменитых котов - Морриса, Гарфилда и Чеширского кота.

Однако его замечательные качества, которые были так полезны дома, во внешней политике были помехой. Не то чтобы ему не нравилось проводить свою собственную внешнюю политику, опять же, как и нашим президентам, - нет, он этого хотел. Ему, скорее, это даже слишком нравилось, и он не желал доверить это дело людям, которые лучше него разбирались во всех нюансах этого искусства. Когда вы окунетесь в тонкости внешней политики, вы или почувствуете, что это такое, или нет. И Белый Медведь оказался совсем бездарным по этой части. Дипломатия как искусство игры с противником, которого вы не любите, но которому никогда этого не покажете, - что и является основой внешней политики, - была ему скучна. Обычно он вел себя более или менее дипломатично или вовсе игнорировал всякую дипломатию. С другой стороны, в частной жизни он производил такое впечатление, что дома никто, ни друг ни враг, не догадывались, каков он на самом деле.

Сначала опишу его внешнюю политику по отношению к другим животным. Честно говоря, это было ужасно. Уилл Роджерс однажды сказал, что никогда не встречал человека, который ему не нравился бы. При этом я всегда допускал, что у покойного мистера Роджерса был очень ограниченный круг знакомств. Но, так или иначе, Белый Медведь был полной противоположностью мистеру Роджерсу. Не думаю, чтобы мой кот когда-либо встречал животное, которое ему нравилось.

Одни ему не нравились больше, чем другие, это правда. Некоторых он совершенно презирал, а некоторых просто игнорировал. На самом деле только к одному животному кот не испытывал подобных чувств - это к лошади. Он думал, что лошади слишком большие и слишком шумные, и полагал, что, когда они шагают по улицам города, им следовало бы надевать тапочки. Но лошади его не раздражали. Он относился к ним по принципу «живи и давай жить другим».

Иначе дело обстояло с другими животными. Возьмем, например, его внешнюю политику по отношению к собакам. Для огромного количества людей собаки - любимейшие на свете животные. Наиболее фанатичные собачники обожают старинную сентенцию о том, что по-английски слово «собака» (dog) пишется как Бог (God), только наоборот. Независимо от того, как пишется это слово, для Белого Медведя собаки были если и не величайшей ошибкой Бога (это касалось и змей), то они так к этому близки, что разница совсем незначительна. И Белый Медведь переносил свое предубеждение на всех представителей собачьего племени. Даже и на тех, кого никогда в жизни не встречал, исключая встречи по телевизору. Но он не любил их и там, на экране. Мне это не нравилось по двум причинам. Как я уже говорил раньше, до появления Белого Медведя я был собачником. Но была и другая причина. Наш Фонд часто занимался спасением и устройством бродячих животных. Половину из них составляли коты, а другую половину - собаки. До того как бродяжки находили постоянное жилище, они нуждались во временном. Поэтому иногда мы брали этих животных к себе домой.

В общем, должен был наступить момент, когда такой бродяжка появится в моей квартире. С одинаковой вероятностью я мог получить как кошку, так и собаку. Это было как орел и решка. К несчастью, команда Белого Медведя проиграла. Первым бродягой в моем доме оказался пес.

Женщина, которая должна была привести его ранним субботним утром, сначала позвонила с извинениями. Она знала, что у меня живет кот, но сказала, что просто не может держать собаку, которую нашла ночью, даже до конца дня. У нее уже были три собаки, и, если она взяла бы еще одну, ее просто выгнали бы на улицу - не только хозяин дома, но даже и собственный муж.

Я не мог отказаться. И женщина была абсолютно права в том, что собаке, хотя бы до понедельника, было необходимо временное пристанище.

- Он действительно прекрасный пес, - сказала она.

Когда они появились, я, выходя их встретить, закрыл за собой дверь. Я уже спланировал свою стратегию в отношении Белого Медведя. Она исключала первую встречу кота с порученным мне сокровищем в присутствии этой женщины.

На первый взгляд пес показался мне огромным, особенно по сравнению с Белым Медведем. На самом деле он не был таким уж большим, но, к великому сожалению, это был абсолютно необученный щенок. Вдобавок, несмотря на то что происхождение его было неизвестно, можно было с уверенностью сказать, что он принадлежит к одной из пород охотничьих собак. В то время как, возможно, это самые привлекательные существа, один факт не подлежит сомнению: из всех животных они ближе всего к вечному двигателю. Это тот вид собак, которые не могут просто ходить, они должны или бегать, или прыгать, или скакать. Кстати, эта женщина уже дала псу имя - Скакун.

Как только женщина успокоила Скакуна и вручила мне его поводок, я закрыл дверь и пошел, если это можно назвать ходьбой, когда ты ведешь на поводке такого зверя, прямо к себе в спальню. Во время этих перемещений я старался увидеть Белого Медведя.

Я не увидел его, но не сомневался, что, где бы он ни был, он хоть раз на нас глянул.

В тот момент, как я закрыл за собой дверь спальни, Скакун тут же на нее прыгнул. Однако я не обратил на это внимания и, принеся собаке немного воды, снова закрыл дверь и пошел искать Белого Медведя. Он сидел, как я мог бы догадаться, в камине и, несомненно, по-своему оценивая события, был очень встревожен. Он был до такой степени неподвижен, что выглядел в точности как фигурки животных на каминной полке. Ясно: он был одним из последних защитников Трои, а я был тем греком, который привел Троянского коня.

- Теперь, Белячок, - заговорил я самым фальшиво-искренним голосом, - мы ничего не можем поделать. Посмотри-ка, - продолжал я. - Ты думаешь, что я привел это создание из какого-то ужасного места. Нет, он просто маленький, - я споткнулся на слове «маленький», - друг. Приятель, - добавил я, - у которого нет дома.

Белый Медведь просто смотрел на меня, пока я пытался объясниться.

- Ну хорошо, - я двинулся дальше. - Возможно, он слегка великоват, но он всего лишь щенок.

Я изо всех сил старался, чтобы кот поверил мне хотя бы отчасти. Я не достиг цели и переменил тактику:

- Во всем, что произошло, не было моей вины. К нам привели собаку, и теперь мы оба должны проявить себя хорошими хозяевами. Скакун - наш гость, и необходимо вести себя так, как вел бы себя каждый, даже не самый добрый человек. В конце концов, мы же не отдаем ему весь дом, а временно предоставляем только часть дома, в чем он так нуждается. И Белый Медведь должен вспомнить, что когда-то он сам был в таком же положении.

В ответ на мои доводы кот перешел к атаке. Он выпрыгнул из камина, помчался к спальне и, чувствуя себя в полной безопасности, начал царапать дверь и издавать воинственное «айяу!». Это, разумеется, так взволновало Скакуна, что он не только в ответ стал царапать дверь, но и громко лаять.

Я знал, что новых собак и старых котов (или наоборот) нельзя оставлять в одном помещении, пока их должным образом не представишь друг другу. Но этого не следует делать до тех пор, пока они, достаточно долго оставаясь в разных помещениях, не осознают, кто их сосед. «Допустим, - уныло размышлял я, - все, что сейчас происходит, и есть осуществление этой идеи, и они привыкают друг к другу, допустим также, что дверь окажется достаточно прочной».

Так или иначе, я позволил коту царапать дверь и мяукать, пока мог это выносить, когда же мое терпение иссякло, я взял кота и отнес его в кухню. Пока он там ел, я приготовил миску собачьей еды для Скакуна и понес ее в спальню. Я полагал, что Белый Медведь слишком занят, чтобы заметить, что я делаю.

Я ошибался. Он поглядывал на меня, отрываясь от еды, что было большой редкостью, и следил за мной с таким выражением, по сравнению с которым его прежнее поведение можно было оценить как вполне дружелюбное. «Теперь, - говорил он, - ты собираешься кормить этого монстра!» По его мнению, совершить более гнусное предательство было невозможно.

После того как Скакун поел, я решил, что настало время для прогулки. Совершенно игнорируя Белого Медведя, я промаршировал со Скакуном к двери, остановившись только для того, чтобы достать велосипед из кладовки, и тут же Скакун, велосипед и я отправились в путь.

Скакун на удивление хорошо шел на поводке рядом с велосипедом, и, когда мы добрались до шахматных столиков в парке, он вел себя достаточно смирно и даже понравился моим друзьям. К тому времени, когда я возвращался домой, я уже стал испытывать симпатию к женщине, нашедшей временное пристанище для этой собаки. К ночи я решил, что не стоит оставлять Белого Медведя в гостиной, и, подняв его повыше, чтобы можно было не опасаться самого высокого прыжка Скакуна, поменял их местами. Не скажу, что это была очень спокойная ночь. Однако, несмотря на бесконечное презрительное фырканье и взаимные обвинения из-за двери, все прошло не так уж плохо. Поэтому утром я решил покончить с этим ужасным апартеидом.

Нужна была встреча лицом к лицу, и я так тщательно проработал все ее детали, будто готовил встречу в верхах. Я решил, что должен все время стоять на коленях между котом и собакой, Скакуна держать на поводке правой рукой, а левой - стискивать Белого Медведя. При этом нужно было очень внимательно следить за всеми звуками, и, если бы Скакун громко залаял, а Белый Медведь угрожающе зашипел, встречу надо было немедленно завершать. В то же время не стоит обращать внимания на незначительные мелочи, и если мне все удастся, то я смогу добиться если не мира, то хотя бы временного перемирия.

Я очень гордился своим планом. Вернувшись домой после утренней прогулки со Скакуном, будучи абсолютно уверен в успехе своей затеи, я не пошел в спальню, а быстро двинулся в гостиную. В этот момент Белый Медведь юркнул в камин. Мой план был нарушен - я не смог стать на колени между собакой и котом. И тогда, сжимая поводок Скакуна в правой руке, левой я дотянулся до Белого Медведя в камине. С таким же успехом я мог попытаться схватить ртуть. Продолжая удерживать Скакуна, я старался справиться и с Белым Медведем. Бесполезно. В результате я удерживал всю компанию, находясь в странной, неудобной позе и пытаясь при помощи поводка обуздать неуемное желание пса вскочить в камин. Но Скакуну не удавалось ухватить кота. При каждом его наскоке навстречу ему вылетала когтистая лапа.

Ну хорошо. Мои миротворческие стремления не дали очевидных результатов, а ведь могло быть еще хуже. Я смертельно устал. После того как прошел, по моим ощущениям, целый час, а настроение Белого Медведя не изменилось ни на йоту, я вынужден был осознать: мои шансы добиться того, чтобы Белый Медведь признал право Скакуна на что угодно, даже просто на существование, равны нулю.

Тогда, изображая оскорбленное чувство собственного достоинства, мы со Скакуном удалились в спальню. Я решил показать Белому Медведю свое отношение к его отвратительной внешней политике.

Позже, днем, после второй прогулки со Скакуном, я пошел в гостиную для разговора с Белым Медведем. Я решил быть с ним очень ласковым, понимая, что он ни в чем не виноват. Антипатия между котами и собаками имеет очень глубокие корни, и, в конце концов, именно собака появилась на территории Белого Медведя. И когда случилась эта беда - именно беда! - то очень трудно было объяснить коту, что Скакун - явление временное.

Итак, войдя в гостиную, я нежно позвал кота, старательно избегая слова «подойди», а просто сказав мое обычное «Где ты, Белый Медведь?». Он не отозвался. Я позвал его громче. Опять ничего. Я начал его искать. Я осмотрел всю гостиную, заглянул под диван и под стол. Я осмотрел кладовку. Пока я искал его, все живо напомнило мне ту первую рождественскую ночь. И это навело меня на мысль о посудомоечной машине. Но его не было и там.

Хорошо, подумал я. Он решил поиграть. Ну что ж, это игра для двоих, и я пошел в кухню и хлопнул дверцей холодильника. Это должно подействовать на кота, и он непременно выскочит.

Но дверца холодильника не произвела впечатления, и я снова начал искать его повсюду, чувствуя, как медленно, но верно меня начинает охватывать ужас. Его нет в квартире.

Но как он мог выйти? Ведь дверь не открывалась. Хотя она могла остаться открытой, когда я вернулся после прогулки со Скакуном. Занятый велосипедом и собакой, я не следил за Белым Медведем. Возможно, в этот момент он выскочил наружу. Но тут же я понял, что ошибаюсь, и опять начал поиски.

Я снова и снова звал кота, громко и безнадежно, и опять стал думать, что он ушел из дома.

Теперь, совсем отчаявшись, я вышел в холл. Мои соседи знали кота, но вряд ли он бродил по этажу. Возможно, он ушел по пожарной лестнице, если туда была открыта дверь, или же он мог уйти через дверь к грузовому лифту. Вполне вероятно, что он мог воспользоваться грузовым или пассажирским лифтом, когда открывались двери при входе и выходе. Но, спросил я себя, может ли быть так, чтобы кто-нибудь, увидев бродящего по этажу одинокого кота, не взял бы его, не попытался бы узнать, чей он, и не принес бы его мне?

Разумеется, была и другая вероятность - гость или посыльный. Они не знают, кому принадлежит кот, и могли бы подумать, что кот обычно сам пользуется лифтом.

Мне стало понятно: я так взвинчен, что не в состоянии здраво мыслить. Прежде всего нужно остыть и подумать. Если кот действительно где-то за пределами дома, то что такое это «где-то». С этими мыслями я спустился вниз и рассказал обо всем Джо у парадного входа и Джимми у задних дверей. Я поведал им о моем горе, о том, что Белый Медведь исчез, и попросил, если они будут столь добры, всех об этом оповестить.

Окружающие были крайне огорчены. Рэймонд, техник, предложил мне поискать кота на крыше и в подвале - об этом я в своем безумном состоянии даже не подумал. Сначала мы забрались на крышу. К счастью, там оказалось не так много мест, где мог бы спрятаться кот. Но подвал - это совсем другая история. Вы и не представляете себе, сколько там местечек, где легко укрыться маленькому зверьку.

Когда мы с Рэймондом обследовали все, что только было можно, и я снова рассказал всем о своей утрате, я поднялся наверх и позвонил Мариан. Она немедленно приехала.

Вместе с Мариан мы устроили еще один обыск, но в этот раз после осмотра квартиры поискали еще и снаружи. Я предположил, что Белый Медведь мог убежать даже в парк, в конце концов, после нашей прогулки он знал туда дорогу.

Удача нам не улыбнулась - Белый Медведь не был найден. Приближалась ночь, и, поднимаясь по лестнице, мы строили планы на утро. Нужно позвонить во все приюты, дать объявления в газетах, расклеить на деревьях и в телефонных будках душераздирающий вопль «Потерялся!!!». Пока мы разрабатывали стратегию, я сказал Мариан, что мне некого винить, кроме себя. Приведя в дом другое животное, я тем самым разрушил ощущение безопасности у кота. Он понял, что никому не нужен, и сделал единственное, что мог сделать, - убежал. Он может быть растерзан собакой, сбит машиной или найдет свой конец в лаборатории. Во всем виноват я, а страдает он.

Мариан не хотела оставлять меня в таком настроении.

- Я все-таки не уверена, - сказала она, - в том, что он действительно мог уйти из дома. Быть может, он где-то здесь.

С этими словами она начала еще одно, собственное расследование.

- Ты смотрел за книгами? - спросила она.

Я ответил, что не смотрел, но напомнил, что Белый Медведь теперь уже слишком велик, чтобы там поместиться. Тем не менее мы посмотрели и в шкафах, так же, как делали это в ночь его спасения. Мы просмотрели полку за полкой, заглянув почти за каждую книжку. Мы ничего не нашли.

- А ты тщательно обследовал кладовку? - спросила Мариан.

Я тщательно обследовал кладовку, ответил я ей. Я также напомнил ей, что мы уже дважды проверяли каждый шкаф. Неважно, она решила сделать это еще раз. И тут, когда она добралась до последнего шкафа, она спросила меня, смотрел ли я на самой верхней полке. Но к этому моменту я был так измучен, что даже не слышал ее. А когда она повторила вопрос, я указал на верхнюю полку, которая была на целый фут выше моей головы или по крайней мере на расстоянии семи футов от пола. Вряд ли Белый Медведь мог туда забраться, ведь он не кенгуру. Но, как я говорил, Мариан всегда все делала тщательно. Независимо от того, мог или не мог кот забраться на ту полку, она должна была там посмотреть. Мы вытащили стремянку, и с ее верхней ступеньки Мариан потянулась, чтобы разглядеть, что там в глубине. Вдруг ее глаза уперлись прямо в два других глаза.

- Айяу, - сказал кот.

Мы так и не смогли понять, как Белый Медведь забрался туда. Но это был неопровержимый факт. В одном мы были совершенно уверены: он прекрасно знал, что мы сошли с ума, разыскивая его. И он решил проучить нас, а особенно меня, он преподал мне урок, который я должен был усвоить.

Конечно, я запомню это навсегда. Хотя в тот момент я был так рад видеть его, что не думал ни о каких уроках. Все было замечательно. Утром в понедельник пришла женщина и забрала Скакуна.

- Я нашла для него отличный дом, - сказала она, когда я надевал ошейник и передавал ей собаку.

Я сказал, что он этого достоин - он прекрасный пес.

- Кстати, - спросила она уже у дверей, - как он вел себя с вашим котом?

Я покрутил рукой. И так, и эдак, ответил я.

Этой весной больше не было бродячих собак. Но вскоре появился бродячий кот, вернее, котенок. Опять это случилось во время уикенда, и опять в пятницу вечером. Но в этот раз спасателем был парень из нашего дома. Он нашел котенка на дорожке недалеко от подъезда.

Парень постучал в дверь, котенок, крошечный, песочного цвета комочек беды, прятался в его руке.

- Вот, - сказал парень, протягивая мне комочек, - я принес подружку Белому Медведю.

Он, очевидно, именно так это понимал, неужели он?.. Я начал расспрашивать, но он ничего не слышал.

- У меня уже есть собака, - сказал он.

- О, - начал я его уговаривать, - это не проблема. Ваша собака должна...

Все было бесполезно. Парень, очевидно, оказался значительно умнее меня.

- Нет, нет, моя собака не сможет, - сказал он решительно, - в любом случае котенку будет гораздо лучше с другим котом. - И, сказав это, помахав на прощанье рукой, он направился к лифту.

Появление в доме котенка сразу же после Скакуна не породило никаких мрачных предчувствий. Наоборот, поскольку у меня, активиста по спасению животных, жил только один кот, когда вокруг было так много животных, нуждавшихся в заботе, я даже приветствовал возможность помочь еще одному из них. И я был абсолютно уверен, что Белый Медведь будет в восторге. С нашим новым жильцом ни к чему было обсуждать вопросы по отделению Церкви от государства или собаки от кошки. Это должен быть гармоничный и счастливый союз.

В таком расположении духа я принес кошечку в гостиную, чтобы познакомить ее с Белым Медведем.

- Посмотри, - сказал я, - глянь-ка, что это. Разве она не прекрасна? - спросил я, для большей убедительности поглаживая одновременно их обоих. - Теперь ты никогда не будешь чувствовать себя одиноким и несчастным, даже если меня нет рядом. Тебе нужно общение с кем-то, кто не только такой же, как ты, но с кем ты можешь всласть играть и болтать.

Я с удовольствием заметил, что котенок, естественно, сразу же захотел играть, но, к сожалению, этого вовсе не хотел Белый Медведь. Для кошечки вволю наиграться - значило играть постоянно. Кроме тех моментов, когда она ела или спала, она готова была играть каждую секунду.

Она направилась к Белому Медведю, но он быстро, как только смог, отодвинулся от нее. Затем стал двигаться медленнее - и она подбиралась медленнее. Он отскочил - и она прыгнула. Но ей все это надоело, и она затеяла другую игру. Когда кот облегченно вздохнул, она налетела на него, молотя его своими когтистыми лапками.

Этот вариант игры подвел меня к решению назвать ее Царапка. Согласен, это не самое оригинальное имя. Но оно недолго и продержалось, так как я скоро понял, что оно не передает то, с какой ловкостью и сноровкой она летала с места на место. К концу первого дня я переименовал ее в Камикадзе.

Белого Медведя страшно утомили эти забавы, и, как только кошечка подавала сигнал к новой игре, он мгновенно занимал ближайшую высокую позицию - кровать или подоконник, если они были в спальне, диван, письменный стол, стул или другой подоконник, если они были в гостиной. Это, конечно, ужасно огорчало Камикадзе. Стараясь добраться до Белого Медведя, она прыгала и падала, и снова прыгала, и снова падала. В конце концов, потеряв терпение, я брал ее и сажал рядом с котом.

Белый Медведь, которому хватало своих проблем с котенком, не одобрял моего вмешательства. Он был так раздражен, что совершенно не замечал: если в его присутствии я проявляю внимание к кошечке, то так же, если не больше, я внимателен и к нему. Кот уже не издавал тихое «айяу» - он только шипел, и моментами весьма угрожающе.

Я решил, что настало время для очередного разговора, и поэтому поднял кота на еще большую высоту - на каминную полку. Мне не хотелось, чтобы Камикадзе помешала нашей беседе. Я сказал, что готов оставить в прошлом все, что было связано со Скакуном. Но Камикадзе, извини за скверный каламбур, лошадь совсем другой масти. Как можно так грубо вести себя с милейшим созданием твоей же породы? У тебя что, сердце из камня?

В этом случае именно так, отвечал кот, - по крайней мере я так его понял, потому что моя тирада была встречена зловещим молчанием. Я решил слегка сбавить пафос. Хорошо, я соглашусь с тем, что Камикадзе может показаться назойливой, особенно с его, эгоцентрической, точки зрения. Но было бы неплохо вспомнить, что и он когда-то был котенком. А если никто не хотел с ним играть? Он когда-нибудь думал об этом?

Вместо ответа он повернулся ко мне задом. Меня бесила эта поза во время наших споров, и неважно, понимал ли он хоть слово из того, что я говорил. Я немедленно развернул его к себе. Мне известно, что у него было тяжелое детство и, возможно, он вообще никогда не играл. Мне не хотелось бередить его раны и заводить этот разговор. Но, осуждая его, я не просто критикую его за глупую внешнюю политику, а обвиняю его в недальновидности и неспособности посмотреть дальше своего носа. Он совершает серьезную ошибку, предостерег я его. Ведь речь идет не о кратковременном визите, как было со Скакуном. Камикадзе будет постоянно жить у нас. И я прошу его только проявить немного терпения. Очень скоро Камикадзе вырастет и перестанет все время играть, а он, что гораздо важнее, состарится, и взрослая соседка, конечно, всегда будет помнить, как он с ней обращался, когда она была котенком. В общем, ему следовало бы изменить свое поведение: придет день, когда кошечка совершенно перестанет обращать на него внимание, и его ждет безрадостная старость.

Разговор закончился, и я решил, что проделал славную работу, обрисовав ему будущее. Однако после этой беседы положение не улучшилось, наоборот, оно становилось все хуже. Ночь была ужасной. Белый Медведь прыгнул на кровать, и Камикадзе, конечно, решила последовать за ним. Я поднял ее, после чего Белый Медведь спрыгнул вниз. Чего мне стоило держать их порознь - так, чтобы она не приставала к нему, а он не спрыгивал с кровати! Но в ту же секунду, как я выпустил кота, он спрыгнул на пол и ушел в гостиную - уверен, в камин. Камикадзе, жалобно замяукав, готова была тут же броситься за ним. Бессмысленно было бы ее отпускать, она и там продолжала бы так же мяукать.

В результате после трех бессонных ночей я решил начать сначала. Как только выдалась свободная минутка, я предложил игру, в которую мы могли бы играть вместе. Мы начали с охоты за мячиком - Камикадзе особенно нравилось его находить - и продолжали игру вдвоем, но Белый Медведь мог всегда к нам присоединиться, если бы ему этого захотелось. Я даже опустился до взятки: поднося Белого Медведя, как бы невзначай и не особенно настойчиво, к Камикадзе, я, когда мне это удавалось, пытался ткнуть его носом в шерстку. Я спрашивал его: разве он не понимает, какая прелесть эта кошечка?

Ясно, он не желал этого понимать, даже когда я сопровождал это общение кусочком рыбы, объясняя ему, что это подарок от кошечки.

Ничего не помогало. Белый Медведь был далек от подобных тонкостей. Он составил свое мнение, и никакими ухищрениями его нельзя было изменить. Один раз он даже выплюнул кусочек рыбы, а когда все-таки съел «подарок», его мрачный взгляд ясно дал мне понять, что его не сломить ни террором, ни взятками.

Я решил поговорить с ним в последний раз и начал с того, что Камикадзе очаровательный котенок и найти для нее дом не составит никакого труда, если это то, чего он действительно хочет. И как он относится к тому, что больше никогда ее не увидит? Обычно во время таких бесед он по крайней мере моргал, и я таким образом получал подобие ответа. Но в этот раз глаза его уставились на меня в упор. Нет, отвечал он мне, ему безразлично, увидит ли он еще когда-нибудь Камикадзе. И чем скорее она исчезнет, тем лучше.

Я задал второй вопрос. Он хочет провести свою жизнь в одиночестве? Мне интересно знать, он на самом деле этого хочет?

Не могу поручиться за точность ответа на последний вопрос. Но можно было безошибочно понять: быть единственным котом в доме - такое положение его вполне устраивает. Дело не в том, нравилась или не нравилась Камикадзе Белому Медведю, он, конечно, не обижал ее - он ведь был настоящим джентльменом. Но ему была невыносима сама идея ее присутствия в доме. И это было связано с вопросом, кто кому принадлежит. По его мнению, не он мне принадлежал, а я ему. Поэтому появление другого кота просто оказывалось за гранью возможного. Получалось, что это я травмировал его, а не он меня.

В результате всех обсуждений стало ясно, что вообще нечего больше говорить о Камикадзе. Белый Медведь полагал, что она здесь временный постоялец. И, независимо от того, как вся эта история повлияла на кота, для Камикадзе все складывалось плохо. Мне оставалось только объявить, что я отдаю котенка, и добавить к этому, что это самая прелестная кошечка из всех, которых я когда-либо видел.

Спустя два дня за Камикадзе пришла молоденькая девушка. Я понял, что она просто очарована котенком. Лаская котенка, девушка с укором спросила:

- Как же вы перенесете разлуку?

Третий бродяга прибыл летом, в начале июля, утром его принесла одна из спасательниц, которую я уже где-то встречал. Тот, кого она принесла, находился в сумке для котов.

- О нет, - сказал я, как только увидел эту сумку, - только не кот!

- Это не кот, - прервала меня женщина, открывая сумку, чтобы я мог заглянуть внутрь. - Его зовут Герберт. Он прекрасен, правда? Посмотрите, он цвета лаванды.

Естественно, я мало что мог разглядеть внутри сумки, но увидел достаточно, чтобы понять: Герберт - это голубь. И тут же я вспомнил, что эта спасательница - легендарная «голубиная женщина», та, которая дружила со всеми городскими птицами, часто весьма недружелюбными. Я восхищался ею, и мне пришлось сделать усилие, чтобы не показать отсутствие энтузиазма и свои сомнения. Я сказал «голубиной женщине», что голубь - это именно то, что нужно мне и Белому Медведю.

- О, не волнуйтесь, у меня тоже коты, а часто бывают и голуби.

В таком случае, подумал я, почему бы и этому не остаться с котами. Однако вслух я ничего не произнес. Вместо этого спросил, что же произошло с Гербертом.

«Голубиная женщина» объяснила, что все дело в левом крыле. Она думает, что голубя сшиб автомобиль. Так или иначе, его надо было унести с улицы.

- Герберт, - сказала она, - пытался улететь на одном крыле, но второе было так сильно повреждено, что он не мог спастись даже от меня, когда я ловила его.

Она взяла Герберта, положила его в сумку и пошла к ветеринару. Ветеринар сделал с крылом все, что нужно.

- Я думаю, что сейчас идеальное место для Герберта - это ваш балкон.

- Вы имеете в виду, - жестко поправил я ее, - балкон Белого Медведя. Мой балкон без сетки.

Ничего не действовало. «Голубиная женщина» оказалась весьма решительной особой. Вскоре я уже неохотно шел за ней через спальню к окну, но прежде вытащил с балкона Белого Медведя, который нежился на солнышке. Хоть он и не любил, когда его тревожили, особенно незнакомцы, однако ему пришлось уступить свое место Герберту.

Пока леди была занята приготовлением еды для голубя, которую она принесла с собой, и устройством гнезда из банного полотенца, я заметил, что Белый Медведь, сидя в единственно доступном для него месте - за плотно закрытым окном, внимательно следит за ней. Я предположил, что в любой момент он может ударить лапой по стеклу, но он этого не сделал, проявляя невиданную выдержку.

Я это объяснил не дисциплинированностью, а терпением. Я сказал «голубиной женщине», что точно знаю, почему он не демонстрирует ярость, - он думает, что она готовит ему обед.

- Голубок, - продолжал я, - окажется так близко, тут же за стеклом...

«Голубиная женщина» не оценила юмора.

- Вы действительно думаете, что они не могут быть друзьями?

Я сказал ей, что именно так и думаю.

- Вы ведь не так уж много знаете о голубях, верно?

Я согласился с ее предположением, но сказал, что достаточно много знаю о Белом Медведе. Возможно, придет день, и я в самом деле надеюсь на это, когда лев будет лежать рядом с овечкой. Но когда Белый Медведь окажется рядом с Гербертом, то, извините, он сделает это только для того, чтобы съесть голубя.

Я рассказал ей, что до появления Герберта, когда Белый Медведь царил на своем балконе, голубям было совсем неплохо. Они знали, что кот не опасен, так как, будучи изолирован, ничего не сможет сделать, ему остается только прохаживаться рядом с ними. Их поведение приводило Белого Медведя в бешенство - он припадал к земле, распластывал хвост и даже прыгал на стену. Но теперь узником является Герберт. Естественно, невозможно предположить, что сделает Белый Медведь в этих новых обстоятельствах.

«Голубиная женщина» не согласилась со мной. Но, в течение нескольких дней ухаживая за Гербертом в соответствии с множеством выданных мне инструкций, я не изменил своего мнения.

«Голубиная женщина» часто навещала нас, и за время ее визитов я многое узнал о голубях. Я понял, что они действительно замечательные птицы.

И самая интересная их особенность состоит в том, что они моногамны и обычно соединяются в браке на всю жизнь.

- Я уверена, что самка Герберта следила за тем, как я его забираю. Когда он поправится, я отнесу его на то же самое место. Быть может, она его там ждет.

«Голубиная женщина» поведала мне и о том, что голуби очень смышленые птицы. Они разумны до такой степени, что узнают людей, и не только тех, кто их кормит, но и тех, кто просто хорошо к ним относится, и даже тех, кого они просто часто встречают в своем районе. Для «голубиной женщины» самым удивительным было то, что при таком большом разнообразии голубей люди почти никогда не отличают их друг от друга.

Герберт, я и сам это видел, действительно был личностью. Он скоро полюбил меня, как своего спасителя, нежно гулил и был по-своему дружелюбен, когда я подходил к нему, даже если я его не кормил. Он проводил большую часть времени нахохлившись, уткнувшись своей маленькой головкой в перышки. Но как только стал чувствовать себя лучше, пытался приподняться, выпятить грудь и начать охорашиваться передо мною. На третий день после его появления я нашел его распластавшимся на полотенце. Он принимал солнечные ванны.

«Голубиная женщина» также рассказывала мне о почтовых голубях. Они могут преодолевать огромные расстояния, один, например, долетел от Австралии до Нью-Йорка, а это больше девяти тысяч миль, правда, путешествие голубь совершил с посадками на островах.

Наибольшее впечатление произвела история, случившаяся во время Второй мировой войны. Голубь из Форта Мид в штате Мэриленд, захотевший во время тренировки попить, спустился к пруду. К несчастью, в пруду была разлита нефть, и голубь так испачкался, что не смог взлететь. Спустя несколько дней вымазанный нефтью голубь появился в Форте Мид. Он пришел домой, преодолев больше сотни миль.

Однако любимым ее голубем был Милый Друг - птица, которая помогла спасти известный американский «Последний батальон» во время Первой мировой войны. Эта история была рассказана с особым драматизмом. Батальон, окруженный немцами, почти без боеприпасов, был по ошибке обстрелян собственной артиллерией. Оставалась единственная надежда - послать в штаб сообщение с просьбой о прекращении огня. Майор, у которого было семь почтовых голубей, отправлял их одного за другим. Но их всех подстрелили. Кроме одного. Последний, Милый Друг, взлетел. В него тоже попала пуля, и голубь стал падать, но прежде, чем коснуться земли, он как-то вывернулся и, с простреленной ногой и простреленным крылом, доставил важную депешу в штаб. После войны французское правительство наградило Милого Друга Военным крестом. Голубя отправили домой в офицерской каюте, и позже он был похоронен со всеми воинскими почестями.

Но сейчас я был заинтригован отношениями Белого Медведя и Герберта. Не верилось, что они могут подружиться. В самом деле, время шло, и Белый Медведь, как мне казалось, все больше и больше злился из-за того, что у него отняли балкон и что я не пытаюсь исправить положение. Однако «голубиная женщина» не падала духом. Однажды, осмотрев Герберта, она сказала:

- Он уже почти выздоровел. Но прежде, чем я его выпущу, мне хотелось бы кое-что попробовать...

Я начал говорить ей, что единственное, что она может попробовать... но даже не смог изложить свои соображения. Как я уже говорил, она была очень решительной женщиной.

Единственное, на чем я настаивал, было мое присутствие на балконе, когда Белому Медведю будет позволено войти туда. Итак, кот был заперт в гостиной, а я выбрался на балкон через окно спальни. Все еще чувствуя, что эта затея закончится скверно, я, тем не менее, решил все сделать как можно лучше.

Наконец, устроившись между голубем и окном в ожидании Белого Медведя, я подал знак «голубиной женщине», что вполне готов к ее идиотскому эксперименту. Внимательно вслушиваясь, я уловил звук открывающейся двери. Меньше чем через секунду я увидел нечто мохнатое, летящее прямо на меня. Я не смог ни увернуться, ни схватить это.

Уверен, любой читатель смог бы дописать неизбежный финал этой истории - как в следующую секунду будет покончено и с экспериментом, и с Гербертом, и как мне придется хоронить Милого Друга со всеми воинскими почестями.

Но, если бы вы действительно это написали, вы бы сильно ошиблись. Так же, как ошибся я, хотя мне и не хочется в этом признаваться. Мои предположения не оправдались. Белый Медведь прыгнул через меня, использовав плечи как трамплин. Потом, повернувшись в воздухе, приземлился на стороне Герберта как раз в тот момент, когда я оглянулся в тщетной надежде предотвратить его нападение теперь уже позади меня, что, правда, было трудно сделать.

То ли кот обрадовался, что наконец оказался на своем балконе, то ли хотел подружиться с Гербертом - не знаю. Белый Медведь вел себя странно, однако поведение Герберта было еще более удивительным. Голубь не шевельнулся, когда рядом появился кот. Он смотрел на пришельца в упор - голуби хорошо видят по сторонам, не поворачивая головы, - но не волновался, молчал и не пытался улететь. Он неподвижно сидел на месте, и некоторое время они оба просто рассматривали друг друга и парк внизу. Все это выглядело так, как если бы они позировали для новой версии картины «Мир во всем мире».

- Гляньте! - воскликнула «голубиная женщина», когда выбралась через окно на балкон, чтобы отпраздновать победу. - Я же говорила!

Терпеть не могу людей, которые говорят «Я же говорила», особенно если они оказываются правы, а я, хоть редко, но случается, не прав. И меня обрадовало, что Белый Медведь разделял мои чувства. В пользу этого говорил тот факт, что в момент появления леди на балконе кот немедленно вспрыгнул на подоконник, заняв там наблюдательный пост.

Возможно, он так поступил не потому, что ему не нравился голубь, а потому, что ему не нравилась «голубиная женщина». Как я уже говорил, его внешняя политика была непредсказуемой.