19. Готовясь к прыжку

Продав 25% компании virgin music за $150 млн., или ?100 млн., мы тем самым подтвердили свое предположение, что Сити занижал стоимость Virgin. Продажа была прямым свидетельством того, что одна только эта компания стоит не менее ?400 млн., и это без рыночной цены других компаний ~ таких как Retail, составляющих акционерное общество Virgin Group. Сити оценил нас в сумму свыше ?180 млн. до того, как мы вышли с предложением выкупить компанию, и более ?240 млн. мы в итоге заплатили, чтобы снова стать частной фирмой.

У нас уже были японские партнеры в двух основных видах нашего бизнеса – авиаперевозках и музыке, когда мы обратились к розничной торговле и решили также расширить ее, выйдя на рынок Японии. Аэн Дафелл и Майк Инман вместе с нашим японским консультантом Шу Уиямой уже приступили к маркетинговым исследованиям. Майк начал изучать японский язык в Сиднее, потому что его брат женился на японской девушке. Аэн послал его в Токио, а сам направился в Лос-Анджелес, где начал присматривать место для мегамагазина на бульваре Сансет.

Майк сообщал, что собственными силами невозможно открыть мегамагазин в столице Японии: Токио – громадный город с несколькими явно выраженными районами, и для человека со стороны чрезвычайно трудно определить его ключевые части. Магазины розничной торговли, жилые здания, коммерческая собственность – все располагается вместе, совсем не так, как в Лондоне, где легко различимы торговые территории – Оксфорд-стрит, Найтсбридж и Кенсингтон Хай-стрит – и сравнительно легко ориентироваться. В Токио все выглядит одинаковым. Собственность невероятно дорогая, и для того, чтобы арендовать магазин, необходимо внести огромный задаток, называемый здесь key money -«входная плата». Тревор, Аэн и Шу переговорил со множеством потенциальных японских партнеров, и, в конце концов, решили объединиться с компанией Marui, торговавшей модной одеждой. Тревор сформировал товарищество с участием сторон пятьдесят на пятьдесят, что расценивалось как начало появления мегамагазинов Virgin в Японии.

Трудность, связанная с магазином пластинок, заключается в том, что ты пытаешься продать продукт, идентичный тому, что можно найти в любом другом музыкальном магазине. Не было ничего, что было присуще только нам или доступно только в магазинах Virgin. Наши конкуренты несли большие убытки в Токио отчасти из-за очень высоких вступительных взносов за свои магазины, но также из-за того, что им не удалось добиться лояльности покупателей и, соответственно, жизненно важных повторных посещений.

Чтобы не натыкаться на эти подводные камни, мы учредили с Marui совместное предприятие. Они были первыми розничными продавцами, которые понимали важность соседства с железнодорожными станциями. Они размещали магазины как можно ближе к ним, и таким образом привлекали огромные потоки пешеходов. Одежда от Marui была рассчитана на молодых, которых становилось все больше, и еще – они раньше других ввели свою собственную кредитную карту, пользовавшуюся популярностью. Компания marui сумела закрепить за нами сказочное место в Шиньюку, лучшем торговом районе центрального Токио, и мы расположились на 10 тыс. кв. футов. Эти земли были в частной собственности Marui, и мы договорились о системе, по которой платили определенный процент с продаж вместо фиксированной ежемесячной аренды. В этом случае мы уходили от уплаты разорительного вступительного взноса, и хотя, по европейским стандартам,10 тыс. кв. футов считалось небольшой площадью, все-таки это был самый крупный магазин пластинок в Токио. Именно такой флагманский магазин, какой я хотел.

Чтобы отличаться от конкурентов и привлечь покупателей, мы поставили в магазине оборудование для прослушивания музыки и пригласили ди-джея. Он не только развлекал: проигрывая потрясающую музыку, он быстро окупил затраты, приведя к всплеску продаж. Мегамагазин virgin в Токио вскоре приобрел репутацию культового места, чем славились первые магазины на Оксфорд-стрит и Ноттинг-Хилл. Подростки со всего города толпились здесь, магазин стал местом, куда шли специально. Токио – дорогой город, поэтому подростки радовались возможности провести дневное время, бесплатно слушая музыку, болтая и покупая записи. Средняя продолжительность посещения нашего токийского мегамагазина равнялась сорока минутам – значительно дольше, чем, скажем, за едой в McDonald's. Это расширило рамки нашей изначальной философии розничных продаж 1970-х годов. С 10 тысячами покупателей в день магазин был даже более прибыльным, чем мы ожидали.

Пока Аэн находился в Лос-Анджелесе, Майк был предоставлен самому себе. Со временем он последовал примеру брата и влюбился в японскую девушку. Свадьбу сыграли на острове Некер.

За какие-то два года – с 1988 по 1990 – каждая дочерняя компания Virgin уже вела бизнес с японскими компаниями. С такими партнерами, как Sega, Marui, Seibu-Saison, Fujisankei, мы получили уникальную базу для расширения своего присутствия в Японии. Я собирался принять участие в еще одном рискованном предприятии, правда, совсем иного рода: мы с Пером планировали подняться в воздух с территории Японии на нашем втором воздушном шаре на горячем воздухе и пересечь Тихий океан, долетев до Америки.

Пер рассказал мне о своем худшем опасении, когда было уже слишком поздно. Мы находились в самолете, совершающем рейс в Японию, когда он признался, что не смог проверить гондолу в напорной камере, поэтому не на 100% уверен, что она выдержит высоту в 40 тыс. футов. Если окно вылетит на такой высоте, у нас будет 7-8 секунд, чтобы надеть кислородные маски.

– Надо иметь их под рукой, – сказал Пер в своей невозмутимой манере. – И, конечно, если окажется, что другой человек спит, надо будет надеть маску на себя, уложившись в три секунды, а затем – на другого, тоже за три секунды.

Две секунды отводятся на замешательство.

Я не мог представить себе, что замешкаюсь хоть на две секунды, если речь пойдет о Пере, поэтому дал себе обещание не спать на всем протяжении полета. ~ Будем ли мы заранее предупреждены об этом? – спросил я.

– Если произойдет декомпрессия, внезапно все окажется, как в тумане. Будет ощущение, что гондола наполнилась им. Ты услышишь пронзительный свист в ушах и испытаешь чувство, будто кто-то высасывает твои легкие.

Когда один из журналистов спросил меня об опасностях полета, я пересказал слова Пера.

– Понимаете, главное – чтобы один из нас бодрствовал во время всего полета, – объяснил я. – Поэтому вместо удобных кресел авиакомпании Virgin, которыми пользовались во время пересечения Атлантики, мы попросили парочку кресел у British Airways.

Мы намеревались подняться в воздух в ноябре, когда струйное течение над Тихим океаном самое мощное. Однако в это время года океан больше всего штормит. Мы осуществим взлет с территории Японии и почти сразу же окажемся над поверхностью воды, После этого, чтобы достичь Америки, необходимо будет преодолеть расстояние, более чем в два раза превышающее наш атлантический рекорд дальности в 3 тысячи миль.

Команда Пера доставила воздушный шар и гондолу на место запуска в Мияконойо, маленький городок на юге Японии, который, по расчетам, располагался прямо под струйным течением. В первый же вечер по прибытии мне позвонил Том Бэрроу, который был в ссоре с Пером со времени нашего трансатлантического полета. Мы заметши Тома Майком Кендриком, но Том следил за достижениями Пера и был очень взволнован.

– Скорей всего, полет закончится в воде, – сказал он. – Ваша главная задача – быть готовыми к безопасной и безотказной посадке на воду. Если, вопреки всем предположениям, вы все же достигнете материка,60% вероятности, что это произойдет в темное время суток. В Северной Америке в ноябре пятнадцать часов в сутки – темно, особенно в отдаленной северной части, куда вы направляетесь. Вы не сможете приземлиться в темноте, поэтому, вероятно, вам придется провести в воздухе еще добрых пятнадцать часов. Даже при скорости 30 миль в час вас унесет на 1000 миль вглубь материка, но и тогда вам может угрожать опасность. Вы не должны исключать вероятность штормовых погодных условий. Очень маловероятно, что это будет тихий безветренный день. Если вас занесет на север, вы будете иметь дело с людьми, забившимися в свои домишки в ожидании хорошей погоды, поэтому, ради Бога, имейте свою поисково-спасательную команду. Не связывайте себя необходимостью спокойной погоды в момент приземления.

Проверьте все системы перед подъемом в воздух. Не стоит держаться за установленные сроки взлета. Даже если все хорошо сконструировано и работает, полег все равно остается ужасно опасным.

Я поблагодарил Тома за советы.

– Последнее, что хочу сказать, – добавил он. – Пересечение Атлантики было успешным полетом, который вышел из-под контроля. Все мы знаем об этом. В конце он был полностью неконтролируемым, но вы оба остались в живых. Вы научились летать на этом воздушном шаре. В Атлантическом океане можно совершить посадку на воду рядом с кораблем. В Тихом океане это исключено. Поэтому либо вы сядете на воду и погибнете, либо вы ударитесь о землю в темноте и будете на волосок от смерти.

Я положил трубку. Я был в поту. Едва я закончил записывать то, что он только что сказал, как телефон зазвонил снова. Это была Джоан. Холли исполнилось восемь лет. Я услышал ее голос:

– Я веду дневник, папа, – сообщила она. – Когда ты вернешься домой, мы обменяемся нашими дневниками.

– Да, дорогая, – ответил я, чувствуя комок в горле.

Когда я высказался о том, насколько неправдоподобно выжить в случае посадки на воду, Пер согласился.

– Нам не надо беспокоиться о страховании здоровья, – сказал он мимоходом. – Стоит позаботиться только о страховании жизни.

Пока команда Пера монтировала электрические системы в гондоле, мы сидели и обсуждали все этапы полета. Было трудно поверить, что мы снова собирались заключить себя в крошечной гондоле, окружив всеми этими приспособлениями – нашими единственными средствами связи с внешним миром.

– Послушайте, – сказал я одному репортеру, который пробегал глазами список того, что может подвести, – это тот случай, когда паи или пропал.

Струйное течение над Тихим океаном по форме отличается от того, с каким мы столкнулись над Атлантикой. Атлантическое представляет собой клиновидное арктическое струйное течение, напоминающее перевернутый шоколад Tobleron. Когда поднимаешься, оно становится шире, и ветры дуют быстрее, поэтому постепенно повышается скорость передвижения относительно земли. На высоте 10 тысяч футов скорость воздушного потока может быть 50 узлов, на высоте 27 тысяч футов -100 узлов, и так далее. Воздушный шар может легко войти в него, не испытывая ударов. Тихоокеанское струйное течение – совершенно другой зверь. Это субтропическое явление, и по форме оно совсем иное. На высоте в 20 тысяч футов воздушный поток может быть совершенно неподвижным. На 25 тысячах футов – так же. И вдруг внезапно, на высоте в 27 тысяч футов, ты врываешься в струйный поток, который движется со скоростью между 100 и 200 узлами. Раньше никто никогда не летал на воздушном шаре в тихоокеанском струйном течении, и мы знали: существует опасность, что, столкнувшись с потоком, верх воздушного шара может быть отрезан от гондолы, подвешенной внизу. Если этого и не произойдет, мы будем испытывать очень сильный бафтинг[89]. Когда гондола движется со скоростью 5 узлов, а воздушный шар -200. вначале это будет ощущаться так, будто тебя тащит тысяча лошадей.

Если нам удастся попасть в струйное течение, оно будет иметь внутреннюю часть, которая обычно достигает в диаметре примерно 4 тысяч футов. Удержаться внутри этой трубы – значит, постоянно сверяться с высотомером и следить за малейшими признаками бафтинга, которые могли бы означать, что воздушный шар и гондола находятся в разных воздушных потоках.

Атмосфера в Мияконойо была почти праздничной. Даже священник синто пришел благословить место взлета. Прибыли мои родители, но Джоан предпочла оставаться дома до тех пор, пока воздушный шар не поднимется в воздух, а затем сесть в самолет на Лос-Анджелес с таким расчетом, чтобы она и дети могли встретить меня в конце полета. В воскресенье вечером метеоролог Боб Райе предсказывал превосходную погоду на вторник, но в понедельник это сдвинулось на среду. Мы с Пером провели еще один день в гондоле, снова и снова обсуждая все возможные причины сбоев.

«Поддерживать огонь горящим – это все, что имеет значение». – написал я поперек страницы записной книжки после одного трехчасового разбора.

Отсрочка позволила мне вспомнить назначение циферблатов, средств измерения и переключателей, встроенных в стенки гондолы. Было достаточно времени убедиться, что я помню разницу между переключателями, при помощи которых отцепляются пустые топливные баки, и теми, что отделяют воздушный шар от капсулы!

– Его цвет – желтый, – объяснял Райе. – Тот, что зеленого цвета, будет важен не раньше, чем в 21. 00 23 ноября.

– Тихий океан – самый большой? – спросила Холли по телефону. – А сколько он миль? И сколько надо времени, чтобы облететь весь мир?

Пора было спать. Я лежал в гостиничной кровати, но не мог держать глаза закрытыми, поэтому начал писать в дневнике:«Пытаюсь отдохнуть хотя бы пару часов. Ужасно разбит. Просто выглянул в окно, чтобы полюбоваться на окончание красивого дня. Дымок из вулкана выглядит тонким облачком в небе. Машины с громкоговорителями разъезжают по улицам, объявляя о времени нашего отправления в полет. На 2. 30 утра запланированы гражданские фейерверки для тех жителей городка, кто еще не проснулся. Невозможно представить, чтобы муниципальный совет где-нибудь в Англии пошел на такое! По-прежнему не испытываю нервозности: окрыленность, волнение – да, но никакой нервозности. Кажется, все прошло так хорошо. У Боба есть ощущение, что погодные условия во время перелета и приземления будут почти настолько хороши, насколько мы ожидаем. Все еще вызывает некоторое беспокойство накачивание воздуха в воздушный шар. Через два часа должен вернуться на место старта для „живого“ интервью NewsatOne».

Придя на место старта, я почувствовал тревогу. Оболочка воздушного шара все еще лежала на земле, наполнение ее газом не началось. Диспетчерская была полна людьми Пера, их мнения в целом были следующими:«Слишком ветрено, слишком рискованно, слишком сильный ветер при взлете». Они решили оставить оболочку лежать на земле и надеялись, что ветер утихнет к следующей ночи. Стационарные конструкции воздушного шара весили 70 тонн, порыв ветра мог разорвать ткань. Я вышел на улицу и попросил нашего переводчика помочь. Кто-то протянул мне микрофон, я извинился перед огромной толпой, собравшейся на холме выше места предполагаемого запуска. Мы пообещали попробовать осуществить запуск завтра.

Следующий день был длинным и бездеятельным. Казалось, струйное течение ведет себя необычно, и Райе силился рассчитать, приземлимся мы в Калифорнии или Юконе.

– А, к черту погоду, – заявил, в конце концов, Боб, самый известный и скрупулезный метеоролог Америки. – Надо просто лететь!

Я вернулся в гостиницу, чтобы поспать в последний раз перед вылетом, но снова засмотрелся из окна на вулкан. Я услышал, как в городе начали бить в барабаны. Затем под мою дверь просунули факс. Тонкими, наклонными буквами Холли написала:«Я надеюсь, что ты не приземлишься в воду, и у тебя не будет плохой посадки. Надеюсь, что у тебя будет хорошее приземление, и ты опустишься на сушу, мисс Сэлавесен тоже желает тебе благополучного приземления. Надеюсь, что у тебя будет удачный полет. С любовью, Холли. P. S. Удачи, и еще, я люблю тебя».

Я принял снотворное и лег в постель. Через несколько часов меня разбудил Пер, и мы поехали на место старта. Почти 5 тысяч человек вышли в ужасный холод, чтобы наблюдать за нами. Приходили семьями, были старые женщины и дети. Я услышал радостные возгласы, когда воздушный шар оторвался от земли и заколыхался над гондолой. Горелки работали на всю мощность, нагревая воздух. Было безветрие, но следовало взлететь как можно скорее, чтобы никакие порывы ветра у земли не застали нас врасплох. Сотни угольных жаровен были принесены на скат холма. Их дымы поднимались прямо вверх, в звездное ночное небо, что было явным подтверждением полного безветрия. Я стоял рядом со своими родителями, восхищаясь великолепием воздушного шара, когда полоска ткани внезапно отошла от оболочки и повисла.

– Что это? – спросил меня отец.

Я побежал разыскивать Пера.

– Не о чем беспокоиться, – сказал он. – Просто небольшой выброс горячего воздуха. Воздушный шар достаточно велик, чтобы совладать с ним.

Я привел Пера в диспетчерскую, отец схватил его за руку.

– Что это там свисает посередине оболочки? – спросил он.

– Воздух, поднимающийся к боковине воздушного шара. —сказал Пер.

Ответ не убедил отца.

Мы с Пером вышли и остановились под воздушным шаром. Не оставалось сомнений, что в месте расслоения в нем была дыра. Мы вернулись в диспетчерскую, я нашел отца.

– Папа, не говори маме, – сказал я, – но у нас дыра. Пер все-таки считает, что мы сможем долететь до Америки.

–Ты не можешь лететь на этом, – сказал отец.

Спустя минуту другие полоски на оболочке начали отпадать.

– Ричард, боюсь, мы будем вынуждены отменить полет, – сказал Пер. – Если мы взлетим, все закончится в Тихом океане.

Я посмотрел на усыпанный людьми склон холма. Надо объявить, чтобы все они спускались вниз. Трясущимися от холода и горького разочарования руками я вновь взял микрофон.

– Мне очень жаль, – произнес я, стараясь говорить ровно. – Оболочка воздушного шара разорвалась. Думаем, это из-за того, что всю прошлую ночь мы держали воздушный шар под открытым небом, и мороз повредил его…

Когда переводчик повторял мои слова, в толпе послышался гул. Потом все разом ахнули, я взглянул наверх и увидел, как три или четыре огромных куска материала отрываются от оболочки и падают на горелки. Кто-то оттащил их, но на наших глазах весь воздушный шар начал распадаться на части.

– Потушите горелки! – закричал я. – Отойдите оттуда.

Без работающих горелок воздушный шар обвис. Он завалился на одну сторону, горячий воздух вырывался из дыр.

– Мы вернемся на следующий год, – пообещал я. – Верьте в нас.

– Ну, Ричард, – сказал отец, когда мы возвращались в гостиницу, – с тобой не соскучишься.

Джоан уже два часа летела на самолете в Лос-Анджелес, когда услышала, что произошло.

– Великолепно! – воскликнула она. – Всем шампанского, пожалуйста!

Пилот сбросил скорость, вертолет поднялся еще выше. Бледно-голубое море мерцало и блестело под нами. Мы приближались к острову Некер: вот уже показались белый коралловый риф и затем бледная полоска пляжа, свисающие пальмы и заостренная крыша дома Бали, темно-зеленый лес в глубине. Мы сделали в небе круг, и я увидел свою семью и друзей, стоявших на пляже. На большинстве были белые широкополые шляпы. Яркие расцветки рубашек бросались в глаза. Я различил Ванессу и Роберта, Линди и ее мужа Робина, всех детей, Питера и Сэрис, моих друзей и соседей с Милл-энда, Кена и его жену Нэнси, Саймона и его жену Франсуазу. Я помахал им. В середине толпы я увидел Джоан в великолепном белом платье, с Холли и Сэмом, ее сестру Роуз, брата Джона и маму, стоявшую позади. Бабушка стояла с мамой и папой, весело помахивая мне рукой.

Я похлопал пилота по плечу, и он сделал еще круг.

Я взял коробку Milk Tray и зажал ее в зубах. Все было готово. Я низко нагнулся и задержался у открытой двери. Горячий ветер бил в лицо, пляж и серебристо-голубое море завертелись подо мной, как бешеные, когда я взглянул вниз. Мы зависли над плавательным бассейном. Я схватился за край двери и оглянулся на пилота.

– И все это из-за того, что дама любит Milk Tray! – крикнул он.

Я на секунду вынул коробку изо рта.

– И дети тоже! – крикнул я в ответ. Сделал ему знак поднятыми вверх большими пальцами, последний раз взглянул на бассейн, который был прямо подо мной, вылез на стойку и примерился. Это был день нашей с Джоан свадьбы, и я не хотел, чтобы milk tray растаял. Я приготовился к прыжку.